— Не стыдно обмануть врага, стыдно быть обманутым, — заметил аннамитский великан Транг.
— Если для победы над врагом придется пройти по лезвию бритвы... Что ж, мы готовы, — сказал старший капитан Гирин, немедленно поддержанный своими товарищами. — Только не ждите от меня чудес. Кажется, я исчерпал их запас.
— Это безумие, форменное безумие! — неожиданно взорвался коммандер Корниш. — Вы понимаете, что у нас нет против них шансов!!! Как только они поймут, в чем дело, то просто сметут нас с лица земли!
— А что вы предлагаете, коммандер?! — в свою очередь взорвался капитан Редширт. — Снова капитулировать?
— Не вижу в этом ничего постыдного, — пожал плечами Корниш. — Сдаться, сохранить жизнь, чтобы снова вернуться в ряды и продолжать наносить урон врагу. Я не боюсь воевать. Я готов сражаться. Я просто отказываюсь участвовать в массовом самоубийстве. Ваш безумный план, мистер Хеллборн, и есть массовое самоубийство.
— Мы получили приказ — удержать этот остров, — возразил ему кто-то.
— Я такого приказа не получал, — отрезал Корниш. — Мои командиры сидят в Лондоне или Северном Китае. На этом острове я вообще не понимаю, кто командует. Я до сих пор не видел этого вашего капитана подводного крейсера...
— Жалкий трус! — окончательно закипел Редширт. — Вы просто ищете отговорки, чтобы спрятаться от битвы! Вы только посмотрите вокруг! Даже эти желтокожие азиаты, — преторианец без малейшего стеснения указал пальцем на сидевших в другом углу корейских офицеров, — готовы идти в бой за своего императора! А вы, англичанин и белый человек, спешите спрятать песок в голову!
Он так и сказал — "песок в голову". Очень волновался и торопился.
Хеллборн на секунду зажмурился — сейчас кто-то из корейцев оскорбится и... Он покосился в сторону азиатских союзников — нет, слава Будде, те решили сохранить на лицах невозмутимое выражение.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Корниш. — Это вы трус, капитан Редширт! Вы жалкий расист, поэтому до смерти боитесь опозориться и продемонстрировать свою слабость перед людьми другой расы! А я не расист. Мне наплевать. Я не считаю, что наши корейские союзники принадлежат к неполноценной расе, и поэтому не собираюсь лезть из кожи вон, дабы доказать свою "сверхчеловечность". Я и так знаю, чего я стою!
— Два! — заорал преторианский капитан. — Два фальшивых дублона!!!
Никто не успел спросить — почему именно "два".
— Прекратите, немедленно прекратите, господа! — вмешался полковник Кэнди. — Неважно, как мы к этому относится. Когда придет время, я надеюсь, что каждый из нас честно исполнит свой долг.
Возражений не последовало.
— Когда придет время, — пробормотал в наступившей тишине Беллоди.
— А сколько у нас осталось времени? — в тон ему спросил сержант Пропп.
— Чуть больше шестнадцати часов, — спохватился Джеймс Хеллборн. — И нам еще столько предстоит сделать!
— Мы должны начать немедленно, дамы и господа, — поднялся надпоручик Тай Кван До. — Иначе просто не успеем. Дело и место найдется для всех, поверьте. Даже для тех, кто не желает участвовать в самоубийстве.
— Аминь, — отозвался Хеллборн.
— Угадай, кто придет на завтрак? — задумчиво пробормотал капитан Гордон.
Глава 12. Последнее лекарство — огонь.
Линкор был грациозен и грандиозен одновременно. Бинокль, поднесенный к глазам Хеллборна, был вынужден описать дугу в сто десять градусов минимум, прежде чем владелец глаз смог рассмотреть корабль от носа и до кормы.
— Что скажешь, "молодая школа"? — повернулся Джеймс к Беллоди.
— Два снаряда, — Беллоди сжал кулаки, — всего два снаряда к мой старой "Фрейдис" — и я отправлю эту сволочь на дно!
— В другой раз, Реджи, — вздохнул Хеллборн.
