После победы

Фродо аж зажмурился.

-И... всё было хорошо?

— Да. Это была не просто музыка. То есть — не звуками... там не было воздуха, нечему звучать обычно. Это была жизнь Эа, ее голоса. Я слышал и чувствовал — это голоса далеких звезд, я слышу шум их рождения, и отголоски гибнущих звезд, и чувствую, как звенит ветер, долетающий с бесконечных просторов. Не знаю, сколько времени это было, там были и другие такие, как я... но я слушал звезды, это было главное. А потом я услышал другую музыку — рядом, совсем непохожую ни на что другое. Потянулся туда — и увидел... — Эгленн замолчал.

-Надо же, — Фродо был заворожён и очарован. — А... ты говорил, что Мелькор тебя создал.

— Тело — да. Телесную оболочку, первую. А душу... Не знаю. Мне кажется, я был всегда, только когда-то давно — может, я сам был этими звездами, их жизнью...

-А... — Фродо запнулся. — Но ведь сейчас ты воплотился сам. А откуда же тогда... ну, почему же ты так к нему привязан?

— Не знаю, — Эгленн развел руками. — А почему вот ты привязан к Сэму, а он — к тебе?

Фродо пожал плечами, улыбнулся.

-А расскажи, как ты с ним встретился...

...Что такое ночь?

Это было не только словом. Скорее — сгустком ощущений, который можно было облечь так же и в форму звуков. В памяти оно отображалось, как нечто темное, просторное, бездонное, и в его глубине мерцали искры. Их было много, все — разного цвета, некоторые — живые, другие — ледяные и острые, как кристаллы, одни близко, другие — бесконечно далеко. Там был ветер, и чувство опасности, и бег по земле — вязкой, и скользкой, иногда — влажной, иногда — сухой, как пыль, иногда — холодной настолько, что обжигала ноги. Это было неправильно: как это — обжигать холодом? земля не может обжигать. Земля покрыта ковром изумрудной травы, или блестящим слоем песка, или камнем. Много-много всего, что совсем уж никак не передавалось словами.

Неправильная память. Наваждение.

И самое главное — там было время. Время должно было течь, как вода, и это тоже было несуразно, несоразмерно. Здесь вообще не задумывались над такими вещами. Артано помнил, как удивились другие майар, когда он рискнул поделиться своими соображениями. Как может течь то, чего нельзя потрогать? Что не обладает ни плотью, ни весом, ни длиной, ни размером? Это безумие. Ты создан для того, чтобы исполнять, не для того, чтобы мыслить. Отринь наваждение, и оно перестанет мучить тебя.

Здешнее время — стояло. Всегда свет, всегда тепло, всегда пышные зеленые травы в ярких цветах, всегда светлое-золотое небо. Так правильно, именно так и должно быть. Каким же еще быть миру? Мир создан Эру, всеблагим, всемогущим, великим. Он даровал небытию жизнь, и сделал так, дабы всё было на своих местах, дабы все существа, которых он пробудил, были счастливы на единственно правильном месте. Желать иного — запретно. За пределами Светлых Земель лежит Тьма, хаос, в котором нет жизни. Эру желает своим творениям счастья, и потому мир таков, какой есть. Единственный смысл бытия — прославлять мудрость Создателя, воздвигшего землю, и небо, и горную твердь, и волны морские... хотя моря Артано ни разу не видел, но знал, что оно создано лишь для того, чтобы оградить блаженную землю от мрака. Здесь, в Валиноре — покой и порядок.

Но если все именно так — почему же так хочется неправильности?

Мучительное чувство, рвущее изнутри. Иногда хотелось кричать, потому что казалось, что так будет легче. Может быть, тогда разобьется хрустальный купол небес, разлетится осколками, а за ним будет... что?.. Обещанный хаос?

Эти чувства причиняли боль, но Артано ни за что не отказался бы от них. Можно было притвориться, что ты такой, как другие. Исполнять повеления Великого Ваятеля. Инструмент не должен думать. Его ценность в том, чтобы подчиняться. Майар — инструменты, оживленные волей хозяина. Смысл существования инструмента в том, чтобы как можно лучше исполнять волю. Пойми это, и лишь тогда обретешь счастье.

