Poor men's judge

Заметьте, годится какое угодно упорядоченное и жестко структурированное общество: хоть проникнувшееся идеалами чучхе, хоть объявленные монархисты. Лишь бы не бессильная и не способная к мобилизации горизонтально-ориентированная сетевая слизь, умеющая лишь трепать языком. Для того, чтобы выползти из грандиозных неприятностей пригодны лишь жесткие, сбалансированные и устойчивые пирамидальные структуры. Все остальные обречены.

В строгом соответствии с теорией систем, перед самонадеянными реформаторами встал выбор. Либо бессильно наблюдать качественное упрощение системы со сбросом ее компонент по матрице развития на несколько ступеней вниз, либо извернуться, и через неминуемую катастрофу выйти на новую ступень развития.

Глава 27.

Глава Черноморской областной Рады гнал машины так, что 'Панамеру' последней модели ощутимо сносило на поворотах. До визга покрышек, до шарахающих от чумного недоумка встречных и стесанного о придорожный столб левого бока лакированного лимузина.

Михайло Нечипорук спешил. Надо было успеть, любой ценой успеть заскочить домой, прихватить паспорта, драгоценности и некоторые милые сердцу мелочи. Приметную машины было ни капельки не жалко. Ее, так или иначе, все одно придется бросать. Слишком уж броская, вызывающе-откровенная в своей роскоши модель.

Шансов договориться не было. Даже у него, с успехом служившим и вторым секретарем обкома партии при коммунистах, и городским головой при демократах. Теперь умение договориться хоть с чертом и готовность прислуживать хоть Богу, хоть Дьяволу были бесполезны. С такими как он, просто не желали разговаривать.

Нет, он конечно же предчувствовал и предполагал... Еще когда в Автономии появилось ополчение и вставший во главе его непонятный хлопец. Но тогда кроме смутного беспокойства, ничего не было. Договариваться было по большому счету, не о чем и не с кем.

Чуть позже тот хлопец стал главой РВСР и Председателем СНК, и говорить стало поздно. Сначала посланные в Москву люди вернулись ни с чем — с ними просто не стали говорить. Потом вышел незаконный, странный и страшный декрет, от которого по спине побежали мурашки размером с хорошую собаку.

Команданте, будь он неладен, заявил, что изменники, предавшие Союз и его Великий Народ — вне закона. Казалось бы, откровенная глупость, юридический нонсенс, бред сумасшедшего, треп, не имеющий силы, но вот ведь.... Оказалось, что люди, живущие в бывших республиках, приняли все очень близко к сердцу. Многое пережив, обыватель многое понял.

Сначала, конечно, в прессе независимых республик появились язвительные комментарии о которых их авторы вскорости горько пожалели. Потому как после того, как повесили картавого меченного урода, нетвердо владеющего русским языком, по Державе покатился Мор. Потом выяснилось, что местечковые власти пожар пытались гасить бензином. Чем больше говорили, чем больше лгали и изворачивались наемные борзописцы, тем больше людей переходило к чисто практическим действиям.

Вне закона — это страшно. Это значит, что любой и каждый человека из проскрипционных списков убить может. И вместо долгого тюремного срока выйдет ему награда и часть имущества обреченного. В российские города словно бы пришли давно забытые времена Суллы со всеми прелестями эпохи проскрипций.

Когда укорачивали на голову зарвавшихся, Нечипорук спинным мозгом понял: пора. Но тут, как на грех, подвернулась возможность неплохо скрасить грядущее прощание с Родиной, и Михайло задержался.

Теперь, заправляя машину в очередной безумный вираж, он вполголоса материл себя за глупую жадность, не позволившую ему, подобно обезьяне из притчи, вынуть глубоко запущенную в кувшин с узким горлом руку.

