Poor men's judge

— Тогда как Вы предлагаете решить проблему преступности?

— У нас закончилось отведенное для интервью время, извините, побеседуем как-нибудь потом, — Вояр с сожалением посмотрел на часы.

Колонка обозревателя, популярнейшая газета " The Observer":

Если кто-то себе представляет насильственную смену власти, как чудовищное кровавое безобразие в стиле хоррор, то он ошибается. Хорошей иллюстрацией к моим словам может послужить очередной переворот в России.

Мы увидели, что по-настоящему профессионально подготовленный захват власти произошел быстро, практически бескровно и в общем-то незаметно для обывателя. Или скорее, неожиданно. Люди легли спать в одной стране, а проснулись уже в совсем другой.

Примерно так, кстати, случилось в перестройку. Разве что, процесс был сильно растянут по времени. Сверху прошумело, как-то вдруг поменялись мелькающие на экране лица, и все вновь успокоилось.

Вопить о том, как их, несчастных, обманули, граждане начали намного позже. Как раз тогда, когда было уже поздно.

Правда, для этого понадобилось, чтобы перестройка плавно мутировала в перестрелку, бодрые ребята разобрали родной завод на металл и щебенку, а остатки сбережений сгорели синим пламенем в топке далеких от гуманности реформ. А до того молчаливое большинство тихо спало под убаюкивающее бормотание голубых экранов.

Страшные башни противобаллистической защиты, дважды в сутки вгоняющие население в состояние религиозного экстаза — всего лишь слегка преувеличенное описание воздействия на нашу психику обыкновенного телевидения. Стругацкие ничего не придумывали — у них перед глазами было несколько великих Империй с их не знающими устали пропагандистскими машинами и отчеты о синдроме отмены боевых стимуляторов, случившемся в вышедших из войны Державах практически одновременно. Если к этому добавить слегка гиперболизированное описание платоновской пещеры теней, то получится в самый раз.

На сей раз самое мощное оружие подавления неожиданно вывернулось из рук кукловодов. При этом, рецепт остался старым: инвазия в культурное ядро и немного насилия. Как и следовало ожидать, золото, омытое человеческой кровью, победила честная сталь, омытая в крови врагов, и вовремя сказанные слова.

Российские граждане с удовольствием участвовали в практически бразильском по накалу страстей сериале , в котором власть у всех на глазах лишали даже видимости легитимности. Последняя скрипела зубами, но ничего поделать не могла, поскольку неожиданно оказалось, что расплачиваться за обвальное понижение уровня жизни народа и ограбление страны все-таки придется, что бы им там не обещали зарубежные кураторы.

Надо отдать должное новой власти: крови действительно пролилось немного. Намного меньше, чем ее лилось в перестройку. Адресные зачистки, несколько исповедей младореформаторов в прямом эфире, и власть как перезрелый плод с ветки, упала в руки новой команды.

Провокация, связанная с попыткой передачи оружия массового уничтожения в руки боевиков, всего лишь ускорила неизбежное.

Теперь мы наблюдаем своего рода Реставрацию. Организованную дотоле неизвестными людьми, нигде и никогда не декларировавшими своих целей. Потому, хотелось бы знать, каким будет возрожденный СССР и с какими угрозами столкнется свободный мир?

Ответов пока нет. Известно лишь одно: в одну и ту же воду немыслимо войти дважды.

Глава 24

Привычка перемещаться по охваченной войной на уничтожение территории в обыкновенном, не бронированном транспорте, казалась сподвижникам опасным чудачеством, против которого они активно возражали. Так было ровно до того момента, когда по дороге в Ставку, Виктор приказал остановить колонну посередь голого поля. Машины, следуя Уставу и Наставлениям, загнали за лесополосу, личный состав занял места согласно расчету сил и средств.

— За поворотом, километрах в трех — засада, — услышал донельзя удивленный начальник охраны, подойдя с рапортом.

