— Мисс Ирина в хорошем состоянии — для своих травм, конечно. Но ей лежать еще неделю, да и потом передвигаться с большой осторожностью. С рук гипс я сниму через месяц, с ног — чуть позже.

— Ясно. А Пенелопа?

— Она активно идет на поправку. Нормальное питание и надлежащий уход многое значат для выздоровления, а Люсьен от нее почти не отходит. Ну и лекарства, конечно. У нас в госпитале мало кто себе мог позволить такие препараты. Ей бы, конечно, еще недельку полежать, но я могу перевести ее на амбулаторный режим. Нагрузки пока ограничить, а во всем остальном — пожалуйста. Да она и сама пока не сможет работать — слишком слаба.

— А через неделю полностью поправится?

— Совершенно верно. Таково мое мнение.

— А что скажешь про новеньких?

— Вьетнамец здоров, даже умудрился не простыть. Только, мисс Анна...

— Что?

— Не лечите водкой переохлаждение. Она дает совершенно обратный эффект.

— Но ведь...

— Я точно знаю.

— Ну-у... хорошо. Так что там с двумя последними?

Да, плохой из меня политик, перевод темы вышел донельзя корявым. Но Сара не стала спорить.

— У парня перелом ключицы, сотрясение мозга, гематомы, общее переохлаждение. Пока он без сознания, а я без аппаратуры, большего сказать не могу. У женщины руки-ноги целы, но сломано два ребра и выбито несколько зубов. А еще...

Она замялась...

— Вы бы сами сходили поглядели на нее. Она вон там, рядом с мисс Ириной.

Конечно же, я пошла. Да, зрелище то еще. Все лицо — один сплошной синяк. Опухло, перекосилось. Губы разбиты, бровь рассечена. Я приподняла простынь: там ничуть не лучше. Понятно, что кидало ее по трюму, что ударялась, но чтобы так! Нет, это все ручная работа, мутузили ее от души. И эти твари еще называют себя культурными европейцами, а нас ругают дикарями? Да только за одно это их кастрировать без наркоза! А раз били, значит, сама не давалась, значит насильничали. И как бы не всей командой. Ох и гады! Нет, не пойду сейчас с теми двумя разговаривать. Точно, сорвусь. Я вернула на место простынку и обернулась к Саре.

— Вот видите, мисс Анна!

Наша докторша была в этот момент сурова и гневна. Пожалуй, будь у нее в руках оружие — сама бы застрелила виновников.

— Я думаю, что тот парень, — она качнула головой в сторону второй комнатушки, — попытался ее защитить. Потому они вместе в трюме и сидели.

Да, пожалуй, это очень вероятно.

— Мисс Анна, вы ведь еще сегодня не завтракали. Идите, там Дзетта вас дожидается. А я тут покараулю, пока меня Люсьена не сменит.

Тут у меня желудок заурчал, словно соглашаясь со словами Сары. Двое на одного — пришлось сдаваться.

На кухне было оживленно. Ну да, народу прибавилось, теперь кормимся в несколько смен. Тут же сидели и вьетнамская парочка, и Снегурка. Дзетта, едва меня увидела, засуетилась, наплюхала полную миску вкуснейшей каши и мне в руки выдала. Ну а ложка у меня давно уже своя. Подсела сперва к новеньким. Расспросила в подробностях: что, да как, да откуда. Ценное приобретение, эти вьетнамцы. Уже то, что языки знают — и русский, и английский — большой плюс. Шень, к тому же, лейтенант вьетнамской армии. Получается, у него больше опыта и знаний по управлению войсками и организации обороны, а сержант Олсен автоматически переходит к нему в подчинение. Да-а, как бы на ровном месте конфликт не получить. Снегурка уже привыкла, что она главная военщица. Как отреагирует — неизвестно. С другой стороны, она человек военный, подчинение старшему по званию у нее должно быть на уровне рефлексов. А кто старше — сержант или лейтенант — можно даже не спрашивать.

