Вокруг простиралось поле боя.
Я стояла, попирая трупы — либо раненных так тяжело, что они должны были вскоре умереть. (Их боль я также машинально забирала, преобразовывая в магию). Ни клочка чистой земли! Тела, тела, тела: разодранные на части, почти целые, человеческие, не вполне человеческие и совершенно не человеческие — все вместе, вперемешку. Кое-где громоздились настоящие курганы из тел. Кое-где из месива мёртвой плоти торчали, как утёсы, лишённые энергии боевые големы. Помимо големов, попадались какие-то малопонятные штуковины из металла; судя по моим внутренним ощущениям, сложностью своего устройства они были способные затмить любые придумки магов-механиков. Впрочем, назначение этих штуковин угадывалось сразу и без тени сомнения.
Война. Уничтожение.
Одним словом, смерть.
Что до меня, то мои движения сковывала пробитая, покорёженная, а местами даже проплавленная броня. Полный доспех тяжёлого пехотинца, когда-то, вероятно, основательно зачарованный, а ныне мёртвый, как почти всё вокруг. Кроме меня. Мне потребовалось около минуты, чтобы избавиться от этой насмешки над защитой... и выяснить, что под моим бронированным облачением никакой нормальной одежды нет. Даже белья.
Тут-то до меня с большим опозданием дошло, где именно я нахожусь. Я закрыла глаза, сосредоточилась, максимально чётко представила желаемое. И мою наготу прикрыла привычная мантия мага, что стало лишним подтверждением моей догадки.
Тут сверху раздался высокий клич. Я повернулась. Ко мне летели, стремительно снижаясь, три фигуры. Впереди гигант в серебристо сверкающей броне, с нелепыми птичьими крыльями и громадным — этак в полтора моих роста — двуручным мечом. Чуть отставая — две крепко сбитые бронированные девицы с развевающимися бледными волосами, вооружённые широкими клинками. У девиц крыльев не было, и они летели просто так. Впрочем, я сразу решила, что способности этой троицы к полёту объясняются совсем не какими-либо физическими принципами.
Ах да, ещё один штрих. От гиганта и от девиц исходило белое сияние, причём особенно ярко светились их глаза.
— Кто ты?! — трубным голосом вопросил приземлившийся (притрупившийся?) гигант. Его спутницы просто-напросто зависли в воздухе, настороженно поглядывая по сторонам. Не иначе как изображали боевое охранение.
— Можешь называть меня Игла. А сам ты кто?
Искреннее изумление в пылающих белым глазах.
— Неужто не узнала ты меня? Наш облик трудно с кем-то перепутать, ну а подделать — просто невозможно!
— Первый раз такого вижу, — призналась я честно. — Ладно, мужик, чего тебе надо?
— Предерзостная смертная, — заявил крылатый. — И, кажется, из тёмных!
Его двуручная громадина тросточкой взлетела вверх, а потом рухнула...
Туда, где меня уже не было.
— Хочешь драки? — спросила я риторически.
— Раф! — крикнула одна из девиц. — Сзади!
Она была немного не права. Следовало кричать не "сзади", а "везде".
Боевая ярость гиганта оказалась хорошим топливом для моего заклятья. Она вливалась в меня широким кипящим потоком. Этот поток обжигал меня, раня саму сердцевину души и причиняя просто невероятную боль... но и собственную боль я превращала в топливо для магии. Уйма силы, целые бурлящие озёра! Никогда ещё я не поднимала столько зомби сразу, да в плотном мире я и не смогла бы поднять столько. Но здесь, посреди этого странного поля странной битвы, мертвецы, казалось, ждали только приказа подняться для новых сражений.
Ждали — и дождались. И встали под мои знамёна. Все, вплоть до големов и диковинных машин, не меньше чем на сто шагов вокруг.
Меч крылатого гиганта косил зомби, как траву, оставляя на телах прожжённые разрубы. С мечей его спутниц обильно стекали молнии, рвущие зомби на части. Но убить моё воинство было не так-то просто: их вновь и вновь восстанавливало, а затем заставляло двигаться ничто иное, как разгорающаяся всё сильнее ярость крылатого.