Тут же последовало распоряжение связаться со штабом, и уточнить, что командующему срочно требуется вертолет огневой поддержки. По счастью, в трех минутах лета от нужной точки нашлось целое вертолетное звено... Потому очень скоро замершая вдоль дороги колонна напряженно вслушивалась в слегка смягченные расстоянием звуки штурмовки. Судя по тому, с каким азартом расходовали боезапас 'Крокодилы', они сумели найти, в кого пострелять.

Начало движения колонны без сюрпризов не обошлось. Неожиданно один из бойцов охраны, не пожелав занять свое место, бросился бежать через напоенную влагой пашню.

— Задержать, товарищ командующий, или...? — спросил начальник охраны майор Халеев. Виктор недоуменно пожал плечами. Мол, побегай, майор, если желаешь, но вообще, и так ведь все ясно. Или не дошло еще?

Майор все понимал и до того, как прозвучал вопрос. Потому, буквально через несколько секунд, БТР сопровождения хищно, будто приглядываясь, повел башней и дал короткую очередь. Фигурка, бежавшая по грязи, взорвалась розовым туманом, колона тронулась в путь.

Чуть позже, проезжая мимо вскрытых беспощадным небесным огнем позиций и чадящей смрадом горелой резины техники, механик-водитель БРДМ головного дозора недоуменно поинтересовался, забыв, что слова его слышны всей колонне:

— Ну, вот откуда он мог знать?!

О том же самом задумывались многие, но ответа не получил ни молоденький солдат, ни люди пожившие значительно дольше. Кто-то решил, что начальству, собственно говоря, по должности положено знать больше, и успокоился. Кто-то не успокоился, но результат был ровно тот же самый. В копилку людской памяти легла еще одна загадка, только и всего.

Мы вообще, в массе своей, ленивы и нелюбопытны. И по большей части, предпочитаем обходиться кем-то заранее приготовленными разъяснениями. В противном случае — никогда, ни при каких обстоятельствах не смогли бы существовать ни господствующие идеологии, ни основные мировые религии. Разница между сумасшедшим, верящим в летающие тарелки или Макаронного Монстра, свидетелем Иеговы и приверженцем какого-нибудь 'изма' — исчезающее мала.

Воззрения несчастных могут отличаться в своей направленности, однако, одно неизменно: их носители стараются не давать себе труда видеть и думать, предпочитая всей на свете мудрости привычные толкования. Вот и получается, что типичный обыватель сродни слепцу с картин Брейгеля, идущему по жизни, держась точно за такого же слепца. Как вы думаете, куда ведет такая дорога?

Единственное, что спасает некоторых из нас — любопытство. То самое, погубившее кота любопытство, которое и позволяет роду человеческому успешно приспосабливаться к изменяющейся среде обитания. На сей раз оно пряталось в уголках глаз ближайших соратников и помощников, топорщило усы глубоко задумавшегося начальника охраны, вспыхивало шепотками в подразделениях.

Первым решился задать вопрос генерал-лейтенант Рохин. Вечером, после очередного совещания, он с видимой неловкостью произнес:

-Имею личный вопрос, товарищ Вояр. Разрешите?

— Да сколько угодно, Лев Яковлевич.

— Ваши предвидения — как такое вообще может быть?

— Просто. Сначала почувствовал беспокойство, потом, когда подъехали ближе, увидел, что кто-то птиц распугал. Вы же карту помните, там дорога петлю делает, так что, по прямой намного ближе. Вот и увидел. Ничего сложного.

— Может и ничего. Но я воевал больше твоего, а ничего не почувствовал.

— Наверное, Лев Яковлевич, над вами в детства за высказанные вслух предчувствия однажды посмеялись.

— Почему однажды? Не раз и не два было.

