Я замолчала, оставив Рогача переваривать сказанное.
Значит, вот оно как... магия, конечно же, магия. Древняя и могучая. Из тех, что превыше человеческого разумения. И не сам Рикон поднял руку на нанимателя; это вина того мерзавца, который поработил его волю, а потом убил. А их вина — лишь в том, что повиновались своему мастеру, не зная, что он уже не принадлежит себе...
— Выходит, мы не могли знать, что старший мастер... изменился?
— Разумеется, — голос Иглы по-прежнему был холоден, но всё же в нём и в повороте головы читался намёк на сочувствие. — Никто в здравом рассудке не ожидает чего-то подобного. Если уж сам Сухтал и маги из его окружения ничего не поняли, то от вас и подавно нельзя требовать каких-то подозрений. Если я что-то понимаю в принципе действия Льда Предателей, то он не оставляет доступных для наблюдения следов. Жертва ведёт себя как обычно, память, мышление и поведение не меняются. Но иногда, когда того хочет кукловод, изменения происходят. Человек уверен, что лёг и уснул... а то, что потом вставал, куда-то ходил и что-то делал — это всё было как во сне. Который забудется ещё до того, как он окончательно проснётся. Или отправляешься в город по какой-нибудь надобности и думаешь, что пару часов просидел в знакомом заведении, наслаждаясь изысканной кухней и старым вином... а на самом деле ты ходил не в город, а встречался с кем-то в одном из залов цитадели. С кем? почему? неведомо. Да ничего такого и вовсе не было: был обед, который ты прекрасно помнишь...
Голос Иглы стал вкрадчив и монотонен, словно она говорила во сне. Рогача передёрнуло.
— В общем, Рикон не преступник, а дважды жертва. Но есть ещё одно обстоятельство, на которое следует обратить внимание.
— Какое?
— Почему хозяин Льда Предателей подчинил себе именно мастера Рикона? — посмотрев на Зайоса и не обнаружив ожидаемой реакции, Игла в некотором раздражении добавила:
— Почему, если на то пошло, не сам Сухтал? Уж если кого и подчинять, то лучше того, у кого больше власти, верно?
— Но ведь командор — маг.
— Ну и что? Сила, проломившаяся сквозь нулевой щит, подомнёт мага ничуть не хуже, чем старшего мастера Школы Нарш, тоже не совсем беспомощного перед чужими заклятьями. Думаю, следует предположить, что на расстоянии Лёд Предателей может только убить, а для подчинения чужой воли нужно соблюсти ряд дополнительных условий. Например, подсунуть будущей жертве какую-нибудь малозаметную вещицу... или подмешать в еду содержащий особую магию состав. Материальный компонент чар. Провернуть такое по отношению к высокопоставленному и хорошо охраняемому магу гораздо сложнее, чем по отношению к воину.
Вот тут Рогач сообразил, что к чему. И задохнулся от собственного понимания.
— Вы думаете, что кто-то из нас... — "включая меня самого, что особенно страшно!"
— Да, — откровенно ответила Игла. — Очень высока вероятность, что Рикон — не единственная и не первая жертва Льда. Это, как ты понимаешь, одна из причин, по которым я взяла с собой вас всех. Я не хотела, чтобы рядом с командором оставались люди, в любой момент способные перерезать ему горло. От магов Сухтал оборониться сумеет, да и помогут ему с защитой. Но от хорошего бойца магия спасает далеко не всегда.
— А вы сами не боитесь удара в спину?
— Боюсь.
Зайос моргнул. А Игла добавила спокойно:
— Вот только я, в отличие от командора, ещё и тёмный целитель. Я имею неплохие шансы выжить даже с перерезанным горлом.
— Это шутка?
— Только отчасти. Меня никогда ещё не резали так глубоко и основательно, чтобы я могла быть в этом уверена полностью.
"Ещё бы. Такую, пожалуй, порежешь..."
— Вот чего я действительно боюсь, так это магического удара Льда.
— Однако вы при этом едете прямо к источнику опасности.
— Да. Бежать от угрозы не в моих правилах.