Сестричка его для нас тоже настоящее сокровище. Жила в деревне, умеет кучу полезных вещей: плести корзины, ловить рыбу мордами, а не удочками. Да и с автоматом управляется немногим хуже, чем ее братец. Биллу, реднеку нашему, будет подспорье. Если, конечно, не закусятся на предмет вьетнамской войны. Слышала я, не любят вьетнамцы амеров, но тут уже я могу вмешаться и объяснить обеим сторонам их полное непонимание текущего момента. Она, кстати, подсказала: здесь, в тропиках, бывают сезоны дождей. Может, сейчас как раз такой? А через пару месяцев все образуется и можно будет огороды сажать? Знать бы еще, какой сейчас сезон.

Мы со Снегуркой закончили завтрак практически одновременно. Переглянулись, сдали миски кухонным работникам, оседлали подготовленный Аджиткой квадр и поехали. Взяли с собой запас патронов сверх обычного и топор — тушу рубить. Пешком тут запросто можно пару-тройку часов брести, а на квадрике за пятнадцать минут долетели. Через проход прошли осторожненько — узковат. Едва-едва нашему квадрику протиснуться. А в конце прохода вместо огромной туши лежала огромная куча костей. Раза в два побольше, чем та, что от моего тигрика осталась. И так же, как и в тот раз, ни шкуры, ни требухи. Даже хрящи и связки исчезли, остались только белые кости, клыки и когти. И мерзкий химический запах.

Топор не понадобился. Кости были не особо тяжелыми, и Снегурка легко их раскидала по сторонам прохода, а я осторожно вывела тарахтелку во внутреннюю долину. Место было просто чудесное: зеленая трава, какие-то деревья на дальней стороне долины, величественные горы, окаймляющие островок зелени и небольшой домик в тени тех самых деревьев. Грай прыгнула мне за спину, и мы полетели вперед. Больше никто на нас не нападал, да и вообще никакого зверья не было видно. До места долетели в минуту. Снегурка спрыгнула с седла и тактично подождала, пока я сползала на землю. А потом мы с ней вместе двинулись к двери.

Домик был совсем небольшой. Против того нашего склада — и вовсе махонький. Избушка, млин, без окон. Правда, с дверью. Широкая такая дверь из могучих даже на вид плах, скрепленных железными полосами. Да и сам домик был сложен из неслабых таких бревнышек. Прошибить их можно разве что из пушки. Засов на двери снаружи, и задвинут. Я храбро засов отодвинула, ухватилась за ручку и дернула дверь на себя. Она отворилась без малейшего скрипа. Желтый прямоугольник света упал внутрь. И в этом свете проявились темно-зеленые деревянные ящики с черными, сделанными по трафарету, надписями.

Я-то не сразу въехала, зато Снегурка просекла фишку в один момент. Первый раз видела, как женщина визжит не от мехов и брюликов, а от ящиков с винтовками и патронами. Меня тоже пробрало. Теперь понятно, почему Смотрящие закрыли мне доступ к оружию. Да нафига мне это, когда у меня стволов целый дом! Тех же 'максимок' две штуки, да и другого всякого полно. И винтовки, и пулеметы, и автоматы, и пистолеты тоже есть. А патронов столько, что на роту солдат хватит. Я в нюансы вдаваться не стала. Потом поручу Лерке, она все сочтет и мне в письменном виде доведет. Но сержантка-то моя, как она радовалась! Один ящик открыла, другой, третий... Была бы у меня видеокамера или, хотя бы, телефон, я бы сделала самый крутой ролик ютуба! Я решила не мешать. Вышла из домика, присела на травку.

Из домика раздавались дикие вопли, стук ящиков, лязг железа, а я сидела, наслаждаясь чудесными видами, и думала, что мне делать с теми двумя. Казнить? Изгнать? Сгноить на тяжелых работах? Мысли прервались голосом егеря, раздавшемся из рации.

— Аннушка, ответь Михалычу.

— Слушаю! — откликнулась я.

— Ты далеко ли упорола?

— Не слишком. Случилось что?

— Пока еще нет. Но ежели в ближайшие полчаса не объявишься, непременно случится.