— Да и потом, думаю, нашлось бы кому по нервам проехаться. Как вы себе представляете курсанта, сообщающего курсовому офицеру о своем смутном беспокойстве? Типа, за рядовым Сеидовым надо особо глядеть, пока его во время ПХД между двумя прицепами не зажало.

— Даже не смешно, Виктор.

— То-то и оно, что грустно. Для людей рискованных профессий интуиция бывает поважнее расчета, но учить пользоваться ей — ни боже мой! Лучше уж потери и катастрофы. А ведь заметьте, относительно вещих частей тела народ много чего говорит. И не зря, кстати.

— Понятное дело, — с горечью согласился генерал. — Научишь какого орелика на свою голову, и что дальше? Вдруг он власти врагом станет? Как потом на него засаду организовать? Человечка своего тихонько подвести?

Генерал говорил первые пришедшие в голову слова. На самом деле, его, как ту кошку, буквально раздирало любопытство.

— Если это действительно возможно, — мысль, словно предупредительный сигнал перед десантированием, была буквально подсвечена красным — это же...

Даже изощренная генеральская фантазия с этого места начинала пробуксовывать. Возможностей было настолько много, что голова действительно шла кругом.

Военное дело, в конце-то концов — всего лишь умение оказаться сильнее на некоторое время, в данном конкретном месте. После чего, за счет временного перекоса баланса сил устроить резню. Все существующие труды на тему вооруженного противостояния лишь рассматривают способы использования чужого незнания.

Появление человека, силою своего предвидения способного видеть баланс сил не просто многое меняло. Слова Виктора о том, что такое доступно любому, заставили генерала бороться с мгновенным приступом дурноты и чувства бессилия. У Льва Яковлевича действительно было слишком хорошее воображение, достойное автора авантюрных романов из первой десятки.

— Пусть не каждому дано, — скворчонком стучало в висках. — Возможно, Виктор меряет других по себе, талантливые люди таким грешат, но если даже один из сотни, все известные учебники по оперативному искусству можно выкидывать. Да и по тактике, пожалуй, тоже.

Вероятно, в этом момент взгляд Рохина стал настолько красноречив, что Вояр, слегка улыбнувшись уголками рта, предложил:

— А давайте поговорим вечером, Лев Яковлевич. Разгребемся слегка, и сядем у огня с чем-нибудь крепеньким. Как вам такое?

— Да неплохо бы.

Разговор состоялся лишь через пару дней. Горел камин, уютно тлели рубиновые угли, бокалы были полны, заботы притаились где-то в углах, и беспокоить не смели.

— Мне везло, понимаете, Лев Яковлевич? Сначала — когда отец научил меня строить дворцы памяти. Теперь я таскаю с собой содержимое нескольких библиотек, которое помню дословно. И еще: может быть, вы не замечали...

-Замечал. Каждого ополченца Вы можете назвать по имени-отчеству и спросить о здоровье родителей, которых тоже помните, как зовут.Ради интереса люди подсчитали: вы помните по имени около сорока тысяч человек. Даже завидую, если честно, — тщательно подбирая слова, ответил генерал. — Вот только понять никогда не мог, зачем это Вам? Ведь есть справочники, списки, секретари, Сеть, в конце-то концов! Хотя людям, да, приятно, с этим не поспоришь.

— Человек способен анализировать лишь то, что удерживает в памяти. Для анализа информации, ей требуется свободно оперировать. Проще говоря, в окружающем мире для тебя существует лишь то, о чем ты помнишь. Как там говорил один корсиканец относительно интуиции?

— Быстро сделанный расчет.

— Так и есть. Смысл в том, что необходимые для расчета факты и цифры должны быть в памяти до его начала. Беспамятных легко убеждать и переубеждать многократно. Ну, вот вам пример: Николай 2. Сначала все были уверены, что он — 'кровавый', потом переобулись и сочли, что это святой и мученик, теперь существует мнение, что Коля был обыкновенным ничтожеством. Три кардинальных смены облика менее чем за век! Ну, где еще такое возможно?! Только у нас, в стране Иванов, родства не помнящих.