"Гордо сказано. Но правдиво ли?" Бросив на Иглу пытливый взгляд, Рогач решил, что она не лукавит. Она и впрямь готова встать против непреодолимой силы и драться до последнего.
"А я? Готов ли я — нет, не сражаться с непреодолимым, но хотя бы последовать за ней?
Что ж, вот тебе повод узнать ответ".
Зайос сам не заметил, когда и как исчезла его иррациональная ненависть. Но, возвращаясь к своим соратникам, он был скорее задумчив, чем разозлён или испуган.
33
Честный бой — понятие, очень удобное для сильнейшего. Ибо в честном бою с ним никто не сравнится.
Тулкас, прозванный Гневом Эру
Вряд ли стоит долго и обстоятельно рассказывать, какова была дорога до Ущельной Стены. Первый день мы ехали по идущему на север ухоженному тракту, мощёному местным камнем, и заночевали в большом постоялом дворе. Около полудня второго дня пути мы следом за Шатуном свернули с тракта на одну из неприметных тропок и поехали на запад. Никаких постоялых дворов нам больше не встретилось, но вторую ночь мы провели всё-таки с относительным комфортом, под крышей, потому что уже после заката проводник довёл нас до посёлка Большие Борти. Ну а к вечеру третьего дня пути впереди показалась Ущельная Стена.
Вернее, то, что от неё осталось после штурма и почти трёхсот лет небрежения.
В общем, дорога как дорога. Запомнилась мне не столько она, сколько тренировки с оружием, которые я по-прежнему устраивала Клину каждый вечер. И в которых, начиная со второго дня, принимали участие питомцы Школы Нарш.
Вечером дня первого, полюбовавшись, как я отмахиваюсь одновременно от Клина и Рессара (причём и у меня, и у Клина глаза были завязаны), кто-то из них — по-моему, Козырь, но утверждать не возьмусь: не до того мне было, чтобы ещё и голоса различать, — заявил:
— Без магии такого мастерства не добиться.
— И что, — спросил Клин, — мешает тебе изучить магию?
За этот вопрос, а вернее, за то, что отвлёкся на постороннее, он был незамедлительно наказан. После жёсткого парирования меч Рессара отклонился от своей траектории и самым концом проехался Клину по бедру. Ученик снова сосредоточился, перешёл в атаку... и наградил меня глубокой царапиной на левом предплечье. Правда, факту ранения — первого за все минувшие вечера — он обрадовался так сильно, что пропустил довольно тривиальную связку, стоившую ему колотой раны возле левой ключицы, но...
Ладно. Каюсь.
Клин достал меня, потому что его ответ Козырю обрадовал меня примерно так же, как его — рана на моей руке. Я ведь тоже человек. Меня можно отвлечь, как любого.
Конечно, если знать, чем.
Что же касается Ущельной Стены... вообразите громадную стену, но сотворённую не разумными существами, а природой. Налево и направо стена геологического разлома тянется сколько хватает глаз и вздымается снизу вверх почти вертикально, не менее чем на семь-восемь сотен локтей. Непреодолимая преграда, украшенная полосами тускло-рыжего, бледно-жёлтого и густого красного цвета, переходящего в коричневый. Вернее, эта преграда была бы непреодолимой, если бы не гигантский, подстать самой стене, разруб сверху донизу: ущелье, промытое водой в скальной толще в незапамятные времена. И поперёк ущелья — стена рукотворная. Когда-то широкая, в полных полтора перестрела, да в половину перестрела высотой, ныне она была частично разрушена. В самом центре, там, куда пришёлся основной удар осаждавших крепость магов, имел место пролом в стене и крутая, но вполне годная для всадников и даже для повозок насыпь, поднимающаяся прямиком к этому пролому.
Верх насыпи перегораживала сооружённая из бревна рогатка и состоявшая при рогатке пятёрка угрюмых бородачей, одетых и вооружённых кто во что горазд. Их главный, щеголяющий неплохой кирасой и мечом-бастардом вроде моего, приветствовал Шатуна как старого знакомого.
— Привет и тебе, — откликнулся проводник. — Почему не открываете дорогу, Голец?
