— Я видел, — в толпе поднялась рука, и вперед протиснулся средних лет мужичок. Когда-то он, наверное, был весьма упитанным. Сейчас, после принудительной голодовки, он похудел почти до нормы, но его щеки обвисли и лицом он стал походить на бульдога. Это — Генрих Вайс, немец, типичный бюргер со вколоченным с детства орднунгом.
— Я подтверждаю слова этого человека, — заявил он и получил от латыша полный ненависти взгляд.
— Факт преступления подтвержден, — продолжила я свою партию.
— Что вы можете сказать в свое оправдание?
В ответ — угрюмое молчание. Ладно, пойдем дальше.
— Пьетро, ты ведь итальянец?
— Да, сеньора, но я жил во Франции.
— Хорошо. Что во Франции по закону полагается за сексуальные домогательства?
— Два года тюрьмы и штраф тридцать тысяч евро.
— Перелом срастется за месяц. Так что, по сравнению с французскими законами, с этим человеком, — я ткнула пальцем в поломанного, — обошлись очень мягко. Может, в следующий раз он подумает прежде, чем распускать руки. Все, разбирательство окончено.
Народ принялся было расходиться. Клерк стоял в смущении. Видать, до него дошел весь идиотизм его поступка. Я тоже собралась подняться на ноги, но тут со стороны медпункта раздался голос Сары:
— Остановитесь! Вы куда? Вернитесь!
На ее крик остановились как раз-таки не успевшие разойтись люди. Они расступились, и стало видно, что из медпункта — благо, он был неподалеку, ковыляет, спеша, женщина из спасенных сегодня утром. Где-то еще умудрилась одежку какую-то найти. То, что пришла в себя, это хорошо. Но то, что ей рано вставать с постели — это совершенно точно, тут я с Сарой согласна на все сто.
Латыши тоже увидели женщину. На их лицах явно отобразился испуг. Такое чувство, что они не ждали увидеть ее живой. Но деваться им было некуда: один категорически не мог бегать, а за вторым присматривали мои парни. Народ несколько охренел: поднимали ее в сумерках, видели в лицо всего несколько человек, так что большинство людей эта картина повергла в шок. Действительно: так избить женщину, чтобы ее лицо перекосило до полной неузнаваемости — это надо еще постараться. Да и седина в когда-то черных волосах, чувствую, не просто так появилась.
Тетка эта отмахнулась от догнавшей ее Сары, подошла к парочке инвалидов.
— Что, Марис, поломали тебе грабки? — произнесла она на чистейшем русском языке. — Теперь никого за сиськи не похватаешь. И людей калечить не сможешь, мразь.
Она говорила так спокойно, не повышая голоса, но меня пробрало. Да и сладкой парочке тоже было невесело. Они, может, и хотели бы слинять, но сделать это им сильно мешала пара стволов, упирающихся в спины. Голос тетки показался мне знакомым, я напряглась, вспоминая, где могла его слышать, а она тем временем повернулась ко второму.
— Отзвонили колокольчики, Екабс? Все, кончилась твоя половая жизнь. А помнишь, как ты с дружком своим меня пялил? Да с выдумкой, все норовил побольнее сделать. А когда Лацис попытался вмешаться, один из всей команды, вы его избили и в трюм скинули. Пожалуй, если бы не шторм, затрахали бы меня до смерти, да скинули за борт, как тех двух девчонок. Что молчишь? Да ты теперь же слова сказать не можешь! Нашелся мужчина, который твой мерзкий язык укоротил!
Она засмеялась было, и тут же замолчала, схватившись за грудь. Ну так сломанные ребра — это вам не шутка! К ней опять кинулась было Сара, но тетка повернулась теперь уже ко мне.
— Анна Аркадьевна!
В первую секунду я офигела — откуда эта незнакомая тетка может знать меня по имени. Но во вторую — вспомнила. Вспомнила этот голос, и эту сильно прореженную Дзеттой прическу. Министерва!
— У меня было время на размышления и возможность на собственном опыте ощутить последствия общения с бандитами. — она кивнула в сторону латышей. — Я понимаю, насколько я виновата перед вами и перед всеми остальными. Но раз уж так получилось, я согласна на любую работу, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Я пойму, если вы мне откажете.