Не замечая этого, он фактически боролся сам с собой. И не мог победить.
Один боевой голем остановил размах двуручного меча, ухватив его всеми четырьмя руками. Другой, зайдя с тыла, обрушил мощные удары на крылья, лишённые защиты броневых пластин. Мёртвые копейщики кололи, мёртвые секирники рубили. Гигант застонал, и его боль влилась в моё заклятье. Мёртвые лучники и ожившие машины дали залп по летающим девицам. Воздух пронзили стрелы и грохочущие снаряды, летящие быстрее, чем успевает заметить глаз. Мечи-молнии угасли, зашипев. Одна из машин покрупнее грянула снарядом прямо по гиганту. Взрыв! Серебристый нагрудник не выдержал, во все стороны полетели клочья брони и брызги крови. От удара с крылатого слетел шлем, и я увидела, как гаснет сияние глаз на искажённом предсмертной мукой сурово красивом лице...
Но ещё до того, как сияние угасло окончательно, гигант превратился в бледное бело-голубое облачко. Вытянувшись веретеном, это облачко стремительно ввинтилось в зенит, а на поверхности ворочающегося всё медленнее моря зомби остались лишь обломки брони да груда окровавленных перьев. Ушёл, сообразила я. В следующий раз надо будет приготовить ловушку душ. Если, конечно, этот следующий раз будет иметь место.
— Отлично, — рыкнул кто-то у меня за спиной мощно и низко. — Просто отлично!
Обернувшись, я едва удержалась на месте. Но попятиться всё равно захотелось с почти непреодолимой силой. Посмотрела бы я на смельчака, способного без страха взглянуть в глаза чёрного волка, под брюхом которого даже очень рослый человек может пройти, не задев головой космы длинной свалявшейся шерсти!
Особенно с учётом того, что глаза волчары светились почти как у гиганта и девиц, только не белым, а кроваво-алым. Словно в пустом черепе громадной твари полыхало пламя, щедро политое жертвенной кровью.
— Полагаю, — спросила я (голос чуть дрогнул, что меня немедленно взъярило), — эта троица была тебе враждебна?
— Ещё бы! — фыркнул волчара. — Нет и не будет мира у отродий Лиса с небесами и всеми порождениями их! Но вот кто ты и чего ради взялась за истребление летучих, я что-то не пойму. Вроде бы ты смертная, но...
— Я бы не стала никого истреблять, если бы на меня не напали. А что до "смертной" — ты-то сам бессмертный, что ли?
— Я не сын Лиса, — рыкнул волчара, скалясь совсем не по-волчьи. — Я всего лишь его внук, но в жилах моих тоже струится вечная кровь!
— Ты ещё скажи, что тебя нельзя убить.
— Разумеется. Ты ведь не убила ту троицу, просто на время лишила тел.
— Вот как? А если поймать отлетающую душу?
Волчара попятился, рыча.
— Кто ты такая?
— Можешь называть меня Игла. Я маг. Конкретно — некромант.
Волчара припал на все четыре ноги, как перед прыжком, и коротко взвыл.
— Герой! Новый герой на Поле Крови! НАШ герой!
— Ошибочка, парень. Никакой она не герой.
Эти неожиданные появления начали мне надоедать. Развернувшись на новый голос, я обнаружила ни много ни мало — собственную точную копию. Только в целёхонькой броне вроде той, ошмётки которой мне пришлось сбросить, и с обнажённым аналогом моего меча-бастарда, упирающимся остриём в смятую кирасу одного из трупов.
— Ты...
— Без имён! — копия предупредительно вскинула руку. — Но сразу скажу: угадала. А теперь двинули отсюда.
— Зачем? И куда?
— Адрес тебе тоже известен. Зачем? Да затем, что психически здоровым живым, даже если их специальность — некромантия, здесь не место.
— Живым?