— Порядок тебе известен. Сперва скажи, кто с тобой, да по какому делу.
Шатун назвал прозвища всех членов отряда, не исключая и старших учеников Школы Нарш. Однако прозвищами и ограничился, не обмолвившись ни словом о том, кто мы такие.
— Дело наше — это дело Союза, — закончил он. — И обсуждать это дело мы будем с Синяком. То есть с господином Хусмером. Он у себя?
— Не... нынче господин в отлучке, — сообщил Голец, даже не думая браться за рогатку. — Крап за него. Наследник, то бишь.
— Коли так, поговорим с Крапом. Когда уберешь с дороги эту вот... херовину.
— А пошлина?
— Ты что, совсем ополоумел? Какая тебе пошлина?!
— Обыкновенная. Господин Хусмер не велел пускать беспошлинно. С пеших — три медяка, с конных — по семь, с лошадей вьючных — по пять, с повозок пустых...
— Госпожа, — обратился ко мне Зайос Рогач, — вы позволите мне убрать эту препону?
— Если без лишнего членовредительства... действуй.
— Эй, эй! — нахмурился Голец. — Что за новости?
Из-за его спины в дополнение к четырём караульным начали выдвигаться новые вооружённые бородатые субъекты вида вполне бандитского. Спешившийся Рогач не обратил на них особого внимания. Его лицо заострилось от напряжения, а потом — раз! — светлым проблеском мелькнула выхваченная в одно мгновение сабля. Два! — и эта сабля развалила рогатку точно пополам. Три! — и оружие уже снова в ножнах, а половины рогатки, которые Зайос слегка толкнул рукой, со стуком падают вниз, на гравий насыпи.
Челюсти бородачей, осознавших происшедшее, попадали следом и чуть ли не с таким же стуком. Одним ударом сабли — не двуручного меча, а именно сабли! — рассечь хорошо просмолённый, без следа гнили ствол толщиной в половину локтя... только хорошо поставленный "тяжкий удар" способен на такое. Если же учесть, как Рогач достал и убрал оружие... пожалуй, освоить "блеск молнии" будет посложнее, чем "тяжкий удар". А уж сочетание первого и второго просто-таки кричало: мастер! Мастер одной из Школ Боя!
В общем, впечатление на бородатую публику было произведено неизгладимое.
— Путь свободен, госпожа, — неглубоко поклонился Зайос.
Я подняла руку и картинно шевельнула пальцами. Что было, конечно, не обязательно, но не лишне для воздействия на зрителей. Половинки разрубленной рогатки взлетели и встали по бокам прохода торчком. Этакими часовыми.
— Вот теперь действительно свободен, — сказала я. — Посторонитесь, любезнейшие.
"Любезнейшие" поспешно порскнули в стороны. Задавить числом Рогача и остальных они, быть может, и попытались бы, но магия... не-ет, против магии переть даже целой толпой дураков обычно не находится. Потому как те же огнешары особенно смачно рвутся именно в толпе.
Крап, наследник господина Хусмера Синяка, оказался крепко сложенным и чисто выбритым человеком лет примерно двадцати пяти. Под "чистой выбритостью" я имею в виду всю голову, за исключением одних лишь бровей и ресниц. Возможно, таким образом Крап желал подчеркнуть своё особое положение, отличающее его от буйноволосых и бородатых подчинённых. Обитал он, впрочем, в такой же мазанке, прилепившейся к склону наподобие ласточкиного гнезда, как остальные жители Ущельной Стены. Всего-то разницы, что мазанка вождя была аж четырёхэтажной и занимала существенно больше места, чем соседние.
Завидев Шатуна, сопровождаемого тремя незнакомцами (я, Клин и Зайос), Крап нахмурился и сжал левой рукой оковку ножен своего меча.
— Кто вы такие?
Шатун объяснил. Правда, для наследника Хусмера, как представителя пусть хилой, но всё же власти, наш проводник расщедрился на краткие пояснения (некромант, ученик некроманта, младший мастер Школы Нарш).
Счастливее Крап от этих пояснений не стал.