— "Шарль де Костер". Линкор из серии "Классик", — принялся бубнить за спиной мичман Монтуори. — Заложен в 1934-м, спущен на воду в 1937-м. Водоизмещение...
— Достаточно, мичман, — оборвал горячего итальянца альбионский офицер. — Эти цифры всегда наводили на меня тоску.
"Хотя работа разведчика по-прежнему заключается в их сборе".
— Главный калибр — 250 мм, — не успокоился итальянец.
— Синиор Монтуори, я же вежливо прошу, — слегка повысил голос Хеллборн.
Они стояли на северном берегу острова — там, где находилась "официальная" пристань. Никакой пристани, разумеется, не было, все тот же песчаный пляж с пальмами. Но пленные виксы рассказали, что именно здесь причаливали плоскобаржи, доставившие их (виксов) на остров. Одна из плоскобарж, полусгоревшая (несчастный случай с мотором), по-прежнему лежала на берегу. Остальные были бережно собраны и отправлены куда-то на китайский фронт.
"Шарль де Костер" не собирался подходить к берегу ближе, чем на два километра. Бинокль помог Хеллборну увидеть, что бенилюксеры спускают шлюпки... то есть не шлюпки, а катера... нет, это были не катера.
— Les pigeons, — пробормотал кто-то из союзных офицеров.
Джеймс Хеллборн тем временем мысленно вернулся почти на сутки назад.
Секретное сообщение, отправленное из штаба Гранд-адмирала ВИФ и принятое подконтрольными связистами, было разделено на две части, гласившие:
"1. Ожидаемый вами транспорт уничтожен в порту вражеской субмариной. Ожидайте новый через 10 дней.
2. Завтра около 10.00. к острову прибудет вице-флагман Бенилюкса адмирал Ян-Питер ван дер Капеллен. Обеспечить достойный прием".
_______________________________
Им пришлось тяжело поработать в отведенные часы. И они успели. Кажется.
Кто-то из младших офицеров громко зевнул. Джеймсу очень хотелось последовать его примеру, но он сдержался. Если бы не жалкий часок сна перед рассветом, он бы вообще отключился. Еще этот проклятый климат.
"Терпи, солдат. Ничего не поделаешь война, — не удержался от издевки внутренний голос. — Ах, да, на складе еще полно пафоса!"
Катера — нет, не катера — две бронированные амфибии приближались к берегу. Вода бурлила (как и положено), флаги развевались.
— Это "Стерке-Пир", — снова завел свою песенку мичман Монтуори. — Модель 1938 года...
Но на этот раз Хеллборн совершенно случайно знал, что ему ответить. Он уже встречал такую машину в Англии, в тренировочном лагере Северной миссии Содружества, перед Гренландским десантом.
— Это всего лишь "Тритоне" 1935 года, — заявил Джеймс. — Ваш дуче продал фризам лицензию.
— Наш дуче велик, — итальянец, кажется, обиделся, — но даже он не мог предвидеть эту войну. По крайней мере, мы знаем сильные и слабые стороны этой машины. Мы знаем, как с ней бороться.
— Аминь, — не стал спорить альбионец.
Амфибии приблизились. На них по-прежнему развевались красные флаги, где соседствовали белые полумесяцы и золотые буквы I.H.S.
"Какая очаровательная шизофрения", — подумал Хеллборн.
Такие же флажки, только маленькие, украшали шевроны, погоны, нагрудные клапаны и/или другие элементы черной униформы морпехов, оседлавших одно из многочисленных творений великого итальянского диктатора. Пусть и собранное по лицензии на одном из военных заводов Бенилюкса.
Одна из машин скромно осталась в воде. Другая выехала прямо на пляж справа от встречающей группы. Морпехи посыпались на сушу как свежий горох.
— Les pigeons, — повторил все тот же офицер. Уже шепотом.
Командир гостей окинул взглядом встречающую группу, опознал Хеллборна как старшего и направился к нему. Приблизившись, он вежливо козырнул, дождался ответного козыряния и представился:
— Major Jean-Luc Dupont, commandant de gardes du corps de Amiral van der Capellen...
