В прозрачной сфере перед ними медленно плыла матка. Изуродованная взрывами ракет, потерявшая экраны Фридмана беспомощная российская матка — самая защищенная матка в мире. Все же план европейцев, так здорово предугаданный экипажем, удался. Удался частично, но оттого не менее страшно.

— Ну что ж мы, русские, ничему не учимся? — безнадежно спросил стрелок.

Ему никто не ответил.

— В разбитые створки заныривай, — угрюмо посоветовал командир. — Серж!

— Я туда не пойду, — заупрямился пилот. — Там меня убьют. Выпускающие за разбитые створки нас голыми руками задушат. А механики на трупах попрыгают.

— Я что сказал? Я сказал — в разбитые створки! И убрать показания с внутреннего контроля. Иначе точно задушат. А так скажем, оно само.

Пилот молча направил дисколет к пролому в боку матки.

— Какие показания? — запоздало вскинулся офицер. — Как — убрать?

Экипаж проигнорировал непосредственное начальство с удивительным единодушием, и офицер замолчал. Дисколет мягко вильнул, поднырнул под обрывок металла и аккуратно подкатился к шторе ремзоны. Ни выпускающих, ни механиков пока не было видно — что им делать в безвоздушном пространстве? Разве что ставить аварийные перепонки. Но этой работы хватало с избытком по всей матке.

— Доверни.

Пилот молча довернул. Полыхнуло.

— Олл-аут! — удовлетворенно сообщил командир. — Через пробитые створки раз — и точно по блоку памяти внутреннего контроля. Все претензии — к европейцам. Но если кто из офицеров желает отдать полугодовой оклад на ремонт, то может настучать. Пожалуйста.

— Техники все видели, — неловко сказал офицер. — На головы олл-аут не действует... э, а чем это вы блоки памяти, а? Устройства олл-аут с истребителями несовместимы!

— Без паники, кэп. Ну видели техники. Ну и что? Что они видели? Бабах, взрыв, все в дыму, обломки летают, сирена орет, диафрагмы щелкают как бешеные... кэп, вспомните себя в первом бою, много вы там поняли? А для механиков ракета в стартовых створках — точно первая, а первая ракета очень эмоционально переживается!

— Но взрыв был изнутри, и любая экспертиза...

— Ах экспертиза. То-то матке сейчас до экспертиз. Ей бы экраны Фридмана восстановить. Да пробоины залатать...

— Экраны Фридмана, — странным голосом сказал офицер. — Не понял. Они снаружи не сбиваются...

Захлопнул лицевой щиток и полез из дисколета. Экипаж без разговоров последовал за ним.

— Поставьте аварийную заплату! — приказал офицер. — Быстро! Мне внутрь надо, без заплаты двери не открыть!

Не вытерпел, сам вцепился в установочный блок. Заплата неуклюже поворочалась и встала на место, перекрыв пробоину. Ударом выплеснулась и затвердела ремонтная пена. На стартовую площадку мощным потоком пошел воздух, офицера даже качнуло.

— Кэп, если быстро, то есть ремонтный тамбур, — подсказал командир.

— Зачем мне ремонтный тамбур? А то я сам не знаю о ремонтных тамбурах! Совсем-то за идиота не держите! Мне к генераторам Фридмана, а они знаете, где?!

— А вы знаете, что туда охрана не пускает? — ответно рявкнул командир.

— Я — офицер!

— Посмотрим!

В злом молчании они ждали разблокировки дверей.

— Я услышал вашу информацию о европейских резидентах, — буркнул офицер. — Может, я и плохой стрелок, но штабную работу выполнял как положено — и передал что положено и кому положено сразу!

— И что?

— Экраны Фридмана не работают, вот что. А он туда один пошел, некому больше...

В молчании они побежали по осевой к генераторным отсекам. Охраны на месте не оказалось. На бегу офицер выдернул из крепления личное оружие — но выстрелил первым не он, а командир.

— Ду-дах!

Фигура взмахнула руками и рухнула.

— Попалась, сука! — хищно сказал командир. — Стрелок, проверь! И добавь!

