— Не радуйтесь раньше времени, — бросил Клин. — Туда, где не преуспела сотня, могут послать тысячу. Где провалились десять магов, преуспеют пятьдесят. Или сто.

Черты Иглы отвердели.

— Вот тогда они точно получат массовое убийство, — сказала она.

Некоторое время все трое молчали.

— Давно хотел спросить, — оживился Стилет. — Вот мы едем, едем, едем... пятый день в пути, скоро проедем границу королевства... ещё одна причина для преследователей повернуть назад... а что дальше? Или, если угодно, куда потом?

Ответ Иглы уложился в три слова:

— Союз Стражей Сумерек.

— А-а... да, это вариант.

— Нельзя ли подробнее? — нахмурился Клин.

— Отчего же нельзя? Можно. Видишь ли, — начал Стилет, — север нейтрален. И безвластен. Там, правда, есть несколько независимых ленов, или, вернее, пародий на таковые. Бывшие имперские земли до сих пор не связаны с высшим сословием, так что мелкие "бароны", "графы" и прочие "лорды" в тех местах лишены родовой защиты. Их власть основана не на праве и традиции, а на голой силе. Организованные бандиты, да и только. Любой из них подчиняется командорам Стражей Сумерек и может считать себя независимым лишь до тех пор, пока не нарушает законов Союза. А перед этими законами мы чисты, аки детская слеза.

— То есть, добравшись до северных земель, можно спать спокойно?

— Да. Достаточно договориться с любым из командоров Союза, и можно спокойно жить на подконтрольной ему территории. А землицы в ведении у каждого из них много! По полтора-два Острасских королевства по меньшей мере.

— Поправка, — сказала Игла. — Я не собираюсь строить конкретных планов, пока мы не доберёмся до Шинтордана... более известного как Белая Крепость.

— Почему?

— Потому, что любой, приехавший туда, независимо от расы, происхождения, количества совершённых преступлений и прочих жизненных обстоятельств, получает право убежища сроком на три дня. И ещё, — добавила она, — потому, что там у меня есть кое-какие... связи.

На это заявление Стилет не отреагировал. Но подумал, что милейшая Игла что-то темнит. Ощущалось на её лице и в её голосе что-то этакое. Тень сомнения, эхо тревоги. Или то была просто усталость? Наложение заклятий на зомби далось обоим некромантам не так легко, как мог бы подумать, глядя со стороны, Клин.

А потом, почему бы провинциальному некроманту и в самом деле не иметь знакомств и связей за десятки переходов от дома? Конечно, Эйрас вдвое моложе, но и за неполные тридцать лет можно было попутешествовать вдосталь. Бывала ли она на севере? Хм. Почему бы нет? Об этом раньше просто не заходило речи. Ведь и сам он не особенно откровенничал насчёт того, где он был и чем дышал, прежде чем угодил в Душегубку.

"Трое случайных спутников... и все мы предпочитаем молчать. Потому что врать не хотим, а быть откровенными не научились..."

— Послушай, зачем ты стала так жить?.. Ты же всё умеешь делать, как настоящая женщина. ("Я и есть настоящая женщина, балда!")

Н. Резанова "Золотая голова"

Не подумайте, что я бросила свой исток первого порядка, то бишь родное тело, на произвол судьбы. Я бы заботилась о нём уже из простой сентиментальности, потому, что к нему привыкла. Засыпая и во сне приходя в обсервационную замка, я находила на карте Острасского королевства медленно ползущую светящуюся точку. Потом приближала её, рассматривая с необычного ракурса обычные пейзажи, через и мимо которых Рессар с безымянным возницей транспортировали мои косточки. И лишь после этой проверки принималась за другие дела.

Однажды я подоспела как раз к моменту, когда проезд перед дровнями перегородили пятеро местных бандюганов, требующих отступного за "проезд по их дороге". Прежде, чем Рессар вмешался и порубил их в мелкий фарш, я быстренько вернулась в исток и медленно воспарила за спиной у возницы, старательно разжигая пламя магии в глазах. Бандюганы драпанули с подвываниями, оставив после себя дурной запах и брошенное дубьё. Но самое забавное, что возница так и не понял, с какого бодуна они повели себя так странно. Когда он догадался обернуться, мой исток уже снова тихо-мирно лежал в прежней позе на прежнем месте. Рессар-то всё понял, у него шея вертелась гораздо быстрее. И его моё появление приободрило.

К сожалению, сделать намного больше я не могла. Находясь во сне-погружении, я оставляю тело — оба своих тела — в глубоком трансе. Но из погружения я могу контролировать, что там творится вокруг моих истоков, и возвращаться в тело, едущее в Шинтордан, до того, как Клин или (особенно) Стилет заметят неладное. А вот объединяя поток и исток — любой из истоков — я лишаюсь возможности чувствовать происходящее около второго истока. Фундаментальное, неустранимое неудобство.