Про волчару мы ухитрились забыть. А зря! Его вой, начавшийся сразу с высокой вибрирующей ноты, ударил по мозгам немногим хуже "гласа сирены". К счастью, волна давящего звука оказалась болезненной; боль же я вновь преобразовала в магию и собрала таким образом достаточно сил, чтобы накрыть щитом не только себя, но и замаскировавшегося Эмо.
Из-за щита боль ослабла. Что очень скоро должно было ослабить и щит.
— Включай свой перенос, или как там его! Быстрее!
Бледный от боли, Эмо кивнул и свёл ладони, словно хлопая ими. Хлопка не вышло, зато реальность Поля Крови резко изменилась, почти застыв. Замах, "хлопок"... кругом лишь клубящийся туман, смешавший в себе, если приглядеться, все цвета радуги и несколько таких цветов, каких в радуге отродясь не бывало. Ещё замах...
— Надо же, ушли, — облегчённо вздохнул Эмо, принявший после третьего хлопка и прибытия к воротам замка мужское обличье, уже знакомое мне по предыдущей встрече. — С тобой не соскучишься, Эйрас! Как, интересно, ты ухитрилась оказаться в слоях вечности, да ещё не абы где, а посреди Пылающих Кругов?
— Тот волчара говорил что-то про Поле Крови...
— Часть Пылающих Кругов, — отмахнулся Эмо. — Место битвы без начала и конца, в которой кто-то хочет одержать решающую победу, кто-то хочет погибнуть окончательно, но никому не удаётся сделать ни того, ни другого. Ты что, ухитрилась умереть?
— Понятия не имею. Мне казалось, что я просто потеряла сознание... стой! По-твоему, туда, где ты меня нашёл, могут попасть только мёртвые?
— Ну, не только. Говоря точнее, мёртвые, за редчайшими исключениями, не могут оттуда уйти. Но это не важно. Расскажи, что с тобой произошло?
Я кратко объяснила, что. По мере рассказа брови Эмо сдвигались всё теснее.
— Плохо, — объявил он. — Похоже, этот Петля вдарил по тебе слишком сильно. Вот так и плодятся всяческие казусы и пограничные случаи...
— Ты скажи чётко: умерла я или нет?
Тон мой был вполне академическим, без следа беспокойства. В конце концов, чувствовала я себя не так уж скверно. А если даже превратилась в покойницу, то паниковать по этому поводу было уже поздно. Следовало, скорее, задуматься, что делать дальше.
— Ни то, ни другое, — заявил Эмо после краткого раздумья. — Будь ты мёртвой, я бы не вытащил тебя всего-то в три приёма. Может, и вообще не вытащил бы. Опять же, мне кажется... хм. Ни провалов в памяти, ни иных нехороших признаков ты за собой не замечаешь?
— Нет. Ничего такого.
— Ну вот. Если суммировать, то единственный нехороший признак — собственно, сам факт, что тебя пришлось вытаскивать из Пылающих Кругов. И ещё неизвестно, что стало с твоим физическим телом, но это уже мелочь нестоящая.
— Ты уверен?
— Вполне. Разве что, если ты захочешь вернуться в Остру в ближайшее время и примерно в прежнем статусе, то искусство воплощений тебе придётся осваивать раньше и глубже, чем это обычно делают новички.
— Ничего, — бросила я. — Освою.
— Вот и я о том же. А теперь давай-ка внутрь.
Замок встретил нас, как в прошлый раз и, видимо, как обычно: настороженной (но без скрытой угрозы) тишиной. Не нарушая её, мы прошли прежним маршрутом в обсервационную, где всё ещё висело трёхслойное изображение Больших Равнин, Острасского королевства и его столицы.
— Можешь найти себя? — спросил Эмо. — В смысле, тело?
— Попробую...
Моими усилиями, с некоторыми подсказками более опытного Эмо, поставленную задачу удалось решить быстро. Незримый чудо-инструментарий обсервационной выдал нам не только вид на мою тюремную камеру изнутри, но и моё бездыханное тело на койке, и даже собравшийся вокруг него... гм... консилиум.
— Ничего себе! Вот это внимание так внимание! Слушай, Эмо, а нас могут заметить? Конкретно говоря, вон тот саххарт в мантии целителя?
