Заказ был именно правительственный, в чём сам Алехандро де Томазо имел возможность убедиться лично. 11 апреля 1961 года ему позвонил сотрудник советского консульства и попросил о встрече. Заинтригованный аргентинец немедленно принял гостя. Советский дипломат передал ему официальное приглашение правительства СССР прибыть в Москву 12 апреля, тут же оформил визу и предупредил, что предстоит встреча с первыми лицами государства.
Когда самолёт 'Аэрофлота' приземлился в Москве, по радио объявили о первом полёте человека в космос. Де Томазо оказался свидетелем невероятного народного ликования. Ранее он никогда не бывал в Советском Союзе. Аргентинцу устроили небольшую экскурсию по Москве. Многое из увиденного его поразило. Город, превратившийся в сплошную огромную стройку, улицы, малолюдные днём, и внезапно заполняющиеся народом после окончания рабочего дня, более всего удивило, что Москва выглядела вполне по-европейски. Люди показались ему слишком суровыми и неулыбчивыми, но стоило начать общение — и это впечатление тут же пропадало. Впрочем, через несколько часов его посадили на ещё один самолёт и доставили в Горький.
В спеццехе Горьковского автозавода он, вместе с контролёрами заводской ОТК, лично принял первые серийные 'Пантеры', и сам обкатал их на заводском треке. Де Томазо изумился плавной мягкой работе гидропневматической подвески, долго расспрашивал о ней горьковских специалистов, и ловил отвалившуюся челюсть, когда заводские испытатели, виртуозно управляя по отдельности клавишами регулировки клиренса, научили его забираться машиной на высокие бордюры и 'шагать' боком по широким лестницам. По результатам поездки Джан-Паоло Даллара по его указанию ввёл в конструкцию 'Пантеры', изготовлявшейся в Италии, такую же подвеску, только с несколько более короткими ходами — в Европе дороги были всё же получше, и приподниматься на 150 миллиметров не требовалось.
14 апреля Алехандро доставили в Москву, самолётом. Спецрейсом армейского Ан-12 в столицу из Горького привезли две новеньких, сияющих лаком, ярко-красных 'Пантеры'.
Москва встречала Гагарина. Всё бурлило, улицы были запружены народом. Аргентинца известили, что вечером состоится приём в Кремле. За нарядившимся в парадный костюм гостем прислали 'Чайку' из Гаража особого назначения. На вопросы де Томазо сопровождающий отвечал коротко:
— Не волнуйтесь, всё узнаете на месте.
Огромный зал в Кремле был полон народа. Аргентинцу объяснили, что приём устроен в честь Первого космонавта. Де Томазо не особо понимал, каким боком он относится к этому событию и решил, что его пригласили на приём 'в числе прочих иностранных гостей', оказавшихся в Москве в это время.
Он с интересом наблюдал церемонию награждения, в ходе которой председатель Верховного Совета Мазуров вручил Гагарину и прочим награждённым ордена и медали. Награждение казалось бесконечным, и тут ему шёпотом сообщили:
— Сеньор де Томазо, вас ожидает товарищ Хрущёв.
Первый секретарь ЦК, казалось, лучился счастьем. Он крепко пожал руку гостя:
— Здравствуйте, здравствуйте, сеньор Алехандро! Очень рад познакомиться с вами...
Кремлёвский переводчик делал свою работу безукоризненно, общаться было легко.
— Как вам понравилось в СССР? Видели наш Горьковский автозавод? Что скажете о первых собранных машинах? — Хрущёв забросал его вопросами, Алехандро едва успевал отвечать.
— У меня к вам просьба, сеньор Алехандро, — сказал Никита Сергеевич. — Мы сегодня, как видите, чествуем нашего Первого космонавта и конструкторов, создателей нашей космической техники. Сейчас правительственное награждение закончится, и я хочу попросить вас поучаствовать в процессе.
— С удовольствием, — ответил де Томазо, — но в каком качестве?
