Глаза Иглы затянула странная дымка. Голос изменился. Когда она умолкла, Тополь мотнул головой, стряхивая наваждение.
— Ты прямо как медиум! — воскликнул он. — Полное ощущение, будто это твои воспоминания, а не записки какого-то давно мёртвого полководца.
— Спасибо.
— За что?
— За понимание. Ты даже не представляешь, какая это редкость...
— Ой, да брось! Может, тебе раньше встречались только любители крупного вымени и жеманных улыбок, да ещё охотники до богатого приданого, — "Да, богатого: любить чтение может позволить себе только девица из состоятельной семьи..." — Но ведь не все парни такие!
— Докажи.
— Для тебя — что угодно!
В этот момент Тополь был совершенно искренен. Просто потому, что не задумывался над возможным содержанием "чего угодно".
— Хорошо. Моё слово: тысяча золотых.
С разбега — в грязь.
— Вообще-то я не из богачей... тысяча — это адски много! Но... если ты готова подождать, пока я буду копить...
Игла заливисто рассмеялась. В первый раз за вечер.
— Брось! — сказала она. — Я пошутила. Как ты заметил сам, деньги — штука скучная. Счастье приносят не они. Но ты всерьёз задумался о том, где и как их достать, а это уже... ценно.
— Шуточки у тебя, — буркнул Тополь, оттаивая. Злиться на эту чумовую черноглазку, на его взгляд, было просто невозможно.
— Хочешь без шуток? Тогда почитай мне стихи.
— Но я не поэт!
— А это не важно. Пусть чужие, лишь бы хорошие. И чтобы были к месту. Никто никогда не читал мне стихов, — меланхолично добавила она.
Тополь нахмурился. Он знал великое множество песенок разной степени фривольности, но при этом крепко подозревал, что Игла не сочтёт их "хорошими стихами" (тем паче, что форма у этих песенок, как правило, хромала). Со знакомыми поэтами у Тополя было напряжённо...
И тут его осенило.
Спустилась ты, взмахнув крылами.
Вот-вот взлетишь.
Любуюсь будто бы на пламя,
Притих, как мышь.
Обычно певчие невзрачны,
А ты — ярка:
Как солнца луч в ручье прозрачном,
Свет маяка.
Таких, как ты, сажают в клетки,
Дают зерно.
Но ты чудесна лишь на ветке,
Там, за окном.
Ты рядом. Это — как награда.
Не улетай!
А улетишь... так было надо.
Скажу: прощай!
Замолчав, Тополь посмотрел на Иглу.
— Клянусь рогом Мелины! Чьё это? Неужто твоё?
— Нет. Это сочинила моя сестра. Тебе правда понравилось?
— Я вообще лгу редко, а о таком — никогда! — ответила Игла немного чопорно. Глаза её смеялись. — Я прочла достаточно стихов, как хороших, так и ужасных, чтобы сказать: твоя сестра талантлива. Она сочинила что-то ещё?
Тополь посмурнел.
— Да, она сочиняла стихи десятками. А этот запомнился, потому что был последним.
— Она умерла?
— Как посмотреть. Ей едва исполнилось шестнадцать, когда её выдали замуж. С тех пор она не сочинила ничего. Я... редко её вижу... теперь.
— Понимаю.
Рука Иглы осторожно накрыла ладонь Тополя, и он сглотнул.
— Я не люблю тех, кто сажает в клетки, — сказала она, почему-то глядя в стол. — Я не люблю тех, кто платит зерном за песни и яркое оперение. Но ты не такой.
— Да. Никогда, никогда я таким не стану! Послушай, Игла...
— Ни слова больше. Идём.
— Куда?
— Наверх, конечно. Или у тебя были другие планы?
...когда выяснилось, что до Тополя у неё не было мужчины, он охнул. Но не остановился. Остановиться он уже не мог и не хотел. Впрочем, Игла тоже явно не хотела останавливаться. А неизбежной боли словно не заметила. Даже не охнула.
Закричала она позже, и вовсе не от боли...
