Появление второго напарника с новым учеником, как будто срисованным под копирку со старого, сначала вызвало у Цунаде ощущение усталости и отупения. Для одного дня было многовато впечатлений и она считала что лимит плохих событий на день уже полностью выбран. Как же она ошибалась!
Джирайя без обиняков предложил ей, ненавидящей деревню всей душой, занять, смешно сказать, пост Пятого Хокаге. Как и с Орочимару, его предложение было полностью неприемлемым. И как в случае с Орочимару, много говорил белобрысый сопляк. Цунаде знала, что над её дурной удачей частенько смеются за спиной обыватели. Но никто не смел сказать ничего плохого легендарному медику и шиноби в лицо.
Громкий и невоспитанный джинчурики, абсурдно претендующий не только на родство с Четвёртым Хокаге (которое он всячески пытался подчеркнуть схожей одеждой), но и с ней самой, не испытывал к ней ни доли страха, ни капли опаски. Голос, с которым говорил о ней с Джирайей не содержал почтения, как будто она была не Саннином, а обычным прохожим, о котором не вспомнишь и через пять минут. А потом она позволила втянуть себя в разговор, о чём тут же пожалела.
Исчез спокойный, чуть насмешливый тон. Голос его стал сочиться презрением. Он не понимал. Он сравнивал её горе с горем знакомых ему людей и было очевидно, что в сравнении с этими людьми для него она жалкое ничтожество. Каждое слово, что он говорил, каждый вариант её возможных действий, ранил, глубоко проникая в душу и подпитываясь её собственными задавленными мыслями и сомнениями. Его неожиданная горячность при упоминании несбывшейся возможности стать её сыном принесла невыносимую боль. Упоминание судьбы верной спутницы Шизуне провернуло кунай в застарелой ране и Цунаде не выдержала. Она, Легендарный Шиноби, позорно вызвала на поединок генина. И получила презрительный отказ.
Она вспылила. Она атаковала шиноби деревни, которой она до сих пор принадлежала. И снова не была удостоена внимания раненого джинчурики.
Когда он ответил на вопрос о том, что для него значит быть Хокаге, Цунаде как будто снова увидела перед собой Наваки. Его уверенность, его несокрушимую решимость, его готовность умереть за то что ему дорого. И Цунаде не выдержала. Чтобы унять кровоточащие душевные раны, она прибегла к испытанному методу — большому количеству сакэ.
К ней присоединился Джирайя. И в кои-то веки она не возражала против компании бабника и извращенца. Джирайя рассказал о произошедшем в Конохе. О неудавшемся вторжении. О поединке Орочимару и сенсея. О том, что предатель воспользовался запретной техникой Второго и призвал мёртвых дедушку, бабушку и дядю Тобираму. О том, что вырвавшаяся из-под власти дзюцу бабуля Мито успела поразить клановыми техниками Узумаки бывшего напарника. О том, что перед бегством он успел пронзить насквозь сенсея и забрать Кусанаги с собой. О том, что Хокаге пока что держится, но сколько осталось времени — неизвестно. О том, что джинчурики — действительно сын Минато и Кушины, что он нашел двух членов своего клана и о том, что талантом не уступает отцу. Рассказал о поведанных сенсеем особенностях техники Нечестивого воскрешения, которой действительно требовалась человеческая жертва и о маленьких нюансах, не упомянутых Орочимару — для Нечестивого воскрешения требовалась ДНК призываемого, а значит напарник не забыл осквернить могилы её любимых, и что воля призванных назад мертвецов находится под контролем призывателя, а значит предатель получит рычаг давления на неё.
А затем Джирайя, глупец и извращенец Джирайя, безнадёжно влюблённый в неё Джирайя, Джирайя, из которого она в любое время может вить веревки, совершенно буднично заметил, что если она, Цунаде Сенджу, предаст скрытый Лист, он её убьёт. И это не было угрозой. Это даже не было обещанием. Это было упоминание чего-то самого собой разумеющегося, чего-то неизбежного, чего-то, о чём даже не стоит говорить. И пусть Цунаде этого не показала, но ей было страшно до дрожи.