Вот черт! Стоило на полчаса отлучиться, как уже проблем натащили.

— Михалыч, ты хоть намекни, что там у тебя такое, к чему готовиться. Сразу всех мочить или чуть погодя и через одного?

— Да рано еще пока мочить. Я пока народ успокоил — мол, ты вернешься, ситуацию разрулишь.

— А без меня-то никак?

— Никак, Аннушка. Казнить и миловать — это только твое право, это ты никому передоверить не сможешь.

— Ну, ладно. Сейчас тут разберусь малость, и прикачу.

— Понял, жду. Конец связи.

мЯ облегчила душу на полкило матюков и заглянула в домик. Да-а, полный бардак. А посреди всего этого безобразия скачет счастливая Снегурка, до ушей перемазанная оружейным маслом. Повсюду валяются клочки промасленной бумаги, стоят раскрытые ящики, а в ящиках, сами понимаете, оружие. И не одна-две штучки, а десятками. Можно всех моих подданных поголовно вооружить, и еще столько же стволов останется.

— Грай, — окликнула я ее, — тебе долго еще разбираться?

Она не сразу отреагировала. Потом, наконец, сообразила, что ее кто-то зовет, и повернулась ко мне.

— Что?

— Какие-то проблемы в поселке. Мне надо срочно туда уехать. Если у тебя дел еще много, оставайся, я за тобой кого-нибудь пришлю.

— Ага! — ответила сержантка и вернулась к своим папуасовским пляскам. А я оседлала квадрик и потарахтела обратно.

Народ шумел. Народ бурлил. Удивительно, как это два десятка человек могут создать такую толпу. Подъехав ближе, я увидела, что толпа не монолитна, что она разделена на две части. Условно — 'старенькие' и 'новенькие'. Новички шумели, кричали и размахивали руками. Старички стояли молча, но руки держали на оружии. Что интересно, тот парень, которому я выдала автомат, был на стороне старичков. Хорошо, что кроме него я никому из новеньких еще не выдала оружие. Думаю, только это удерживало народ от опрометчивых поступков. Увидели меня на квадре — притихли, расступились. Билл и Рой помогли мне выцарапаться с транспортного средства. Я еще раз окинула взглядом толпу. Все здесь, кроме вьетнамцев, пары крушельцев и лежачих больных. Я уселась на оперативно подставленный мне стул и вопросила:

— В чем дело?

И опять все зашумели, замахали руками...

— Тихо!

Рявкнула так, что чуть сама не оглохла. Однако, подействовало.

— Михалыч, расскажи вкратце, что за хрень.

— Двое пришлых оклемались, а поскольку ты не дала по ним никаких инструкций, пошли гулять по территории. Увидели Фам Линь, один из них цапнул ее за задницу, а ее брат тут же сломал козлу руку. Второй пытался подраться, нож у него с собой был. Сейчас лежит с отбитой мошонкой и сломанной челюстью. Поломанные в сарае, вьетнамцев я от греха подальше с глаз долой в новый дом услал.

— Ну и что? Два ушлепка получили свое. А шуметь зачем?

— Да законники тут нашлись. Мол, Шень не имел право так делать.

Да-а, пожалуй, я лишку народа оставила. Пожадничала. Но делать нечего, надо разруливать ситуацию. В принципе, то, что она вообще возникла есть положительный момент: люди открыто высказывают свое мнение. Правда, форма этого высказывания... Да и по сути вопрос стоит неверно. Ладно, будем разруливать. Кивнула Борюсику, чтобы переводил — все-таки я сама еще слабовато английский знаю — и начала вершить суд.

— Суть дела мне ясна. Мне неясно, почему кто-то решил, что Фам Шень не имел права защитить сестру.

Одна половина опять загомонила.

— Пусть кто-то один говорит.