Я глядела на уснувшего Тополя. Было мне на редкость хреново. Тело-то моё своё получило, ему хотелось свернуться клубком и мурлыкать размягчённо, а вот душа... да ещё совесть... в голову сами собой лезли глупости, настырные до невероятного; особенно болезненным было сознание, что я не забыла воспользоваться противозачаточным заклятьем. Я давила в себе угрызения как могла — и чем больше давила, тем мне было хуже. Едва ли не самым хреновым было сознание, что Тополь, пожалуй, из тех уникальных парней, которые не побоятся ни моего клинка, ни даже, возможно, моей магии. Если я расскажу ему, кто я, он...
Но как раз рассказывать-то я и не стану. Никогда. Ни за что. Во всяком случае, в лицо.
Хм. В лицо?
Тополь наткнулся на записку спросонья, ещё толком не понимая, что к чему. Утренний свет уже пробился в окно, поэтому вставать и зажигать свечу, чтобы прочесть написанное, ему не понадобилось.
Не стану говорить тебе, что всё было чудесно. Ты и так это знаешь, милый. Я должна написать о том, о чём умолчала в нашем разговоре.
"Скверное начало".
Сон окончательно упорхнул. Тополь нахмурился, разбирая скачущие строки.
Ты удивился тому, что был первым. Причина проста: я — маг. Большую часть своей жизни я провела в башне, совершенствуясь в плетении заклятий. А меньшую провела среди людей, которые прекрасно знали, кто я. И боялись. Что же до тех, кто не испытывал страха... ты умён и без труда поймёшь, почему тебе досталось то, что не досталось им. И почему я так тебе благодарна. И почему ухожу, не простившись.
Ты вспомнил чудесный стих о птичке, написанный твоей сестрой. Так вот, Тополь: хоть и крылатая, но я вовсе не беззащитная певчая птица. Я свободна, сильна, богата. И я бы прокляла себя, если бы посадила в золочёную клетку — тебя. Хотя соблазн был велик. Но я действительно терпеть не могу тех, кто сажает живых в клетки. И вот я пишу тебе эти строки. Я, умеющая очень многое, но, увы, не обученная плакать.
Быть может, ты сможешь доказать себе и мне, что у тебя тоже есть крылья. Это не так сложно, как думает большинство. И ты сможешь взлететь, если захочешь по-настоящему. Если же не захочешь, лучше забудь обо мне.
Магистр магии Игла, не обученная забывать.
— Ох, Игла...
Тополь встал, оставив письмо на смятых простынях. Подошёл к открытому окну. Обернулся. Да. Дверь их номера, как он и подозревал, была закрыта на засов. Изнутри.
— Ох, Игла! — прошептал он. — Да будь я даже забывчив, как поражённый склерозом старый дед! Ты — лучшее из всех средств укрепления памяти, какое только можно придумать... и какое можно пожелать.
24
...ничего не меняется. Мы думаем, что становимся взрослыми. А на самом деле — просто игрушки опаснее.
А. Сашнёва "Наркоза не будет"
Я кралась по тёмному, мрачному, дурно пахнущему подземелью. Издали доносился звон падающих капель, дробимый эхом на мелкие части. Было холодно и страшно...
Слишком холодно. И слишком страшно.
Выхватив меч, я закрутила его в сложном ритме. Пронять некроманта холодом и страхом? Подземельями? Ха! Попробуйте!
Разумеется, они попробовали. В волне удушливого смрада, рядом с которым прежняя вонь казалась чуть ли не благоуханием, с хлюпаньем, скрежетом и уханьем из бокового коридора ко мне попёрло страховидло. Назвать эту тварь иначе как ожившим кошмаром было невозможно. Пасти, когти, обнажённые кости, зубастые присоски и ядовитые хлысты — всё это месиво, кое-как скреплённое гниющей плотью, громоздилось от пола до потолка и от правой стены до левой. Да ещё, замечу, ухитрялось передвигаться довольно-таки резво.