Утром в открытое по случаю первого весеннего тепла окно, прямо во время планерки, по ушам ударил звук мощной акустики, выставленной в окне ближайшей многоэтажки. Михайло сначала от души обматерил неведомого меломана, а теперь был ему искренне благодарен. Рев динамиков и оскорбительные слова указа московского диктатора привлекли внимание к улице. И в итоге, дали головке администрации несколько лишних мгновений. Как раз достаточных для того, чтобы выехать на параллельную улицу за пару минут до того, как толпа, вихрясь людским водоворотом, начала втягиваться с парадного входа.

Теперь, только теперь, уже переваливший за полтинник Нечипорук понял правоту покойного деда. Тот, еще во времена перестроечного угара брезгливо взял внука за краешек вышиванки и горестно пожаловался куда-то в пространство, что внука по доброте и глупости своей совсем не лупил, а потому непутевого потомка в итоге непременно расстреляют.

Тогда Михайло воспринял дедовы слова как натуральный бред выжившего из ума старого маразматика, которого и слушать-то не стоит. Теперь, когда изменить толком ничего было невозможно, оно до печенок проникся правотой слов, сказанных дедом и поклялся жить по-другому.

Лишь бы увернуться сейчас, думал Нечипорук, подъезжая к дому, и это были его последние мысли. Возглавлявшего проскрипционный список по Черноморскому региону Михайло Нечипорука в упор расстреляли из нескольких стволов прямо перед гостеприимно открытыми электроникой гаражными воротами.

-Володенька, что ж дальше-то будет? — осторожно приобняв мужа, спросила Нина Рябцова.

— Нормально все будет, — хозяин дома попробовал отговориться дежурной мужской фразой.

Владимир Иванович последнее время дома почти не бывал. И хоть место его работы с реющим над ним красным флагом было прекрасно видно прямо из окна гостиной, это только добавляло тревог хозяйке. Особенно, когда вспоминались неубранные, с рваными закопченными дырами стены бывшего страхового общества, стоящие буквально в пяти минутах ходьбы от дома.

Прежняя, относительно спокойная и размеренная гарнизонная жизнь вспоминалась хозяйке чуть ли не с чувством умиления по ушедшим в прошлое милым, спокойным, пасторальным временам. От нынешних чуть не каждодневных вывертов Нину мало что не тошнило, как на американских горках. И было ясно, что мутит не ее одну — спазмы корежат и выкручивают коллективное подсознательное, обрушивая и обращая в пыль, казалось бы, нерушимое.

Буквально на глазах, писаная история становилась набором плохо состряпанных баек для бессмысленных баранов. Но вот принять... Сердце категорически не соглашалось. Это означало ... Это было... Да почти то же самое, как выскочить в зимнюю метельную полночь в одной ночнушке. — Володенька, — еще раз спросила Нина Николаевна, — ты мне все же скажи, сам-то ты во все это веришь?

Владимир Иванович Рябцов покосился на китель, висящий на плечиках прямо на спинке стула. На отливающих золотом погонах со сдержанным достоинством поблескивали звезды генерал-полковника. По три на каждом плече.

— Видишь, Нина? Вроде бы не мираж, правда?

— Не мираж, — согласилась жена. — Но все же, Володя.

— Что?

— Тебе иногда не кажется, что Команданте то ли одержим, то ли неадекватен? Погоди, не отвечай, дай договорить!

Понимаешь, вчера он заявил, что руководство бывших советских республик и стран СЭВ, входивших в Варшавский Договор — вне закона. Что территории этих стран — зона, охваченная мятежом, который будет подавлен, невзирая ни на что.

— Ну, было такое, — спокойно согласился Владимир Иванович. — И что?

— Да откуда силы брать воевать со всеми? — всплеснула руками Нина Ивановна. — Весь свет на нас войной пойдет!

В глазах жены и хозяйки дома отражалась нешуточная тревога. Подумав, что ненаглядная достойна ответа хотя бы за свое долготерпение, Рябцов начал объяснять.