Весь следующий день она пыталась задавить подступившие воспоминания и непрошеные вопросы к самой себе привычными способами — с помощью игры и сакэ. Лишь отточенные инстинкты ветерана шиноби сказали ей, что за ней кто-то следит. Разыгравшаяся паранойя предлагала абсурдные варианты, например, что за ней, с время от времени присоединяющимся к распитию сакэ Джирайей, следит одна из крупных бурых кошек, греющихся на крыше неподалёку. Для шиноби её уровня паранойя была залогом выживания, поэтому она проверила и это предположение. Как и всякий ирьёнин с близким к идеальному контролем, Цунаде владела сенсорными техниками. И проверка кошек не показала ничего необычного. Это не был шиноби под Трансформацией (пусть и для превращения в животное такого размера нужно обладать немалым талантом и огромной силой), не было это и нин-животное. Сонливость кошки обуславливалась заниженным уровнем чакры, животное было либо старым, либо больным, подробности Цунаде не интересовали.
Она сходила и незаметно проверила чем занят Джирайя с учеником, и была поражена. Ученик тренировался на износ, используя абсурдно большое количество теневых клонов, он осваивал стихию Молнии. Смысл использования время от времени такого знакомого дзюцу передачи чакры дошел до Цунаде сразу — джинчурики обходил необходимость развеивать клонов прямым обменом чакры, что ускоряло учёбу и снижало затраты чакры на порядки. Судя по пытающейся принять геометрические формы дуге Молнии между рук клонов (которых, Цунаде могла бы поклясться, не меньше нескольких сотен), джинчурики, несмотря на молодость, уже подошел к освоению Манипуляции Формы этой стихии, что для генина было невероятным успехом. Несколько клонов неподалёку, пускающие технику Тока Чакры наполненную стихией Ветра сквозь вакизаши показывали, что это была уже не первая стихия. Нарезанные ломтиками большие каменные валуны говорили что с Ветром у джинчурики даже лучше чем с Молнией. Манипуляция Формой двух стихий — это было достижение, доступное даже не всем джонинам, многие останавливались на освоении стихий на уровне, достаточном для применения в дзюцу.
Лишь нежелание терять собственное достоинство не позволило Цунаде выбежать и начать крушить окружающий ландшафт — извращенец показывал какие-то техники её собственным копиям, происхождение которых бесстыдно выдавали характерные полоски на щеках. И это был не её нынешний образ, не её неразвитая фигура в бытность генином, а изображение тех времён, когда подстёгнутые гормонами, её формы определились и Джирайя впервые чуть не погиб, застуканный возле горячих источников. И как завершение картины предательства — Шизуне, весело щебечущая с вытирающим пот после тяжелых физических упражнений явным оригиналом джинчурики и бегающая вокруг них Тонтон.
Вечером, когда к её распитию сакэ присоединился Джирайя, она попыталась высказать претензии. Но получила в ответ искреннее непонимание — ученик считал технику Трансформации одним и трёх величайших дзюцу и никогда не переставал в нём тренироваться. В этом он не собирался советоваться даже с учителем. Обострившаяся паранойя заставила снова проверить спящую неподалёку кошку (ученик Джирайи, похоже, был мастером в технике Трансформации), и снова Цунаде вздохнула с облегчением — скрыть столь огромные объемы чакры как у блондина-джинчурики и при этом удерживать Трансформацию, не удалось бы и ей, с идеальным контролем и огромным опытом. Так что вечер с извращенцем оказался почти приятным.
А потом началась неделя абсурда. Неделя, заставившая усомниться в своём здравом рассудке.