"Чтоб ты сдох", — мысленно ответил ему Хеллборн. Они так тщательно готовились, а теперь все пойдет коту под хвост.
Офицер-викинг, мундир которого альбионский разведчик нацепил по такому случаю, был просто обязан владеть французским — одним из трех государственных языков Белголландской Империи (и Ее Доминионов).
Джеймс Хеллборн тоже им владел. Мог заказать такси до Гренобля. Или заплатить за обед в парижском кафе. С ужасным (как ему говорили французские знакомые) альбионским акцентом. Но не более того. А сейчас явно не тот случай.
Сейчас кто-то из своих потянется за оружием и...
Джеймс Хеллборн нахмурился, от всей души нахмурился, и направил на европейского гостя один из самых сердитых своих взглядов.
"Ты, паршивый валлонский петух, — говорил этот взгляд, — здесь тебе не Брюссель, и даже не Филипвиль — здесь моя страна, поэтому изволь говорить на человеческом языке!"
И "валлонский петух" все правильно понял, потому что перешел на человеческую речь. Но не удержался от шпильки и заговорил по-голландски:
— Майор Жан-Люк Дюпонт, начальник личной охраны адмирала ван дер Капеллена.
"Черт побери, кажется пронесло".
На голландский язык белокостный викинг мог реагировать, но Хеллборн все-таки ответил на австралансе:
— Очень приятно, майор. Штабс-капитан Лоренс Рузвельт, адьютант полковника ван дер Гила.
— Прошу прощения, полковник Рузвельт из канцелярии исландского губернатора — не ваш родственник? — поинтересовался европейский гость.
— Совершенно верно, — кивнул Джеймс. — Мой кузен. Имели честь?
— Так точно, — в свою очередь кивнул Жан-Люк Дюпонт. — Года четыре назад, мельком, нас представили на каком-то приеме...
"Ну да, красавчик, тебя небось тоже заставляют пить коктейли в парадном мундире". Жан-Люк Дюпонт был очень похож на капитана Стандера, только темноволосый и лицом посмуглее.
Между прочим, капитан Стандер угадал. "Два, максимум три дня — и здесь снова будут наши". То есть не угадал. "Наши" прибыли еще быстрее.
-...смутно помню, он такой высокий блондин?... — продолжал бельгиец.
"Какая примитивная проверка", — от всей души ужаснулся Хеллборн. Нет, перед ним не разведчик. Даже не начинающий. Обычный вояка-дуболом.
— Мой кузен Питер — маленький, толстый и рыжий, — сказал Джеймс. — Совсем на меня не похож. Весь в жену моего дяди.
— Простите, — смутился майор Дюпонт, — давно это было...
— Ничего страшного, — успокоил его "штабс-капитан Рузвельт".
Пока они разговаривали, к берегу подошла еще одна амфибия. Она тоже выбралась на пляж, шурша всеми колесами. Многознающий мичман Монтуори мог бы заметить, что это совсем другая модель, "маринабус" — "морской автобус". Тоже, впрочем, имеющий итальянские корни. Но если "стерке-пир" был плавающим броневиком, то "маринабус" — аналогом "Большого морского комфорта", пассажирской машиной, где со всеми удобствами разместился не только вице-флагман, но и вся его свита.
Солдаты майора Дюпонта уже успели построиться в линию напротив людей Хеллборна. Сам Дюпонт занял место на правом фланге.
— Ружья на караул — смирно — равнение на! — вольно, — в который раз за эту войну прозвучали команды.
— Добро пожаловать в Порт-Султан, герр адмирал, — шагнул навстречу высокому гостю Хеллборн.
— Спасибо-спасибо, — часто закивал Ян-Питер ван дер Каппелен. — Штабс-капитан Рузвельт, если не ошибаюсь? Очень приятно, очень рад.
— Прошу прощения, — извинился Джеймс, — полковник не смог вас встретить. Он был ранен и...
— Надеюсь, ничего страшного? — почти искренне заволновался гость.