— Нет, — очень уверенно ответил Эмо. — Существуют методы, способные воспрепятствовать наблюдению за плотными мирами из замка и ему подобных мест, но ни одного метода, которым можно было бы обнаружить такое наблюдение, Группе не известно. Коллекция рассеянной информации — предельно "тихий" метод. А что? Этот целитель — серьёзный противник?
— Даже очень. Это саххарт Асфитар по прозвищу Следопыт, декан факультета целительной магии... и лучший из известных мне менталистов. Говорят, он может унюхать, о чём думали в закрытой комнате спустя три дня.
— Враньё. Даже самый лучший нюх для этого не годится.
Я пожала плечами.
— Так говорят. Но попасться к нему на глаза, будучи в полном сознании, я бы не хотела. Сомневаюсь, что мои мысленные щиты достаточно хороши, чтобы создать Следопыту серьёзные трудности хотя бы на полминуты, — тут я (увы, с опозданием) осознала ещё одну странность и спросила. — А почему они неподвижны?
— Потому что сейчас мы пребываем вне времени. То ли над ним, то ли в стороне. Да плюс ещё возможности замка... — Эмо махнул рукой и сказал. — Ладно, послушаем.
Картина "консилиума" ожила.
— ...клятая магия!
— Спокойно, капитан Гертас. — Голос саххарта высок и напевен, как почти у всех его долгоживущих сородичей. — Вас никто ни в чём не винит. Это просто... несчастный случай. Да.
— Но если бы я не настаивал, эта дикая кошка не взбесилась бы и не...
— Об этом рассуждать бессмысленно. Случившееся — случилось.
— Но что именно с ней случилось? — В голосе надзирателя (о чудо!) не слышно казённых интонаций. — И можете ли вы её исцелить?
(Разумеется, хмыкаю я мысленно. За каждую смерть на вверенной его вниманию территории с него обязательно спросят — причём за смерть мага спросят особенно строго).
— Не знаю, — ответ Следопыта задумчив и неспешен. — Говоря откровенно, такой клинической картины я ещё ни разу не наблюдал... а наблюдал я многое.
— Она хотя бы жива?
— Отчасти. Дыхание очень слабое, но оно есть. Пульс еле слышен и очень редок, но не похоже, что он готов прерваться. Да. Но вещи более тонкие... трудно сказать. И ещё — вот!
Наклонившись, саххарт проводит ногтем по щеке моего тела.
— Видите?
— Видим что?
— Следа не остаётся. Потребовались бы серьёзные усилия, чтобы даже самый острый скальпель прорезал её кожу, пока она в таком состоянии.
— И что это значит?
— Это один из признаков глубокого транса. ОЧЕНЬ глубокого. Того, кто пребывает в таком трансе, можно запереть в плотно закрывающемся металлическом ящике, ящик опустить под воду, через несколько дней поднять ящик и открыть, но пребывающий в трансе даже не заметит этого. Странно другое: "одеревенение" — единственный наблюдаемый признак транса.
— Что это значит?
— Сознание в трансе изменяется, но по-прежнему присутствует. А в этом теле я не могу ощутить даже малейшего следа сознания. Ни воспоминаний, ни мыслей... мозг чист! Чище, чем у не рождённых ещё младенцев и у потерявших сознание, пребывающих на самой грани смерти! Вы понимаете, что это значит?
— Нет. Но мы и не целители. Объясните.
Асфитар Следопыт разводит руками.
— Не могу. Я, специалист-целитель, не понимаю, как произошло... вот это. И не понимаю, ЧТО это. Вы говорили, при ней были какие-то артефакты?
— Да. Хотите посмотреть?
— Конечно! И ещё я бы хотел узнать, как и чем именно ваш маг... как там его?
— Петля.
— Не помню такого. Не важно. Важно, какой именно удар он нанёс. Быть может, разгадка кроется в этом.
— Но что нам делать с... магистром Илиной?
Пожатие плеч. Вполне человеческий жест, который саххарт, очевидно, перенял за десятилетия, проведённые вдали от своих сородичей.