Началось с того, что Цунаде отметила улучшившийся вкус сакэ. Вместо отвратного пойла, которое обычно подают в придорожных забегаловках, за ту же цену начали подавать дорогой качественный продукт, напоминающий сакэ из хорошего ресторана. Радость Цунаде была недолгой — несмотря на отличный вкус, пьянящий эффект почему-то казался недолгим, когда выпив третью бутылку, она поняла, что трезва как стёклышко, она задалась вопросом: "Что, Шинигами задери, тут происходит?"
Проверка сакэ в походной лаборатории показала, что это обычная выпивка. Самодиагностика после приёма — хоть организм и реагирует положенным образом, интоксикация почему-то сама сходит на нет через несколько минут. Цунаде посетила различные заведения. В каждом баре и ресторане в городе подавали одно и то же сакэ, с одним и тем же вкусом. Попытки скандалить с владельцами заведений и официантами показали их непонимание сути претензий. Великий медик наблюдала за пульсом, расширением капилляров кожи и сужением зрачков собеседников, и оказалось, что это непонимание искреннее. Быстрая проверка показала, что речь не идёт и о гендзюцу. Цунаде ходила до отвращения трезвой и злой.
Вторая радость Цунаде — азартные игры, была омрачена её молодой копией. Растягивая покрытые тонкими полосками щёки в широкой искренней улыбке, во всех заведениях появлялась её молоденькая и сексуальная копия, "Цун-тян". Радостно приветствуя "бабулю Цунаде", она присоединялась к каждой её игре. Она играла в кости, она играла в карты, она играла в рулетку, она играла в маджонг. Даже когда Цунаде кидала монетки в "одноруких бандитов", её "внучка" кидала монетки по соседству. Трансформированному джинчурики всегда необъяснимо везло. В кости ему всегда выпадал выигрыш. В руки ему всегда шла удачная карта. В рулетку шарик падал на указанный им цвет и даже на поставленное число. Игровые автоматы в итоге всегда делились выигрышем. Даже в маджонг, в игре, в последнюю очередь зависящей от удачи, джинчурики оставался в плюсах. Цунаде напрягала свои сенсорные способности до предела и нигде не видела воздействия дзюцу или шулерских трюков. Она могла поклясться, что ученику извращенца просто непонятно, необъяснимо везёт.
Цунаде Сенджу никогда не отличалась большим терпением. Она пыталась атаковать джинчурики, но он всегда исчезал в клубах дыма, показывая что это — теневой клон, оставшиеся деньги не были достаточным утешением. Она договаривалась с владельцами заведений, чтобы её младшую копию не пускали. Но громил всегда убеждал крутящийся в руке Разенган, или же разрезанный как масло удлинённым чакрой ветра мечом большой булыжник, либо же длинный жгут молнии, вырывающийся из ладони мило улыбающейся девушки с полосками на щеках. Она приходила на место тренировки и начинала крушить клонов. Те, продемонстрировав виртуозное владение техникой Замены, исчезали, оставляя за собой соломенные тренировочные манекены, одетые в очень знакомые зелёные хаори с надписью "Пятый Хокаге" на спине, в красные квадратные шляпы с символом "Огонь" и белокурых париках с двумя легкомысленными хвостиками. Цунаде несколько раз даже атаковала Джирайю, но тот тоже всегда был теневым клоном.
Отчаявшись, Цунаде решила попросту игнорировать назойливого джинчурики. Но очень быстро при виде её "спутницы" те заведения, что раньше принимали Цунаде и её деньги с распростёртыми объятиями, стали закрываться. За карточным столом не оказывалось никого, кроме неё и "сестрёнки Цун-тян", то же происходило с костями и маджонгом.
Самое паршивое, что Шизуне искренне наслаждалась её затруднениями и говорила, что небольшая встряска пойдёт Цунаде на пользу, в чём ей согласно подхрюкивала Тонтон.
Цунаде начала замечать за собой, что с нетерпением ожидает появления Орочимару, всё для того, чтобы тем или иным способом вырваться из этой нелепой ситуации. Когда накануне встречи с Орочимару Джирайя традиционно присоединился к её бессмысленной привычной и не пьянящей выпивке, она ожидала, что и подсыпанный в сакэ яд на товарища не подействует. И то, что Джирайя рухнул лицом на стойку и отрубился, стало для неё действительно приятным сюрпризом. Хоть что-то на этой неделе прошло как задумано.