— Сейчас мы выйдем во двор Кремля, и вы всё поймёте. Приготовьтесь, нас будет снимать телевидение.
Ловкая девушка-ассистентка попудрила сверкающую лысину Первого секретаря, затем другой подушечкой с пудрой прошлась по физиономии аргентинца. Хрущёву вручили микрофон, и он объявил:
— Товарищи! Приглашаю вас на минутку выйти во двор.
Он первым направился к выходу, взяв под руку всё ещё недоумевающего де Томазо, за ними повалила толпа гостей.
Внутренний двор Кремля был освещён на удивление скупо. Телевизионные софиты освещали только двери, из которых выходили приглашённые. Все столпились на площадке, огороженной толстыми красными бархатными шнурами.
— Все собрались? — спросил в микрофон Хрущёв. — Товарищи! Я рад сообщить вам, что в нашей стране начата серийная сборка спортивных автомобилей класса GT. Это совместная советско-итальянская разработка фирмы 'Де Томазо Модена S.P.A.' и Горьковского автозавода.
Давайте, товарищи, признаем честно — всему сразу научиться невозможно. Пока что космические корабли у нас получаются лучше, чем спортивные автомобили. Поэтому мы обратились к нашим коллегам из Италии, и они нам очень хорошо помогли.
Одни и те же автомобили собираются из наших, советских деталей на заводе в Горьком, и в итальянском городе Модена. Дизайн автомобиля разработан также совместно, советскими и итальянскими дизайнерами. Сейчас я с удовольствием представляю вам главного конструктора — Алехандро де Томазо.
На Алехандро скрестились лучи софитов, он понял, что его показывают по телевидению. Первый секретарь тем временем, не хуже профессионального ведущего, продолжал:
— Я также рад представить вам ведущего конструктора машины — Джан-Паоло Даллара...
Алехандро с удивлением увидел в нескольких метрах от себя щурящегося от света софитов Джан-Паоло — видимо, его привезли в Москву уже позже.
— ...и группу художников-дизайнеров, работавших над проектом — Эрика Владимировича Сабо, Эдуарда Романовича Молчанова, и их итальянского коллегу Джорджио Джуджаро, — объявил Хрущёв.
Первый секретарь перед приёмом часа три тренировался выговаривать итальянские имена и фамилии — опозориться в такой день было непозволительно.
Лучи софитов высветили троих дизайнеров — Алехандро и не подозревал, что они тоже здесь находятся. Кто-то тронул его за рукав:
— Сеньор де Томазо, возьмите. Держите крепче, не уроните. Сейчас Первый секретарь объявит, будьте готовы.
Ему в руки сунули маленький серебряный поднос и ключи, пару ключей на серебряном брелке с символом Исиды — эмблемой компании 'Де Томазо'.
Сияющий от удовольствия Никита Сергеевич продолжал:
— ...а также их великолепное творение — автомобиль 'Пантера GT1', в обозначении Горьковского автозавода — ГАЗ-15!
Перед приёмом Никита Сергеевич специально уточнял у своего переводчика Виктора Михайловича Суходрева, как надо произносить все эти мудрёные иностранные слова, поэтому произнёс правильно — 'джи-ти', а не просто 'ГТ', чем немало удивил и советских и иностранных гостей.
Скрытые до этого момента в темноте мощнейшие прожекторы вспыхнули, выхватив лучами из тьмы стремительный красный силуэт 'Пантеры', в исполнении с кузовом Targa.
(Targa — кузов с двумя съёмными, часто стеклянными панелями над сиденьями и мощной дугой безопасности. Иногда делают одну общую съёмную панель. Варианты машин с кузовом Targa https://www.drive2.ru/l/324671/)
В этот момент Алехандро понял, почему двор Кремля не был освещён.