Временами я смотрела из замка на Остру. Впрочем, это дело мне быстро приедалось. Чтобы заметить что-то действительно важное, а тем более стать тайной свидетельницей какого-нибудь разговора, напрямую касающегося меня и моих "подвигов", надо было следить за обстановкой постоянно. Возможность, которой я по уже изложенным причинам была лишена. Конечно, я крепко подозревала, что тонкую магическую механику обсервационной можно настроить на автоматическое наблюдение. Это было бы действительно здорово: следить за Эрендином, Иренашем Тарцем, эртом Даури и парой менее значительных лиц — причём одновременно и так, чтобы они даже не подозревали о слежке.

Увы, увы! Как и обещал Эмо, после успешного завершения последнего из действий, то есть отступления, он просто показал мне большой палец: мол, для профи шероховато, даже несколько грубо, но для новичка справилась на отлично. И удалился восвояси, где бы он в данный момент ни оттачивал свои многочисленные таланты. А без Эмо разобраться в управлении обсервационной на нужном уровне мне оказалось не по плечу.

Ну и ладно. Говоря по чести, не очень-то меня интересовало происходящее в покинутой мной Остре. Гораздо больше меня занимали вопросы обучения Клина, без лишнего шума проведённого через Принятие Сути, и дальнейшего оттачивания моих собственных талантов.

Когда Пыльное нагорье осталось позади и по сторонам дороги потянулись нормальные, заурядного обличья перелески, мы все вздохнули с облегчением. Уж я-то точно. Будь ты хоть трижды некромант, но если ты ещё не стал личем, бесплодная и безводная пустошь тебя не обрадует. Гужевая лошадка и скакун Клина тоже приободрились, зацокали по утоптанному полотну дороги резвее. Воздух перестал сушить гортань, наполнился запахом листвы, молодых луговых трав и сочащейся от лесных теней свежестью. Небо стало глубже и как-то чище.

В общем, впервые за последнюю неделю устройство привала стало радостным событием.

Место для ночёвки первым заметил Клин. Всё как положено: удобный съезд с дороги, ровная тихая поляна среди деревьев, старое кострище, еле слышно журчащий ручей. Когда мы ночевали на Пыльном нагорье, поневоле приходилось предаваться аскезе. Сложенный плащ под головой и тонкое одеяло между холодными камнями и телом, иногда дополненное заклятьем, — это неудобно. Но и повозка, право ночевать в которой Стилет с Клином любезно уступали мне, лишь немногим удобнее. Если бы я просто спала, а не блуждала по Слоистому Сну, то, пожалуй, не высыпалась бы. А теперь появилась возможность прилечь в мягких травах возле костра и уснуть, слушая не посвист ветра в щелях скал, а шелест листвы, пение птиц и бегучую воду.

Кстати, о возможностях... прихватив кое-что из повозки, я удалилась к ручью. Когда я вернулась, на месте кострища уже весело полыхал огонь, а сверху покачивался котелок с водой.

— Ага. Очень кстати.

— Что ты собираешься делать? — спросил Клин.

— Праздничный ужин.

— Праздничный?!

— Да. Орфусово нагорье наконец осталось позади — это ли не праздник?

— Но...

— Не волнуйся, я всё сделаю.

Стилет покашлял, скрывая смех. Я и сама улыбнулась... тайком.

Пришлось подождать, пока похлёбка не дойдёт до готовности. То есть полтора часа. За это время окончательно стемнело, а мои спутники в ожидании обещанного праздника начали тихо стервенеть. При этом каждый стервенел по-своему. Клин затеял тренировку, размахивая мечом и периодически, широким замахом снеся голову очередному воображаемому врагу, многозначительно поглядывал на меня. Ну а коллега-некромант сел спиной к огню и медитировал, время от времени выпуская в мою сторону языки сгущённой тьмы. Моих щитов эти языки не коснулись ни разу, но чем дальше, тем чаще они почти касались их.

— Ну, уважаемые, — объявила я, — хватайте миски и ложки. Готово.

— Наконец-то, — тихо буркнул Клин. Стилет просто молча встал и пошёл за указанным столовым инвентарём.

— Подождите, пока остынет, — сказала я, наливая похлёбку в собственную миску.

— Опять ждать? — Клин нахмурился. Впрочем, принюхавшись, он хмуриться перестал. — Пахнет завлекательно, — констатировал он. — Так ты и готовить умеешь?

— Как тебе сказать... если сравнивать с Шиан, то не умею...

— В сравнении с твоей поварихой все иные повара — неумехи!

— ...но общие принципы знаю. Это как в алхимии: если даже я никогда лично не проводила какого-то синтеза, но имела возможность изучить записи того, кто его осуществлял...

— Постой! — возвращавшийся к костру Стилет с весёлым ужасом посмотрел сперва на меня, потом на котелок, потом снова на меня. — Сколько раз в жизни ты своими руками готовила ужин?

Я немного поразмыслила, вспоминая.

— Четыре. Включая вот этот.

— О боги!