Она медленно опустилась на колени.
— Только прошу не отправляйте меня снова туда, на тот остров. Лучше просто убейте. По крайней мере, это не так страшно.
Однако, хорошо ее жизнь научила, да и в кратчайший срок. Куда что девалось! Откуда что взялось! Если честно, мне сейчас ее было жаль. Да и говорила она, судя по всему, искренне. Я вообще не злопамятна, и, в общем, готова была ее простить, но тут вопрос политический.
— Тебя люди осудили. Они и должны решать.
И, обращаясь к старичкам:
— Вы все видели, все слышали. Прошу высказываться по одному.
И все высказались, причем единогласно. В том смысле, что тетка уже наказана достаточно, осознала и раскаялась, а рабочих рук у нас не хватает. Она, когда услышала и осознала, то улыбнулась, насколько позволяли разбитые губы. Чесслово, зрелище вышло страшноватое. А потом плюхнулась на задницу и заплакала.
Я кивнула Саре, та подбежала, помогла помилованной подняться и повлекла ее было в койку, но та опять уперлась:
— Анна Аркадьевна, что будет с этими? — кивнула она в сторону латышей, которые, угрюмые и напряженные, так и стояли под охраной.
— Марианна Викентьевна, — припомнила я имя министервы, — возвращайтесь в лазарет. Ваша ближайшая задача — поправиться. А об этих не переживайте, легко они не отделаются. Это я вам твердо обещаю.
— Спасибо. Но я бы хотела увидеть все до конца.
Я глянула на Сару, та пожала плечами.
— Хорошо, оставайтесь.
Кто-то сгонял за еще одним стулом, специально для министервы. Я внутренне усмехнулась: вот уже и привилегия — сидеть в присутствии монархини. Ну да ладно, это все лирика, а работа стоит. С милованием закончили, пора продолжать казнить.
— Пьетро, что во Франции полагается за множественное изнасилование с последующим убийством?
— Э-э-э... пожизненное заключение, мадам.
Что-то у итальянского француза уверенности поубавилось. Видать, уже не считает два перелома и ушиб слишком тяжелым наказанием. Ничего, я его сейчас еще обрадую.
— Поскольку тюрьмы у нас нет, и пятьдесят лет переводить еду на этих двух скотов я не хочу, то пожизненное заключение я своей монаршей волей заменяю смертной казнью через расстрел.
Возражений не последовало.
— Анна Аркадьевна, можно мне? — поднялась бывшая министерва.
А почему бы и нет? Пусть своей рукой своих сильников порешит. Достала из кобуры 'беретту', выщелкнула из обоймы лишние патроны, оставила две штуки. Кто знает, перемкнет у нее в последнюю секунду, высадит все, устроит перерасход боеприпасов, а мне снова выкраивать граммы в поставке. Вернула обойму на место, затвор передернула и ей подала. Отконвоировали этих двоих в сторонку, тетку к ним поближе подвели. Она улыбнулась одному и бац — пулю ему в лоб. Потом шагнула в сторону и другому тоже, без лишних разговоров и сантиментов, организовала третий глаз. Потом падаль утащат подальше и прикопают. А то — в море скинут, там акулы, они всегда голодны.
Министерва вернулась — несмотря на опухшую морду лица видно, что счастливая. Двумя руками подала мне пистолет и негромко, так, чтобы никто лишний не слышал:
— Простите меня, Анна Аркадьевна. Видимо, действительно, чтобы некоторые вещи понять, требуется испытать их на своей, скажем так, шкуре. Мне сейчас очень стыдно за то, что я по дурости своей натворила. И большое вам спасибо за то, что решились мне поверить. И за это, — она кивнула на пистолет. Поверьте, у вас не будет ни малейшего повода об этом пожалеть.
Она повернулась и, поддерживаемая Сарой, удалилась в медпункт.
Тишина стояла гробовая. Старички — они, в общем, люди привычные, и не такое видали. А новенькие... ну да, устроила я им показательный сеанс быстрого и справедливого суда. Надеюсь, впечатлятся. Одно только обидно: мужики вчера пластались, жизнью рисковали, чтобы людей спасти. А спасли, как видно, лишь две кучи дерьма. Я поднялась со своего 'трона', покрепче оперлась на костыль и объявила:
— Все, суд окончен. Время обедать.