— Сегодня мы чествуем не только Первого космонавта, мы отдаём должное всем учёным, конструкторам и инженерам, которые сделали возможным этот успех. Поэтому сейчас, в знак дружбы и в расчёте на дальнейшее продолжение сотрудничества, я прошу главного конструктора машины, Алехандро де Томазо, лично вручить ключи от первой серийной советско-итальянской спортивной машины Первому космонавту планеты, майору Юрию Алексеевичу Гагарину! — объявил в микрофон Хрущёв.
Алехандро мягко подтолкнули в спину:
— Сеньор де Томазо, ваш выход, прошу вас...
Навстречу ему шагнул смущённо улыбающийся Гагарин. Множество фотовспышек освещали своими бликами момент, когда слегка ошалевший от неожиданности Алехандро вручил Первому космонавту ключи от первой серийной 'Пантеры'. Они обменялись перед камерами крепким рукопожатием. Аргентинец понял, что в этот момент он участвует в сотворении истории. 'Невероятно... Надо же, не соврал Мюллер!' — подумал Алехандро: 'Вот это — реклама так реклама! Не удивлюсь, если продажи попрут...'
Он проводил Гагарина к машине, усадил за руль, коротко рассказал, что к чему. Юрий Алексеевич осмотрелся с интересом, но, услышав про встроенный алкотестер, заводить мотор не стал, слегка смущённо объяснив:
— Я после награждения уже чуть-чуть принял...
Пробную поездку устроили на следующий день. Проехав несколько кругов по стадиону, Гагарин быстро освоился с управлением, но, отвечая потом на вопросы репортёров, поделился своими впечатлениями:
— Это не машина, а настоящий истребитель! МиГ без крыльев. Разгоняется очень быстро. Первое время ездить придётся с включённым лимитатором, а то с такой динамикой поездка будет до первого столба.
Гагарин дал автографы всем участникам разработки автомобиля и сфотографировался с ними возле машины. Для де Томазо это было лучшей рекламой. Он заключил отдельный контракт на использование этой фотографии и автографа в рекламных целях. Автограф Первого космонавта, отштампованный из тонкого серебряного листа, с этого момента украшал приборную панель каждой 'Пантеры', являясь одновременно своеобразным 'знаком качества' — его устанавливали только после прохождения придирчивой приёмки ОТК.
Помимо машины, Первый космонавт, его семья, родители и родственники получили и другие правительственные подарки (перечень подарков семье Гагарина из реальной истории http://prikolov.net/filez/gagarinwealth.jpg). Поскольку Гагарин из обычного советского гражданина неожиданно для самого себя стал публичной фигурой мирового уровня, вопрос его обеспечения решался на уровне Президиума ЦК.
Как и предполагал де Томазо, после того, как репортаж о вручении автомобиля Гагарину показали по 'Интервидению', он попал во все новостные телеканалы, и спрос на едва появившиеся 'Пантеры' тут же взлетел. Тем более, что через 10 дней такой же подарок получил Герман Титов, а следом за ним — участники международных экипажей, летавшие по программе 'Интеркосмос'. Таким образом, была реализована идея Ивана Александровича Серова вручать космонавтам спортивные машины собственного производства.
Первая партия 'Пантер' была распределена между космонавтами, а уже вторую пустили в продажу. Понятно, что машины такого уровня изготавливались по предзаказу. Одним из первых заказчиков стал конструктор кораблей на подводных крыльях Ростислав Евгеньевич Алексеев (АИ), большой любитель 'погонять с ветерком'. Заказчиков, так же, как в случае с 'Чайками', скрытно проверяли 'компетентные органы', на предмет законности доходов. Узнав, что Алексеев собирается купить машину, Серов распорядился:
— Сделайте этому 'гонщику', мать его... неотключаемый лимитатор! На 60 километров в час. И приварите намертво, чтобы снять не мог! А то и сам убьётся, и ещё ни в чём не повинных людей с собой прихватит.