Замолчали, переглядываются, никому ответчиком за всех быть не хочется. В конце концов, вытолкали вперед невзрачного такого мужичка. Я даже не сразу вспомнила, кто он такой. Перелистнула тетрадку: Пьетро Эспозито, мелкий клерк из адвокатской конторы. Действительно, мелкий. Щупленький такой, невысокий. Он начал говорить, сперва тихо и сбивчиво, а потом, распалясь, в голос и с азартом. И выходило по нему, что нужно было нехорошего человека тактично уведомить о том, что он поступает неправильно. А потом собрать суд присяжных и определить его вину. Причем, сломанная рука — это явно чересчур, достаточно пары часов общественных работ. Да-а, долго еще из людей будет эта толерастия выходить.

— Слушай, Пьетро, а что бы ты сделал, если бы какой-нибудь мерзавец схватил за жопу твою сестру? Или жену, дочь?

— Э-э-э... я не женат, мэм.

— Потому, наверное, и не женат, что не можешь свою женщину защитить. А я бы пристрелила гада. Так что по моим понятиям, Шень поступил очень мягко.

— Но это негуманно!

— Что же ты не сказал это тем бандитам, которые вас в загонах держали?

— Они бандиты, мадам, у них нет законов. Но вы-то цивилизованная дама!

— А вы? Вы цивилизованный человек?

— Да, конечно, — подтвердил мелкий.

— А вы все, — обратилась я к новеньким.

— Да, да — посыпалось со всех сторон.

— Тогда почему вы вместо того, чтобы подать властям, то есть мне, письменное заявление, принялись устраивать беспорядки?

Клерк опять принялся вещать:

— В демократическом государстве народ имеет право выражать протест, в том числе и таким образом.

— А откуда ты взял, что здесь демократия? Лично я считала, что у нас военный коммунизм, но поскольку меня все упорно называют королевой, пусть будет монархия.

При слове 'коммунизм' мелкого аж передернуло. Да и не только его. Но на 'монархию' он клюнул.

— Тогда, Ваше величество, вы в силах разрешить создавшуюся ситуацию с позиции современной культуры и морали. Вы же не хотите остаться в истории Анной Кровавой?

Ах ты ж сукин сын! Он за кого меня принимает? Пытается манипулировать, подольстить, но топорно, грубо. Это, значит, он меня держит за тупую отсталую девку? Ну так будет сейчас ему представление. Да и всем остальным тоже.

— Вот именно. И поэтому я их сейчас буду судить. Приведите этих двоих!

Борюсик с Фридрихом метнулись к сараю и вывели оттуда двоих мужиков. У одного рука в лубках и на перевязи, у другого башка замотана, ноги нарасшарашку. Идет с трудом, видно, что неслабо ему прилетело. Я принялась через Борюсика устраивать допрос. По всем правилам: имя, национальность, место жительства. Вот тут народ реально придавило: оказалось, что эти двое вовсе не братья по несчастью, а вообще залетные пташки. Два латыша из простых матросов. Ну и, по совместительству, члены абордажной команды. Раз так, ценности для меня они никакой не представляют. А что абордажники — потому и в драку полезли, решили, что с худеньким невысоким вьетнамцем уж всяко справятся. Ан нет, обломилось козлам.

Как оно там должно судиться по правилам, хрен его знает, придется импровизировать. Я мигнула Михалычу, он сбегал, привел вьетнамцев. По дороге объяснил им про суд. Семейство Фан встало напротив покалеченных прибалтов. Между обеими парочками, на всякий случай, встали двое с оружием. Я откашлялась:

— Слово предоставляется Фам Линь.

Девчонка, предупрежденная егерем, сразу взяла быка за рога:

— Вот этот человек, — она указала на того, что со сломанной рукой, — осуществлял в отношении меня сексуальные домогательства. Он оскорбил меня как словом, так и действием.

— Что конкретно он сделал?

Линь замялась. За нее ответил брат:

— Он шлепнул мою сестру по ягодице, назвал шлюхой и в грубой форме предложил вступить с ним в половую связь.

— Вы подтверждаете это? — спросила я латыша. Тот промолчал.

— Кто был свидетелем этого инцидента?

— Я, мисс Анна, — заявила стоявшая неподалеку Дзетта. — Я все видела с первой до последней секунды. Все было именно так.

— Кто еще видел это?