— Ду-дах!

— Это же наша медичка! — охнул офицер. — Вы медичку застрелили!

— Ага!

Офицер дернулся к лежащей женщине, но передумал, махнул пистолетом и рванул дальше. И остановился. В раскрытой диафрагме генераторного отсека лежал убитый. Рабочая униформа потемнела от крови.

— Ну и что тут делал электрик? — пробормотал командир. — Пилот, генераторы проверь...

Пилот молча протиснулся в отсек. Офицер откинул лицевой щиток. Присел рядом с убитым, вгляделся в его и в смерти упрямое лицо. Шмыгнул носом, не выдержал и смахнул злые слезы.

— Кэп?

— Я не кэп! Хотел увидеть кэптэна Джонса? Вот он, смотри! Какой парень был! Настоящий профессионал!

— Настоящий профессионал не профукал бы генераторы Фридмана! — безжалостно заметил командир. — Мы же предупредили! Арестовал бы заранее!

— Ребята, вы отличные истребители, — сказал офицер хмуро. — Но в штабной работе не разбираетесь. Арестовать любой дурак может! А кэптэн был профессионалом! Он без доказательств не арестовывал. Знаете, сколько ему доносов сливали в день, и все пустые? Не знаете. Вот и не лезьте с оценками.

— Мог не один пойти, если вычислил диверсию, — буркнул упрямо командир. — Мог и должен был сам резидента завалить, а не подставляться...

— Включил я генераторы, — сообщил пилот, вынырнув из отсека. — Ну, я скажу, там и управление. Да, и там еще двое валяются.

— Не мог он, — пробормотал офицер и встал. — Вы ничего не знаете о штабных интригах, а там пострашнее, чем в бою... Один он был. Я его поддерживал, но я в этот раз воевал снаружи. Не верится? Но вы вот тоже одну "семерку" в бой вывели, хотя на матке целая эскадра.

— Не профукал он генераторы, — заметил стрелок командиру. — Диверсантов-то завалил. Его уже потом в спину застрелили. Посмотри, как лежит. Надо было эту суку еще в медблоке, голыми руками! Не, ну что творится в России? Диверсанты прямо на матке безопасников стреляют!

— Уходим, — решил командир. — Кэп, ты с нами, возражения не принимаются.

— Надо ждать дознавателей...

— Я сказал, возражения не принимаются! Убитому не поможешь, генератор включен, резидента на ноль помножили — чего еще? Нравится перед следственной комиссией отвечать?

— Найдут медичку, — пробормотал офицер. — Трассологическая экспертиза укажет на ваше табельное...

— Не укажет! — отмахнулся стрелок. — С тренировочных вкладышей стреляли! Калибр меньше, но на близком расстоянии хватает! Готовили не на вас, не подумайте лишнего! Это мы так... на всякий случай. Резидента грохнуть или еще кого...

— Ваш друг — настоящий герой, — мягко сказал старшина. — Пусть слава достанется ему, нам чужого не надо. Идем, кэп. "Семерка" своих не бросает... хоть вы и не свой. Вы, если вдуматься, вообще какой-то не такой и непонятно что здесь делаете. Идемте, кэп, а?

Обратный путь дался тяжело. Туда пробежали, никого не встретив, а вот потом откуда только поналезли, не протолкнуться. Еще и военная полиция обгавкала, что находятся не в своем секторе. Тоже вылезли, бравые ребята.

— Отбой тревоги, — запоздало сообразил командир. — Это мы ловко, получается, это нам повезло...

— Салют "семерке"! — бледно улыбнулся им встречный пилот из второй эскадрильи. — Живы?! Ай молодцы. А нам как дали под хвост — звезды в кучу! Если б не "тринадцатый"...

— Какой "тринадцатый"? — напрягся офицер. — Где "тринадцатый"?!

— Да наш "тринадцатый"! — суеверно обмахнулся святым кукишем пилот. — Как вылетел, как пошел SS крошить, любо-дорого посмотреть! А потом, честно говорю, самой матке европейцев как дал ракетами — она сразу кровью умылась и свалила!