Для де Томазо решение советского руководства оказалось лучшей рекламой — 'Пантера' стала известна во всём мире именно как 'машина для космонавтов'. Сборочное производство в Модене не справлялось с потоком заказов, поэтому де Томазо пришлось после пуска сборочного завода в Киришах выкупать 'Пантеры' советской сборки, чтобы удовлетворить невероятный спрос на свои автомобили. Для упрощения процесса их отправляли в Италию без двигателя и коробки. Де Томазо закупал для них мощные фордовские двигатели и трансмиссию, к которым в Европе проще было купить запчасти. Автомобили для продажи в Европе и США окончательно собирали уже на заводе компании в Альбарето, пригороде Модены.
Успех аргентинца выводил из себя более именитых производителей, которые собирали свои машины поштучно, под заказы очень богатых клиентов. Энцо Феррари охарактеризовал ситуацию коротко:
— Этот мелкий засранец де Томазо сумел ловко втереться к русским и каким-то чудом примазался к их космической программе. Не знаю пока, какой из него конструктор, но делец он ловкий.
Благодаря своевременно проведённой в 1957 г операции 1-го Главного управления КГБ и Коминтерна по смягчению последствий аварии на гонках 'Милле Милья' (АИ, см. гл. 03-17) это легендарное ралли не было отменено, и продолжало проводиться ежегодно, в мае. При этом, под давлением в прессе, организованным Коминтерном после аварии Альфонсо де Портаго, FIA начала постепенно внедрять в автоспорте различные меры безопасности. В основном они пока касались обеспечения безопасности зрителей при проведении гонок. Вдоль трасс теперь устанавливались защитные сетки и оборудованные трибуны на безопасном расстоянии, в поворотах начали делать зоны безопасности, ограждённые барьерами из старых покрышек. Меры безопасности для гонщиков пока что внедрялись трудно и тяжело. На постоянной основе их использовали только советские команды.
(АИ, в реальной истории о безопасности гонщиков и зрителей на трассах в то время вообще никто не думал)
На соревнования World Sportcar Championship 1961 года, в который, среди прочих, вошла и гонка 'Милле Милья', СССР выставил гонщиков Михаила Метелёва и Рудольфа Гольдина на машинах ГАЗ-15 'Пантера ГТ1' с переделанными в Харьковском автодорожном институте (ХАДИ) на большую мощность двигателями (АИ). За несколько лет, прошедших после дебюта в мае 1957 г (АИ, см. гл. 03-17), советские гонщики набрались опыта, но используемые ими машины ГАЗ СГ-4 уже успели устареть.
Доработкой машин до состояния, пригодного к участию в международном чемпионате WSC руководил главный конструктор спортивного отделения Горьковского автозавода Алексей Андреевич Смолин. Появление нового спортивного автомобиля вызвало у советских спортсменов взрыв энтузиазма: 'Ну, теперь-то мы с буржуями поборемся на равных!'
Новые машины в сочетании с накопленным опытом принесли долго ожидаемый результат. Метелёв и Гольдин выиграли гонку в Италии, опередив соперников пусть и не намного, но достаточно уверенно. Итальянская околоспортивная пресса вышла с заголовками: 'Русские выиграли 'Милле Милья' на 'машине Гагарина'. На остальных гонках чемпионата — '12 часов Себринга', в сицилийской гонке 'Тарга Флорио', '1000 километров Нюрнбургринга', '24 часа Ле Мана' и 'Grand Prix Pescara' советская команда добилась более скромных успехов, но в целом заявила себя серьёзным противником.
(АИ, Реальная статистика чемпионата WSC http://www.racingsportscars.com/championship/World%20Championship.html)
Комментарии прессы ещё прочнее закрепили в сознании обывателей ассоциацию 'Пантеры' с советскими космонавтами. На завод в пригороде Модены посыпались заказы в таком количестве, что ещё не вышедшее на расчётную мощность сборочное производство в Киришах начало работать в три смены, а на ГАЗе срочно монтировали по быстросборной технологии новый сборочный цех с конвейером (АИ). Покупателей не останавливала даже немалая стоимость машины. 'Пантера' стоила хоть и дешевле 'Феррари', но дороже большинства обычных американских и европейских автомобилей.