Рубить мечом это уродство было заведомо бесполезно. Поэтому я просто вскинула левую руку, и прямо из моей ладони широким веером хлестнула струя кислоты. ОЧЕНЬ едкой кислоты. Атакующее страховидло растворялось в ней почти с такой же скоростью, с какой наползало на меня. Тут коридор сделал внезапную попытку накрениться так, чтобы лужи кислоты, растворявшей чужую придумку, потекли к моим ногам. Но я была начеку и попытку пресекла. Тогда кислота, которая была, разумеется, ОЧЕНЬ едкой, скоренько разъела камень, и пол коридора попросту провалился. Настигнутая обвалом, я полетела вниз вслед за остатками страховидла, но всё медленнее и медленнее. Обстановка требовала изучения, а падать неизвестно куда мне решительно не хотелось.
Внизу разгорался багровый свет, прямо-таки дышащий жаром. Лава? Точно. Целое озеро кипящей лавы. Что ж, это уже интереснее. Окружённая защитным коконом ледяного воздуха, я зависла над озером на приличной высоте — там, куда не долетали алые каменные брызги и раскалённые полужидкие каменные кляксы, — и развернулась вокруг своей оси, осматриваясь. Неверный тусклый свет изрядно мешал видеть ясно, к тому же разглядывать чёрное на чёрном всегда неудобно. Но я справилась. И ухмыльнулась.
Вот, значит, вы как? Интересно.
Работает фантазия, работает, клянусь своим истинным именем!
Чёрные от чёрного, от стены отделились две "статуи" из нескольких десятков. Закованная в полный доспех гигантская фигура вроде человеческой, только с четырьмя... нет! с шестью руками, в каждой из которых был сжат длинный, чуть изогнутый меч. Для этой стальной башни чёрные мечи были чем-то вроде тросточек, но для меня сошли бы за тяжёлые двуручники. Ну и вторая фигура, так же медленно и плавно летящая ко мне: подобие небольшого дракона, только с двумя лапами вместо четырёх. Чёрная виверна. Поменьше и послабее своих старших братьев, но...
— Готовься к битве! — громыхнул гигант, попарно ударяя своими мечами друг о друга. Виверна завизжала, норовя прощупать этим визгом мою оборону и поколебать боевой дух. Шалишь! Кокон ледяного воздуха вокруг меня слегка уплотнился, немного изменил структуру, и от визга остался только визг. Звук неприятный, но уже не пропитанный магией, способной, самое малое, разорвать мне барабанные перепонки и заставить глаза сочиться кровью.
— А договориться?
— Это место под запретом. Готовься к битве.
Я оскалилась, не заботясь о дружелюбии.
— В любое время, в любом месте!
Гигант во мгновение ока оказался рядом и напал. Доспехи его оказались устроены прелюбопытно: каждый из трёх плечевых поясов мог вращаться независимо от двух других и в любом направлении — хоть слева направо, хоть наоборот. Причём вращаться быстро, очень быстро! Я начала подозревать, что внутри чудо-доспехов нет живых существ. Латный голем.
Ну-ну.
Совать свой меч в стальную круговерть вокруг гиганта я не торопилась, предпочитая уклоняться, перелетая с места на место... вот если бы только ещё мне позволили отделаться так легко! Гигант с лёгкостью сокращал расстояние, словно для него не существовало законов инерции. Мой рывок, переворот — но он уже тут как тут, продолжает размахивать всеми своими овощерезками. А где-то рядом крутится виверна, не то выжидая момент для нападения, не то концентрируя энергию и готовя особо мощный сюрприз...
Ну да, так и есть. Три слова, дышащих жаром, древностью и властью. Только три. Но вокруг меня и гиганта уже выгибается, растёт, смыкается... смыкается... сомкнулась пустая изнутри сфера лавы. Небольшая такая. В два с половиной роста моего гигантского противника. Внутри такой не особо поуклоняешься. Даже просто приближаться к ало светящимся стенам пузыря и то неуютно. Жар! Жар глубин!
— Или ты, или я, — сообщает бронированное чудо големостроения. — Дерись!