— Матке? Ракетами?!

— Клянусь! — заверил пилот. — Лично видел! Не веришь — ну и дурак! Если б не "тринадцатый", капец бы нам! У нас экраны Фридмана сорвало, и если б европейцы не ушли, расстреляли б матку, как в имитаторе, к чертовой матери!

— Как — экраны?

— Как обычно отказывают самые надежные в мире российские экраны, как еще? — проворчал пилот и ушел.

Офицер молча раскрыл рот — и закрыл.

— Вот и молодец! — одобрил командир. — Вот и молчи.

— Ай да "тринадцатый"! — прокомментировал стрелок, которому молчать не приказывали. — Ай герой!

— Тоже видели? — возбужденно заорал набежавший техник. — Во, блин, здорово, что живы! Из первой почти всех побили, а вы живы! Я смотрел, на "семерке" целого места нет, вся в крапинку! Вы как выкрутились? "Тринадцатый" на себя атаку оттянул, да? Зуб даю, это испытывают новый боевой дрон! Зампотех проболтался! Говорит, оператором на нем сам зам директора по боевой! Хоть и пьяница, но пилот от бога! Как он европейцев, а? Могут, оказывается, у нас еще технику делать! Хотя... откуда дрону взяться, а? Мы на матке все углы знаем, негде ему прятаться... Пилоты говорят — призрак... Слышь, а вы "тринадцатого" сами видели?

— Как тебя! — хмуро сказал командир.

— Ну и как он? В смысле, выглядит? Правда, что как новая модификация, или врут пилоты?

— Ты в бой летал? — осведомился командир. — Нет? Тогда понятно. Что мы, по-твоему, могли увидеть после олл-аут? И чем? Глазами, что ли, на пяти тысячах силуэт снять? Мозгач.

— А, ну да, — поскучнел механик. — Врут, значит, пилоты? А клялись! Вот и верь людям...

— Боекомплект в "семерке" пополнили, мозгачи? Ах нет? И оружейникам сказать некому?

Механик поскучнел еще больше, пробормотал что-то насчет перевода в нормальную эскадрилью и свалил.

— И ты думаешь, оне сделают выводы и поставят к матке полное охранение? — обратился пилот к командиру.

— Зачем сейчас охранение? — машинально спросил офицер. — Европейцы же ушли.

Получил в ответ три понимающих взгляда, покраснел, раскрыл рот... и вдруг сказал неверяще:

— Ребята, получается, это вы "тринадцатый"?

— Мы?! — изумился стрелок. — Ну, знаете! Мы, конечно, не абы кто, но чего "тринадцатому" приписывают, нам ни в жисть не сделать!

Офицер припомнил основные легенды про "тринадцатого" и сконфузился. Действительно, такое обычному истребителю не под силу, только призраку.

— Пойду-ка я лучше распоряжусь насчет пополнения боекомплекта, — вздохнул он. — А то действительно европейцы вернутся. Чтоб с "тринадцатым" разобраться. Я бы на их месте вернулся.

Экипаж обеспокоенно переглянулся.

Мой будущий критик! Да, картина жизни первых апостолов новой веры, ее начальных робких шагов, бледна. Мог бы расцветить ее безмерно — но я от принципов не отступаю и в малом. Бледной она была, и незачем приукрашивать. Приукрашивания — неправда, а я на правде стою.