— Пустяки. Можно сказать, несчастный случай. Мы, конечно, не на фронте, — лицемерно вздохнул "штабс-капитан Рузвельт", — но даже здесь нас порой подстерегают опасности.
Адмирал ван дер Каппелен был невысокого роста, но все-таки на целую голову выше среднего корейского подводника. Толстяком он не был, то есть всего лишь проходил по категории "жизнерадостный коротышка". Нос маленький, черные глаза живые и веселые, пухлые розовые щеки ("гладкие как у младенца"), идеально подогнанный мундир (это открытие вызвало у Хеллборна вполне понятные неприятные ощущения). На первый взгляд адмиралу было лет 50, но он и в прошлый раз выглядел так же...
Ван дер Каппелен тоже его узнал.
— Я мог вас прежде где-то видеть? — спросил флотоводец.
"В Амстердаме, в 1937-м, — подумал Джеймс. — К счастью, в тот раз я был в черном фраке, а не в парадном альбионском мундире".
— Мы не были представлены, но мне неоднократно приходилось навещать метрополию по долгу службы, — ответил Хеллборн. — Где-нибудь в коридорах Адмиралтейства или на пирсе в Антверпене...
— Да, скорей всего, — кивнул адмирал.
— Позвольте представить моих коллег, — Хеллборн обернулся к товарищам и принялся указывать на них ребром ладони. — Штабс-капитан ван Беринг ("он же Байард"), командир нашего батальона морской пехоты. Капитан ван Саравак ("он же Гордон"), командир батальона ПВО. Лейтенант Вердонк ("он же Беллоди"), второй офицер связи. Оппервахтмейстер Алтинг ("он же майор Транг"), командир туземных стрелков. Риттмейстер Спилман ("он же Гирин"), наш главный врач. Капитан Эйвиндссон ("он же Эверард"), старший офицер инженерной службы...
— О! — оживился адмирал и внезапно заговорил с Эверардом по-исландски. Американец спокойно ему отвечал, в то время как в голове Хеллборна в очередной раз, больно стуча изнутри по черепной коробке, прыгала мысль "Черт побери, кажется пронесло".
Отобрать офицеров для этого маскарада, шитого белыми нитками, было нелегко. Далеко не все владели австралансом, а кто и владел — говорил на нем с ужасным акцентом. Что и говорить, не самый популярный язык на англо-французской планете, где-то между итальянским и русским.
Эверард, например, владел языком в совершенстве. "Иностранные языки — мое хобби", — скромно признался американец. Теперь оказывается, он еще и исландский знает! И этот полиглот почему-то числится в Инженерном корпусе? Кого он хочет обмануть? Военная разведка КША как минимум, а может быть и вовсе один из коллег Магрудера.
Капитан Гордон, добродушный нью-йоркский работяга, что-то помнил из школьных уроков французского, но австраланса не знал вовсе, если не считать традиционных "руки вверх" и "где находится главный штаб?" Но Хеллборн все равно взял его с собой на "пристань".
— У вас очень подходящая физиономия, — объяснил коварный альбионец. — Простое честное лицо новоголландского фермера. Типичная бурская деревенщина
Гордон не обиделся. Сейчас он стоял на правом фланге и послужно изображал истукана.
Что касается почетного караула, то здесь все было еще интереснее.
— А это и есть наши знаменитые самураи! — воскликнул высокий гость. — Какие-то они все низкорослые... — добавил он с сомнением в голосе.
На захваченной базе нашлось достаточно комплектов белголландской униформы. Кое-что, впрочем, особенно офицерские мундиры с планками и нашивками, пришлось отобрать у пленных виксов. Пленники немедленно решили, что это конец. Ведь это старая добрая традиция — отбирать одежду у приговоренных к расстрелу. Стихийный бунт удалось быстро подавить, но несколько мундиров были безнадежно испорчены. Так или иначе, корейским коротышкам пришлось работать без перерыва всю ночь и утро, чтобы как следует подогнать трофейную униформу под себя. Теперь они валились с ног от усталости. Как и все остальные заговорщики.