Шизуне, как и предполагалось, собиралась её остановить, но пропитанный точно выверенным количеством чакры удар лишил ту сознания, не навредив единственному дорогому человеку Цунаде.
Цунаде Сенджу, одной из Трёх Легендарных Ниндзя, предстояла встреча с предателем. С её бывшим товарищем по команде.
* * *
Раннее утро встретило Наруто слепящим светом солнца через открытое окно и бешеным стуком в дверь его номера. Наруто, ворча и зевая, неохотно отправился открывать. Зрелище за дверью заставило его мгновенно проснуться. Там стояла сестрёнка Шизуне и ей явно было нехорошо. Лицо её было искажено от боли, а руки держались за живот.
— Наруто-кун, где господин Джирайя? Кажется случилось непоправимое.
Наруто, не раздумывая, сделал пару десятков клонов разноцветных кошек и они пушистой пёстрой волной кинулись в окно разыскивать сенсея. Впрочем, как оказалось, для такого количества не было необходимости — пока Наруто помогал сестрёнке чем мог (а единственным, что хоть как-то отдалённо напоминало медицинские техники, была передача чакры), учитель был найден спящим на стойке ближайшего уличного бара. Кошка развеялась и Наруто с Шизуне бросились на помощь Джирайе.
Пока Наруто расталкивал учителя, сестрёнка с руками, окутанными зелёной чакрой, пыталась понять, что с ним случилось. Выводы были неутешительными — учитель был отравлен каким-то сложным нарушающим контроль чакры ядом. Неизвестно, что подействовало, то ли удары Наруто, хлопающего учителя по щекам, то ли дзюцу Шизуне, но Извращённый Учёный вскоре очнулся. Он попытался встать, но его плохо слушались руки и не держали ноги.
— Цунаде, подлая зараза! Она подсыпала мне какую-то дрянь, какой-то наркотик без вкуса и запаха! Не зря она до сих пор считается легендарным медиком!
Наруто напряг память, прибегнув к изученным с ассистентками техникам. Вчера одна из клонов-кошек внимательно следила за посиделками бабули Цунаде и Эро-сенсея, чтобы вовремя подменять сакэ из бара на теневую копию, а значит должна была заметить момент отравления. Бармен подсунуть отравленную выпивку не мог — к моменту как саннины приступали к распитию, это было уже не сакэ. Наруто сосредоточенно вспоминал, прогоняя встречу в памяти. Вот рука бабули потянулась к выпивке и слегка дрогнула, пока подливала сакэ сенсею. Не знай Наруто что искать, он бы никогда в жизни не заметил ничего неладного. Как с такими ловкими руками бабуля может всегда проигрывать? Наруто возмущённо раздул ноздри.
— Эро-сенсей! Я тебя предупреждал, что из-за моих поступков она тебе сделает что-то нехорошее! Как ты мог?
Учитель смущённо почесал затылок.
— Знаешь, Наруто-кун, твоё предупреждение было весьма своевременным. Пусть Цунаде-тян и слегка отошла, но то что ты устроил, было очень коварно. Я действительно боялся с ней пить. Очень-очень боялся с ней пить.
Сероволосая фигура с одинокой нотой на протекторе усмехнулась и удалилась, скрывшись в тенях. Лениво наблюдавшая за ней белая с рыжими пятнами кошка, почесала задней лапой ухо и, зажмурившись от удовольствия, развалилась в лучах утреннего солнышка. Впрочем, неподвижно лежать ей быстро надоело, и она, возмущённо фыркнув, растворилась в облаке дыма.
— За нами следил очкастый предатель, он только что ушел. Сенсей, значит ты...
— Да.
— А где же учитель? — тихо спросил Наруто.