— Охотно, — отвечаю я. На металл его мечей я успела вдоволь наглядеться и прощупать правила, на которых они сформированы, — тоже. Поэтому мой слегка видоизменённый меч в скоротечной схватке даже не ломает, а попросту режет чёрные мечи, будто мягкие деревяшки. Мне понадобилась дюжина ударов, чтобы укоротить их до рукоятей. И то лишь потому, что сделать это в один приём из-за их длины у меня бы не получилось.
Но лишённый вооружения гигант оставался опасен. Что немедленно доказал. Я отрубила ему верхнюю левую руку, но остальными пятью он сграбастал меня, прижимая к себе в костоломном объятии, и влетел в раскалённую стену лавового пузыря.
Моя ошибка. Следовало бы помнить, что големы смерти не боятся...
Ох!
Дробящие объятья, испепеляющий огонь, каменная жижа, имеющая температуру хорошо прокалённой плавильной печи... и всё это для меня одной?
Маловато будет!
Моё сознание не приковано к телу цепями, оно свободно от мелких условностей формы. Одна из форм уничтожена? Создам другую!
Лавовый пузырь над лавовым озером лопнул, как мыльный. Его ошмётки, однако, не разлетелись беспорядочно, а слились в раскалённую добела каменную фигуру. Громадную. Мощную. Имеющую почти человеческое лицо, не то коркой, не то маской застывшее на голове этой фигуры.
Только прорези глаз на каменном лице светились оттенками раскалённой докрасна тьмы.
— Ну? — проревела фигура. — Кто следующий?
От стен каверны, в которой кипело лавовое озеро, отделились сразу все "статуи". Десятки чёрных шестируких гигантов, равное количество виверн. Лавовый колосс захохотал...
Реальность лопнула по швам, истаивая, как бумага в крепком щёлоке.
Время вышло.
Я села и потянулась. Рядом отмаргивался, приходя в себя, Клин, "работавший" за туннельное страховидло и, разумеется, за шестирукого голема. На облучке, рядом с держащей вожжи Тайной, встряхивался Лурраст: магическая поддержка, связность сценария, виверна.
— Ну ты даёшь, некрромант! Огонь ведь не твоя стихия!
— Стихия? Что за глупости! И даже если забыть о том, что мы развлекались внутри созданного общим трансом иллюзорного подпространства...
Я сосредоточилась, преодолела барьер, поддававшийся с каждым днём всё легче. Над моей демонстративно поднятой ладонью свернулся, набухая, злой шарик из нитей огня и воздуха, вперемешку. Исключительно забавы ради я вплела в этот шарик ещё и тонкие нити воды, а потом отправила в полёт. Где-то в десятке локтей над повозкой, когда ослаб контроль, шарик пыхнул облаком горячего водяного пара.
— Ну ты даёшь, — повторил Лурраст значительно тише.
— Да, я даю. Пример. Чем дальше, тем больше мне кажется, что замыкаться в границах одного подхода, пусть даже это дающая множество возможностей магия тьмы, нельзя. То есть можно, но тем самым мы молчаливо признаём власть ограничений, которых на самом деле не существует.
Разнообразия ради, гарпон решил проявить серьёзность.
— Ты прротиворречишь вековым наработкам пррактической магии, хотя всё сказанное достаточно ррезонно, не говорря уже об этой небольшой демонстррации. Но слом баррьеров трребует не прросто силы, он трребует смены паррадигм.
— Вот именно. У любой концепции, любой модели, любой теории есть свои пределы. И забывать об этом нельзя.
— Многие благополучно забыли, — заметил Клин.
— А меня не интересуют "многие"! — отрезала я. — Им нравится быть деталями голема? Их право. Их выбор. Но я предпочитаю альтернативы — сразу весь спектр! Всю радугу!
— Пррекррасно. Дело за малым: утверрдить ррешение на пррактике.
— Это не мало. Это очень много, и вы оба это знаете. Но я постараюсь. Приложу все силы.
— Бедный мирр, — проворковал гарпон. — Скорро, скорро Эйррас его прриложит...
— Ничего, ему полезно.