Он пытался исполнять волю Ауле... Искренне. Но стоило забыться — руки творили свое. Иное. Неверное. Он до сих пор не знал, видел ли Ауле, удалось ли скрыть, спрятать — странные предметы. Острую полосу светлого металла, на рукояти которой плясали длинные, небывалые живые существа; Артано знал, что зовутся они — змеи, а полоса зовется — кинжал, и нужна она для того, чтобы защищаться... но откуда пришло это знание — никто не мог бы сказать. Бесполезные вещи, медальоны из переплетенных змеек, из небывалых трав и мелких цветов — можно было бы приспособить на одежду, как украшение, но кто носит украшения, сделанные вот так? Украшают — яркими большими камнями, золотом, а не черным и тусклым металлом, который почему-то кажется красивым...

Возможность покинуть чертоги Великого Ваятеля выдавалась очень редко: тот как будто чувствовал (а может, это так и было), что странного майа не стоит отпускать из виду. Может, Ваятель боялся гнева Короля Мира? Может, были какие-то еще причины? Этого Артано не знал. Но когда появлялась возможность уйти — он шел в единственное место во всем Валиноре, которое напоминало ему о той, неправильной жизни.

Майар Ваятеля нечего делать здесь, на берегу вечно темного озера в садах Ирмо. Его воды так глубоки, что отражают, кажется, ту самую загадочную и бездонную ночь, о которой Артано не помнил почти ничего, кроме имени. Одиночество и полумрак, и черная водная гладь, в которую можно глядеться, как в зеркало, и пытаться уловить в его глубине чьи-то тени...

Что-то коснулось его души — мягко, светло... спокойно. Что-то... или кто-то?

"Ты ищешь покоя, — тихо сказали тени. — Ищешь — и боишься его, потому что покой вокруг тебя, и впустить его в себя ты не хочешь."

Майа вздрогнул и поспешно отвел взгляд от черной воды.

"А ты? Ты впустил его в себя? Ирмо?.."

Зеленоватый сумрак сгустился, ярче стали тени, по поверхности воды пробежалась едва заметная рябь. Рядом сложилась из серебристого тумана стройная фигура.

"Мой непокой — это грёзы. И будущее."

"Ты знаешь будущее? — Артано удивился по-настоящему. — Но ведь оно же еще не настало!"

"Будущее знают все, кто творил Великую Музыку."

"Тогда, может, ты знаешь, что я пытаюсь увидеть? Что такое ночь, Ирмо? Это похоже на твое озеро?.. "

Ветер взволнованно колыхнул поверхность воды. Ветер... откуда он здесь? Ведь везде же тишина... Ветер, и беспокойство, тревога, пронизавшая на миг сам воздух.

"А что ты ещё помнишь? Или... даже не "что"..."

"Я показывал Ауле... он сказал, что это хаос проник в мою душу и породил там безумные видения. Он велел мне идти к тебе, чтобы ты стер их. Он говорит — тогда я перестану вспоминать о том, чего не было. И что если все это останется, я сойду с ума насовсем... И исчезну."

"Вот как... — медленно проговорил серебристый туман. — Что ж, он полагает себя более знающим о том, что будет с твоей душой, чем я? Тогда пусть он действует сам. Раз знает."

"Ты не ответил, — помолчав, напомнил Артано. — Что такое ночь... и еще... я вижу небо — другим. Совсем разным. Одновременно всяким. То черным, то ярко-голубым. То серым, и в нем крутятся вихри... То белым, и все вокруг в блестящих белых искрах. А иногда оно темно-синее, и в нем какие-то плети из огня. И по небу ходит золотой шар. Что это, Ирмо? Я, наверное, и правда обезумел: как можно одно и то же видеть таким разным..."

"Что это... Это небо. Небо — не здесь. Но откуда ты можешь это помнить? Какое странное послание..."

"Не здесь — а где? Ведь кроме этой земли, больше нет ничего на свете! Так говорят все, и Король Мира тоже. Эру Единый создал твердь, дабы победить хаос."