— Ну и что вы делаете на нашей земле?
— Расследуем одно деликатное дело, — ответила я. — По поручению командора.
— Ну и что? — повторил бритый. — Каким боком это нас-то касается?
— Видите ли, господин Крап, у нас есть основания считать, что примерно в переходе или полутора к северу отсюда находится логово преступников, повинных в убийствах, незаконном использовании магии и иных подсудных деяниях. Вы должны знать окрестности... или, по крайней мере, знать того, кто их знает и сможет помочь в наших поисках.
Крап явственно помрачнел, хотя попытался свою мрачность скрыть, выдав её за бдительную подозрительность.
— А есть у вас доказательства, что вы посланы именно командором?
— Пожалуйста, — я протянула припасённую как раз на такой случай верительную грамоту.
— Так-так... — бегло просмотрев текст и с особой тщательностью изучив личный знак Сухтала, Крап дёрнул углом рта. — Похоже, у вас действительно есть кое-какие полномочия. Очень хорошо, — добавил он таким тоном, каким впору говорить "очень плохо". — Я найду для вас знатоков местности, а пока не окажете ли вы честь этому дому, приняв трапезу под его крышей?
— Охотно, — сказал Шатун. — Эта честь взаимна, господин Крап.
— Тогда проводи уважаемых гостей в столовую. Ты знаешь, где она находится.
Шатун проводил, как и положено проводнику. Мы гуськом поднялись по узкой лестнице, сработанной с учётом возможности обороны, и расселись на скамьях у края большого стола.
— Тебе не кажется, что уважаемый... хозяин темнит? — спросил меня Клин.
— Нет, мне не кажется. Я в этом уверена. Ему нет нужды вспоминать, что находится в переходе или полутора к северу. Крап либо точно знает это, либо, как минимум, догадывается.
— Тогда чего мы ждём? Пока мы тут сидим, он успеет объяснить своим "знатокам местности", что и как говорить, а знающих слишком много запрячет подальше.
— Лурраст, — сказала я коротко.
Клин на секунду прикрыл глаза, нащупывая напарника, и расплылся в улыбке.
— О! Ясно. Ты всегда такая честная, что я, бывает, забываю, что ты и на хитрости горазда.
— Простите, госпожа, — сказал Зайос, — но что такое — Лурраст?
— Четырнадцатый член нашего отряда, — ответил Клин. — Когда дело будет сделано, я вас непременно познакомлю.
Рогач медленно кивнул. Сообразил.
Если кто-то способен следовать за отрядом так, что никто, включая весьма чутких питомцев Школы Нарш, за три дня его не обнаружил, то этот кто-то сумеет и за Крапом проследить. А потом рассказать, что тот делал, с кем и о чём говорил, какие приказы отдавал...
Я и так догадывалась какие. Хватило поверхностного чтения даже не мыслей — я всё-таки не менталист, — а эмоций. Так ли трудно сопоставить особое раздражённое беспокойство, приберегаемое для родственников, с простым, ещё у самого входа всплывшим замечанием, что Хусмер Синяк пребывает в отъезде? Да не один, а вместе с парой наиболее доверенных телохранителей и с неприметным, как скорпион под камнем, "советником" по прозвищу Горлат, или Тугой Узел, специалистом по части защитных амулетов и магических ритуалов. За последние полтора года появлявшимся в Ущельной Стене не больше десятка раз.
Приходившего в поселение с севера и уходившего, опять-таки, на север.
...Отсидев предписанную правилами гостеприимства, затянувшуюся сверх меры благодаря стараниям Крапа трапезу, наш отряд переночевал в поселении, а на рассвете покинул Ущельную Стену, направившись по следам Хусмера и Горлата. В дороге я погрузилась в транс ясновидения так глубоко, что едва осознавала, куда ступает моя лошадь. Никаких шуток, никакого кокетства: я действительно очень боялась магического удара и поэтому не выходила из состояния сродства со стихией. Не знаю, как там насчёт перерезанного горла, а вот таким оружием, как Лёд Предателей, мою жизнь действительно можно оборвать так, что душу потом и в Пылающих Кругах не найдут.