Такова уж жизнь в космосе — бледная. Не знаю, где будут жить в двадцать пятом веке. Если справятся с гравитационным пределом Фридмана (вот уж вездесущий гений!), то, вполне возможно, на других планетах. И под другими звездами. Но пока гравитационные преобразователи нестабильно работают вблизи массивных тел, человеческая популяция четко локализуется по дефинициям Земля — пространство Солнечной системы. И связаны эти два ареала обитания лишь пуповиной ракетной космонавтики. А она узенькая. Потому ареалы чем дальше, тем сильнее расходятся. Рожденным в космосе незнакомы ни солнце в глаза, ни ветер в лицо, ни одуряющие запахи луговых трав. Их не бодрит зимний морозец и не расслабляет в сонной неге летний зной. Вообще любое изменение в жизненном пространстве вызывает у рожденных в космосе одну-единственную болезненную реакцию — схватить инструментальный набор и починить. Ну или наорать на сервис-службы, что по большому счету то же самое. Землянам, изредка попадающим в космос, это дико. Земляне быстро начинают испытывать сенсорный голод, становятся раздражительными. Земляне настойчиво предлагают хотя бы освещение варьировать, ветерки по модулям пускать, запахи разнообразить, земные пейзажи на стены наводить. Земляне не понимают, как можно спокойно жить в Одинаковости! Ну а рожденные в космосе соответственно не понимают, зачем во время ответственной работы бить себе по глазам меняющимся освещением, простужать сквозняками почки и вызывать головные боли дикими запахами, большинство из которых — аллергены сокрушительной силы. У рожденных в космосе — совсем другая жизнь. У рожденных в космосе время делится не на день и ночь, утро и вечер, а на первую, вторую и третью вахты. На первой вахте работают, и ничто не должно отвлекать, ибо ошибка в работе — часто смерть для всех находящихся рядом. Во вторую вахту люди общаются, занимаются спортом, музыкой (и очень серьезно занимаются, лучшие музыканты и композиторы навсегда прописались в пространстве) — но по большей части живут в собственных видеомирах, в коконах виртуальной реальности, будь то солидные европейские "Тругбильд" или же самые надежные, мать их, в мире российские "Мрия". И миры эти значат для рожденных в космосе не меньше, чем реальная жизнь. Там им и солнце в глаза, и ветер в лицо, и любые сенсорные изыски, переживания и приключения — в безопасной для организма форме. Ну а в третью вахту рожденные в космосе спят, часто не вылезая из тех же коконов виртуальной реальности, благо спать там очень удобно, и таймер предустановлен, и спас-скафандром кокон может послужить, случись чего. Строгий, логичный, навсегда установленный порядок — и никакого солнца в глаза. Единственное отклонение касается русских, которые из первой вахты сразу норовят устроить вторую — но в России всегда так было, есть и будет, и ничего страшного.

Может, поэтому новая вера пришла именно к русским. К тем, кому она оказалась жизненно необходимой. Без которой — смерть. Кроме новой веры, русским нечего было противопоставить европейцам в войне за пространство.

Вы спросите еще — а где же собственно вера? Обыденная жизнь военных космонавтов есть, и сражения есть, непоняток вокруг "тринадцатого" сколько угодно — а вера где? Где проповеди-заповеди, где заявление миру себя, где? Где основы вероучения, наконец? Ну что тут ответить... Не знаю, как у вас в двадцать пятом оно будет, а у нас в двадцать третьем с общественными силами борются жестко. Только заяви о себе — сразу грохнут. Потому будущие апологеты веры, да и не только они, проповедям предпочитали дело, вместо объявления себя миру шифровались изо всех сил, ну а основы вероучения только-только начинали складываться, кристаллизоваться в повседневной практике. Проповеди и заявления — это потом, и сильно потом. Для заявлений надо осознать себя — для начала.

Вы спросите еще — ну, а бог? Я отвечу — а нужен?! Дрязги человеческие людьми и решаются, бог тут не при делах. Чтоб отбиться от Штерна, не бог нужен, а хорошие истребители, мощные лазеры, надежная техника и электроника. И люди.

Вот такая появилась у русских странная религия. И название за ней закрепилось дурацкое, но об этом дальше.

Звездно-радужный флаг, прославленный Пятый флот

Адмирал Штерн стоял, отвернувшись к стене, и рассеянно изучал текстуру отделки. Панели из натурального дерева мягко светились и наполняли адмиральский кабинет терпкими ароматами хвойного леса. Наверно, наполняли. Инспектора с Земли уверяли, что никаких запахов не чуют, и их мнению вроде стоило доверять, все же земляне, бывали в настоящем лесу — но адмирал четко различал тончайшие оттенки и даже изменения их в зависимости от местоположения в кабинете.