— Знаешь, Нина, таких умных как мы — полстраны. Таких, как Команданте — может быть пара-тройка на всей Земле и есть. Вот тебе и роль личности в истории...

Мы просто не понимаем ни его мотивов, ни его логики. А если потом и думаем, что поняли, то это потому, что он счел нам необходимым пояснить. В части, так сказать, нас касающейся. Он думает по-другому, понимаешь?

— Понимаю.

— Вот и нет! И не надувай губки, милая! Если бы кто из нас понимал, то мог бы так же. Я одно время так же заблуждался.

Потом спросил себя: а вообще, где такое видано, чтобы за считанные месяцы, в условиях натуральной Гражданской, какой-то лейтенант из забытого богом соединения, стал Хозяином Державы? У прежнего на такое годы ушли, и ой как негладко все шло и ох, как погано закончилось. Теперь поняла?

— Уже и соглашаться боюсь, Володенька.

— Это ничего, это нормально. Когда живешь, крутишься, словно белка в колесе, оно не так заметно. А когда, вот как сегодня, к примеру, выходной выпал, сядешь, задумаешься и вдруг понимаешь: Команданте за все время, что я его знаю, не принял ни одного неправильного решения, не сделал ни одного неверного вывода и никого зря не обидел. Мистика какая-то! Потому, с некоторых пор, предпочитаю идти за ним без оглядки. Оно и лучше и проще выходит.

— Может и так, согласилась Нина Николаевна. — Но вот с Событием он точно нагнетает зря!

— Опровергни хотя бы одно из следующих моих утверждений, — хмыкнул Владимир Иванович. — И я с тобой милая... Да хоть по бутикам на все воскресенье!

— Ловлю на слове, — эхом отозвалась ненаглядная.— Излагай!

— Сначала — о матушке Земле. Что там в недрах — спорят 18 теорий. Точных фактов о внутреннем строении как не было, так и нет. Самая глубокая скважина — 12 км на Кольском. Но это — скорее царапинка на арбузе, чем реальный прокол.

Нам сейчас важно одно: шарик наш несбалансирован. Магнитный полюс не совпадает с географическим. Потому аналогии с волчком Томпсона и гайкой Джанибекова к планете вполне применимы.

Разве что, радует, что делать оборот на 180 градусов Земля не будет — дебаланс не настолько велик. Но вместе с тем ясно, что полюса менялись многократно. Возражения?

— Пока нет.

— Тогда продолжим. С клатратами человечество знакомо с конца 18 — начала 19 века. При попытках сжижать влажные газы, физики получали клатраты. Дэви, к примеру, описал в 1811 году клатрат хлора.

— К чему это?

— Сейчас поймешь. Послушай пока. Так вот, клатраты стали бичом газопроводов начала двадцатого века, пока в конце двадцатых годов с ними не научились бороться. Для этой цели их очень хорошо изучили. И оказалось, что кроме вреда, от этих структур может быть и весьма большая польза.

— Какая, если не секрет?

— Это великолепный способ почти безопасной транспортировки газа на большие расстояния при относительно низких давлениях и одновременно — способ получения пресной питьевой воды удивительной частоты. Про возможность создания намного более безопасных стационарных хранилищ и упоминать не стоит.

— А как это все к Событию?

— Да просто. У нас в учебниках географии пишут, что в зонах вечной мерзлоты клатраты 'встречаются'. На самом деле, их наличие и определяет существование такого явления, как мерзлота. В противном случае, существование мерзлоты в умеренных широтах попросту невозможно!

Видишь ли, клатраты — это одна из стадий превращений выделяемых ядром планеты метана и водорода. В районе Поти на дне нашли не метановые, а водородные клатраты. Глубоко, правда... В общем, в море они образуются, понимаешь? При приличных давления, на больших, до 500 метров, глубинах.

— Значит, их наличие на Земле...