"В Смертных Землях."

"В смертных? Как это — в смертных? Что это означает? Никогда такого не слышал..."

"Ищи. Ты — знаешь. Или нет... я должен увидеть. Увидеть то, что видится тебе. Это послание."

"От кого? От Эру? Мне казалось: наверху все черное, и много-много крохотных огней, как будто песчинки из света, и кто-то смотрит на меня, смотрит, смотрит... А потом все заливается светом."

"Как странно... Нет. Послание от Врага. Тебе говорили о Враге?"

"Я слышал пару раз... Он властвует хаосом. Он хочет превратить в хаос все, что создано Эру, потому что завидует Эру, и вам, его детям. Он там, во тьме за морями, и кто попадает туда — навеки в его власти, и обречен на вечные мучения... — глаза Артано расширились, — но причем тут я?!"

"Ты ни при чём, и душа твоя чиста, не бойся, Артано, — печально шелестнула тишина. — Скажи мне... все ли это видения, быть может, что-то есть ещё?"

Майа вздохнул. Ему становилось легче, когда он смотрел в темную гладь озера, а теперь он боялся — боялся, что Ирмо проникнет к нему в душу, коснется... и все рассыплется в прах.

"Я ни причем.... Что же, значит, по ту сторону моря — не только бесформенный хаос? Но если небо там... такое, как я вижу... это же красиво! Или мне лишь кажется, что это красиво? Так уже было: я смотрю на черный металл, и мне кажется — хорошо... а то, чем все восхищаются, кажется грубым и вычурным."

"А ты не пытался смотреть их глазами? понять — почему красиво? Только — так, как ты?"

"Пытался... иначе я не смог бы делать то, что велит Великий Ваятель. Я понимаю: совершенство форм, законченность линий. Но мне хочется делать иначе. Вернее — хочется творить самому, не исполнить как можно лучше приказ, а придумать свое. Я делал... Прятал. Я чувствую, что Ваятель следит за мной. Ждет от меня чего-то такого... неправильного. И боится его."

"Тяжело... — вздохнула тишина. — И будет — ещё тяжелее. Я не стану лишать тебя твоей души. Прости. Послание... я понял. А Ваятелю ты скажешь: пусть не пытается менять то, что не он сотворил."

Артано прикрыл глаза... и снова резко взглянул в призрачное лицо Ирмо.

"Ты обо мне? Это я — то, что не он сотворил? А как же..."

"Помнишь ли ты что-то ещё? — настойчиво спросил серебристый голос. — Что-то — или... кого-то?"

Артано не сразу ответил, даже мысленно. Боялся.

"А ты... Ты никому не расскажешь об этом?" — спросил он с опаской.

Тишина вздохнула.

"Ты боишься... Боишься и меня тоже. Есть ли хоть кто-то, кого ты не опасаешься?"

Артано помолчал. Едва слышно, одним вздохом мысли, признался:

"Нет. Здесь все — чужое. Как будто нечем дышать. Я как будто потерял половину себя самого. Как будто нет той опоры, что привела меня в мир... Говорят — меня создал Ауле. Нас с братом. А я знаю, что это не так. Я помню — черноту, бесконечную, безбрежную, бездонную, и в ней — поющие сферы... и был голос, он пел так красиво, и сильно, по-настоящему, не как поют майар Короля Мира. Эта песня была речью, как мы говорим с тобою, но вместе с тем — музыкой... В ней не было сладости, зато была жизнь... Я слушал ее, долго. Хотел понять, о чем это. Мне теперь кажется, что мои видения — это отголоски этой песни. Я хотел петь вместе с этим голосом, и, кажется, даже пел... и мир танцевал вокруг... а потом понял, что вокруг меня все изменилось. Надо мной был взгляд. Как те звезды. Это, наверное, был он, тот, кто пел. Но это было — как вспышка. У него другое лицо. Не как у вас. А потом все исчезло... "

Ирмо кивнул — как будто понимал, о чём речь, и узнавал сейчас о том, о чём догадывался, но не знал точно...

"Ты не безумен. Ты жертва всех наших... всего, что происходит здесь. Ты ни в чём не виноват..."