— Да ладно вам! Сперва попробуйте, а потом уж критикуйте. О работе судят по результатам, не так ли?

На некоторое время разговоры возле костра прекратились. Затем:

— Понятия не имел, что с той жуткой солониной можно сотворить... такое. Всего-то час варки, а какой эффект!

— Полтора часа, Клин, — поправила я. — И немного водной магии.

— О, — сказал Стилет. — Тогда понятно.

Остальные комментарии были благополучно проглочены вместе с похлёбкой. Когда она (что произошло довольно быстро) кончилась, я спросила как бы невзначай:

— Хотите, я заварю шихем[7] к десерту?

— У нас есть десерт?

— Хочу!

— Тогда сполосните котелок. Он у нас, к сожалению, только один.

На словах "сполосните котелок" вскочили и Клин, и Стилет. Правда, Стилет тут же опустился обратно, немного сконфуженный, но для триумфа мне вполне хватило его первой реакции.

После того, как закипела вновь набранная вода, заварка шихема заняла всего четверть часа. В отличие от приготовления еды, в этом я могла считать себя опытной. Шиан, моя тральгимская кухарка, предпочитает классические рецепты, а я, пока была на севере, изучила несколько новых. Поэтому дома, в Тральгиме, когда я желала выпить чашку свежего шихема, мне приходилось заваривать его самостоятельно.

Если подумать, на севере я тоже заваривала его сама. Еду я брала из общего котла, но шихем для северян — дело особое. Это очень серьёзный шаг: предложить кому-то шихем, особенно сваренный своими руками. Только два человека и один ринт делали мне такое предложение, а я сама предлагала шихем единожды, ещё не вполне понимая, что к чему. Мне отказали.

Теперь я снова предлагаю свой шихем. И, предлагая, я не ждала отказа.

К Эрготру это всё. Магические ритуалы я ещё готова воспринимать с должной долей серьёзности, но человеческие? Нет, нет и нет. Жизнь без того бывает сложна.

— Ну, так что у нас на десерт?

— Ореховая смесь с изюмом.

— И ты молчала?!

— Хорошая хозяйка бережлива, — сказала я наставительно. Вернее, попыталась. Улыбка так и лезла наружу из-под маски постности, и, подумав немного, я выпустила её на свободу.

Праздник у нас или где?

Звёзды. Прогоревший до углей костёр. Шелест крон. Птицы передают друг другу партии ночного оркестра, журчит ручей, изредка вздыхают, переступая ногами, лошади.

Тишина и покой.

— Во время застолья, — начала я, — перед тем, как пригубить вино, принято выслушать тост. Есть мнение, что застолье должно прекращаться, когда ты уже не в состоянии разобраться в смысле очередного тоста... или когда уже никто из пирующих не может высказаться достаточно связно. Но шихем — не вино. Поскольку на севере принято считать, что вместе за чашкой шихема сидят только близкие и друзья, существует неписаное правило: осушив кружку, каждый должен рассказать что-то особенное. Рассказ может быть признанием, или сиюминутной откровенностью, а может быть какой-то удивительной историей. Или шуткой — если она не стара. Если человек пьёт шихем в одиночестве, он дарит рассказ миру. Говорят, что боги иногда слушают эти рассказы и даже действуют на основании услышанного.

— А ты в это веришь? — прищурился Клин.

— Я не суеверна. Но что-то в этом есть. Я точно знаю, что, даже независимо от воли богов, настоящая откровенность меняет человека... а когда человек меняется, он меняет мир вокруг себя. Потом уже мир меняет его, и так без конца. Когда цепочку изменений удаётся заметить и запомнить, об этом складывают легенды.

— Что же ты собираешься нам рассказать? — спросил Стилет.

Я предпочла не заметить язвительности в его голосе.

— Вы оба знаете, как я стала некромантом. Это произошло ещё до моего рождения. Кому-то достаётся абсолютный музыкальный слух; кто-то, ещё не начав бриться, уже поднимает коня вместе со всадником; а кто-то легко обгоняет помянутого всадника, посрамляя выносливостью четвероногих бегунов. Каждому своё. Не подумайте, что я жалуюсь! На мой взгляд, гораздо лучше быть некромантом, чем батраком, нищим бродяжкой или попросту пустым местом. Но до сих пор я была одна, если не брать в расчёт посмертных слуг, — и, говоря откровенно, ещё не преодолела привычку к одиночеству. А теперь у меня есть спутники: коллега, равный мне опытом и способностями, и ученик. Это ново. Это необычно. И я уже твёрдо уверена в том, что мне это нравится!

Мы помолчали. Неожиданно Клин закрыл глаза и продекламировал:

— Блажен, кто верует и ждёт,

Не утомляясь ожиданьем;

И ветер странствий, и полёт,

И очищение страданьем.

Блажен поэт, когда весна

Ему заглядывает в очи.

Блаженны дни, блаженны ночи,

Блаженны солнце и луна,

И небосклон, звездами полный,

И облака, и синий лес,

Соль на губах, седые волны,