— Правильно, след гигантского селя примерно километровой высоты. С того и кормилась великая энергетическая держава.

— Подожди, — забавно смолрщила лоб Нина Николаевна. — Если была гигантская волна, то тогда все породы, которыми сложена тундра на всю глубину мерзлоты должны быть осадочными.

— Так и есть, дорогая, так и есть. Видишь, как интересно получается, стоит лишь за ниточку потянуть? Мы ведь даже давность прошлого События можем установить элементарно просто.

— Во-первых, за Уралом нет лесов старше 250 лет. Ни одного дерева. Но хорошо примороженных мамонтов с травой между зубов выкапывают до сих пор. На Кергелене до сих пор не растаял лед, а среднегодовая там — около плюс семи. Известны температуры Земли на аналогичных глубинах в аналогичных широтах, стало быть, известен средний поток тепла. Теплопроводность пород, составляющих мерзлоту, тоже известна. Посчитать, когда оттает лед и мерзлота станет болотом — задача для второкурсника или продвинутого старшеклассника. Примерно по тем же формулам считают потери тепла домом или задачи по созданию холодильных установок. Понятно?

— Да, пожалуй. Что же получается, несколько сот лет назад...

— Примерно 500-700 лет назад Земля меняла полюса. Свидетельств масса. От 'Хождения за три моря' Афанасия Никитина и карт Пири Рейса, до оговорок Менделеева и Палласа и льдов Кергелена.

— Хорошо. Верю. Только не могу понять, откуда берутся волны.

— Инерция, — вздохнул генерал. — Обыкновенная инерция. Представь: на полюсе линейная скорость равна нулю, на экваторе она будет равна 42000/24=1750 километров в час. Примерно, потому как точного периметра экватора я не помню. Треугольник скоростей получается. Земля крутится быстро, но происходит это давно, потому водичка успевает.

Но если представить, что ось вращения за шесть дней, как в легенде, сместилась градусов на десять-пятнадцать, то треугольник скоростей образуется совсем уже другой.

— И водичка начинает бушевать, поскольку стремится сохранить прежнее направление и скорость движения. Поняла, милый. Но по одной дате нельзя судить о закономерности, так ведь?

— По этому поводу есть куча косвенных свидетельств. Начиная от ориентации древних храмов и заканчивая очень отчетливыми маркерами в поведении наших заклятых друзей, которым известно больше...

— Значит вскорости повторится?

-Ну да. Причем, фокус в том, что будем мы в относительной безопасности , хоть времена настанут и тяжелые. Вот тебе и ключик к странностям и несообразностям последнего времени. От строительства бесполезных в бою авианосцев и прекращения производства танков в США до Мальвинского конфликта и интенсивного, но тихого влезания Израиля на север Аргентины. Да много чего с легкостью объясняется, если принять, что Событие — вероятная и скорая реальность.

— И что делать?

— Виктор говорит, настала пора открыть одну старую и пыльную шкатулочку... ящик, можно сказать.

Примерно в то же время в Южном Бутово.

-Постойте! — из припаркованной на стоянке машины неловко выбрался полный мужчина.

Старик, неспешно, возвращающийся с велосипедной прогулки, недоверчиво посмотрел на одышливого толстяка, спешащего к нему, спрыгнул с седла, и взял собаку на поводок. Покороче, чтобы не дать повода для жалоб.

Губы спортсмена и трудоголика искривила почти незаметная гримаса презрения к странному типу, пренебрегающему собственным здоровьем.

— Ох, — вместо приветствия выдохнул толстяк. И тут же поправился:

— Здравствуйте, Юрий Алексеевич.

Резец и клык слева во рту толстяка попросту отсутствовали.

— Добрый день, — сухо произнес старик, показав идеально белые импланты.

— Спешу обрадовать — вас ждут. И не смотрите так укоризненно! Полнота — это последствия. Долго лежал, а кушать надо было, иначе восстановиться проблематично.