"Но что это? Это все и в самом деле было? По ту сторону моря — не хаос? Но тогда — зачем... Зачем неправда? Почему я ничего не помню, если должен?"

"Это не неправда. И там — хаос. Вспомни: иные хвалят то, что кажется тебе некрасивым... так и тут. Для нас это — хаос."

"И Враг... он тоже _кажется_ вам врагом?" — Артано впервые усмехнулся.

"Суди сам. Вспомни Столпы Света. Разве разрушение может быть — добром?"

"Не знаю. А он сам вам говорил, зачем это сделал?"

"Он не говорил с нами. Он напал внезапно и ударил, и Арда погрузилась во мрак. Сначала он был просто мятежником, но тогда уже повёл себя как враг..."

Показалось ли, или в голосе и вправду было сожаление...

"И это он... — Артано запнулся, потому что произнести было страшно. — Это он создал меня. И потому я вижу все его глазами... Верно?"

"Я не знаю этого наверняка, — признался Ирмо. — Я могу лишь предполагать. Слишком ты не похож на... остальных. Наверняка знает только Ваятель."

"Я спрошу у него. Лучше знать наверняка, чем все время изводиться. Спасибо тебе, Владыка Грез", — Артано поднялся — и поклонился призрачной фигуре.

"Не за что, — печально отозвался Ирмо. — Боюсь, я только прибавил тебе непокоя."

Артано уже шел прочь. Обычно ему не хотелось покидать этот уголок садов Ирмо, но сейчас все в душе кипело в ожидании ответа. Что он станет делать, если предположение подтвердится... если он и вправду — сотворенный Врага... об этом Артано сейчас не думал.

...Великий Ваятель словно и не отлучался никуда из своей кузни. Золотисто-багряные своды, пышущие жаром, огнем, все привычное, такое, как всегда. Фигуры майар, каждый занят делом...

— Великий Ваятель! — Артано позвал вслух, и сам удивился, как резко прозвучал его голос.

Ауле появился не сразу — был занят. На голос Артано обернулись другие, пролетела волна недовольства: как он смеет разговаривать таким тоном?!

"Прости, что отвлек тебя, — запал немного схлынул, Артано стало неловко, что он помешал Ваятелю. — Я был у Владыки Грез... как ты и велел мне."

"Хорошо, — медленно проговорил Ауле. — Что же, дал ли он тебе то, о чём я просил?"

"Он велел передать тебе. "Пусть не пытается менять то, что не он сотворил"."

Первым движением Ауле было — обернуться: не слышал ли кто, не заметил ли...

"Нет на свете иной власти, нежели воля Единого, — голос его взлетел. — И волею Единого было даровать тебя — мне! и волею Единого майар — народ Валар! и ежели тревога, непокой проникают в блаженный Аман — это противно Его воле, и следует это искоренить! Отказываясь это делать, он нарушает волю Единого!"

Первым порывом Артано было отступить — он не ожидал такого всплеска. И впервые ясно понял: Великий Ваятель боится. Но чего?.. Ведь они же сами постоянно говорят, что Эру милосерден...

"Даровать... Он сказал — только ты знаешь правду. Так это действительно так? Я — не твой сотворенный?"

"Ты... — Ауле поднял руку ко лбу, да так и замер. — Он сказал тебе это, увидев твои видения?"

"Он сказал, что это знаешь только ты. Я — сотворенный Врага? Ведь так? — Артано сделал шаг вперед. — Ты боишься правды, Ваятель?"

Ауле покачал головой, словно отгоняя жуткое видение.

"Ты — мой майа. Волею создателя, волею Единого. Это так, и никак иначе."

"Тогда что это значит — "даровать тебя — мне"? Что же Эру, подарил то, что у тебя и без того было?"

"И было сказано Эру Единый: ныне повелеваю Я вам сотворить себе помощников, инструменты ваши, народ ваш. И стало так."

"Я не инструмент. И в этом все дело... У инструмента не может быть своей воли. Своих желаний и мыслей. Своего желания творить."

"Спроси у своих братьев — есть ли у них желание творить. И если они скажут, что нет..."