— С памятью понятно. Но ведь это не все?

— Конечно не все. Еще раз мне повезло, — продолжил Вояр, — когда случилось знакомство с художником, рисовавшим портреты на углу Карла Маркса. До этого я недели полторы-две стоял у него за плечом, молчал и смотрел. Уж больно это было похоже на волшебство, когда после нескольких штрихов карандашом или пастелью на листе белой бумаги возникало человеческое лицо, зачастую, более выразительное, чем его носитель. Художников на пятачке собиралось много, но Николай Иванович был единственным, кто мог нарисовать портрет за пару минут. Хоть по памяти. Он научил меня, что рисунок — всего лишь ремесло, требующее хорошо развитых зрительных зон мозга и отработанной до автоматизма мелкой моторики. С тех пор, я знаю, как выделить в зрительном образе главное.

— Воронье, недовольно кружащее над посадкой, — вспомнил генерал. — Теперь-то понятно, что к чему, о таком и в книгах пишут, но тогда, в поле, да еще без оптики, это были всего лишь черные точки. Рябь на пределе зрительного восприятия.

— Следующим подарком судьбы для меня стал тренер из дворца культуры имени Карла Маркса, Владимир Яковлевич, — продолжил Виктор. — Старик-фехтовальщик по-человечески отнесся к бредившему мушкетерами мальчишке. Он учил меня, как двигаться между мгновений и как, выбирая между красотой и эффективностью, выбрать эффективность. Мастером я не стал, но зато изучил штыковой бой. Тренер когда-то был чемпионом МВО по этому виду спорта, и показал многое... Он и посейчас жив, мы переписываемся...

— Показал многое, — повторил внутри себя Лев Яковлевич, и внутри вновь возникло ощущение сладкой жути — Скромничает командир. Даже в записи, штыковая атака, на острие которой шел лейтенант Вояр, производит сильное впечатление. Непривычные, так и вовсе, с последней трапезой расставались. Выходит, учили его... Да нет. Не то. О чем я? Не так надо думать! Тот тренер любому из своих учеников это знание готов был передать. Получается, вопрос в том, кто взял. Тогда, в чем везение?

— В очередной раз мне повезло в сквере, когда пожилой пенсионер, увидев, что я читаю книгу из серии 'жизнь замечательных людей', посоветовал всегда думать о том, что же на самом деле хотел сказать автор, где он соврал правдоподобно, а где — так чтоб сразу видно было.

— И что из этого вышло?

— Мне в очередной раз удалось найти грамотных и увлеченных людей, готовых поделиться своим знанием. Умение распознавать ложь предполагает знакомство с некоторыми разделами анатомии и физиологии. Все остальное прикладывается к этой базе. Так вот, мне опять повезло: все, что надо было знать, мне преподали буквально за год. Большую часть рассказали в мединституте, недостающее добавили университетские физиологи. Вы спрашиваете, что из этого вышло? Вспомните хотя бы порученца Воронова, лейтенанта Красновского.

Рохин помнил. Именно Красновский примотал под его разъездной УАЗ гранату и пару двухсотграммовых шашек. Сделано было простенько, но со вкусом: чеку вытаскивал вращающийся кардан в самом начале движения автомобиля, так что и на стоянке перед штабом могло кого-нибудь зацепить.

— Вам снова повезло?

— Нет, — очень серьезно ответил Виктор. — Повезло как раз вам, Лев Яковлевич. Обычная охрана просто не распознала бы знакомого мне с детства виновато-любопытного выражения на лице Красновского. Точно так же выглядели лица ребят с нашего двора за несколько минут перед тем, как случалась какая-нибудь особо лихая шкода. Сразу стало понятно, что субъекта срочно надо вязать и расспрашивать, потому как у взрослых шкоды частенько бывают на редкость злодейскими. Что было потом, вы помните.