И тут в толпе раздался женский голос:
— Да здравствует королева Анна!
И ладно бы одна дура крикнула из солидарности с жертвой шовинизма. Так нет же, другие подхватили.
— Да здравствует королева Анна!
И этот кретин, Пьетро Эспозито, вдохновенно орет вместе со всеми. Иттицкая сила! Я, не в силах перекричать толпу, изобразила фейспалм и покачала головой. Ну что за люди! То свергать, то славить... где логика? Тьфу!
К вечеру вернулся специально посланный на квадре Шень, привез счастливую снегурку. Она на радостях даже не стала возражать, когда ее разжаловали из генералиссимусов в маршалы и поставили под начало маленького вьетнамца. Они привезли подробный список всего, что было в том маленьком домике. Я просмотрела три листа, исписанных убористым почерком, и ничего не поняла. Только спросила:
— Грей, этого хватит для обороны?
Та только довольно кивнула.
— Тогда решайте, где это можно хранить так, чтобы не испортилось, и чтобы никто не лазал. На отшибе держать тоже не дело, чужак найдет — проблем не оберешься. Обсудите это все с Леркой, ей эти железяки хранить. Придумаете — доложите.
А связаться с французом на маяке так и не получилось. Он не смог зарядить аккумуляторы? Или разрядил в разговорах с другой группой? А, может, к нему бандиты приплыли? Надо, надо выкраивать силы и средства и организовывать экспедицию за этим французом. Но это будет завтра.
группа Стаса
Стас : чем больше нас — тем больше и хлопот
Что, неужели думаете что удалось мне поспать и выспаться? Нет? И совершенно правильно делаете! Где-то может и по-другому, но у нас глава спит меньше всех. Отчего? Вот и рассказываю — как так получается.
Ведь уже утром после празднования Нового Года меня, как и многих других из анклава, разбудил вовсе даже не звук ветра от уже практически прекратившегося шторма, наоборот, ветер-то как раз стих, и вот в тишине мы и услышали звук работающего двигателя машины, приближающейся к Дому.
Какой-такой, нафиг, машины, спросите? Здесь, на острове! ??? Нужно посмотреть. Непременно! Обязательно! Так как, увы, открыть для этого окно пока не в состоянии, ввиду полного отсутствия самих окон, то аккуратно сняв со своего бедра ногу, по-хозяйски заброшенную на меня Машей, и, стараясь её не разбудить своей возней, быстро оделся и ссыпался на низ. Знаю, все знаю что командир бегать как "молодой" салабон вроде бы и не должен, но...
Дежурные, помня мой ясный наказ не будить — меня и не беспокоили, а Деда, сидевшего за рулем "тарантаса", узнали издалека, потому и пропустили сразу ко входу. Только он, как оказалось, в машине был не один. Рядом с ним, на переднем сидении, удобно расположился бородатый мужчина в камуфляже, о которых и говорят — 'плечи что шкаф'. От удивления, что приехала машина, поначалу даже и не обратил внимания на пассажиров, что сидели сзади этой пары.
— Федорович, с прошедшим тебя! А что это ты на своем 'Крайслере' прикатил? Да еще и побудил тут нас всех?
— Нечего спать! Вставать нужно с первыми петухами, тем более, с такими делами, как навалились на нас после шторма. А за Поздравление — спасибо, вместе с вами и я, правда заочно, чарочку опрокинул.
— А ты что, знаешь уже и о нашем праздновании? Как, откуда!? И ЧТО же мы отмечали, не скажешь ли нам? — ехидненько так, с подковырочкой его спрашиваю.
— Станислав, радиостанция для связи НЕ ТОЛЬКО у вас есть, но и у меня — тоже. Вот, включил сканирование вечером, и чисто случайно поймал вашу беседу с Оксаной. Так что я знаю, что мы, вместе с её сообществом отмечали Новый Год, в памяти о нашей покинутой Земле.
Сказать, что я был удивлен, значит просто промолчать. Да я просто обалдел от неожиданности! Уже после, как мы ближе познакомились с Дедом — Федоровичем, мне многое стало самому понятно, а остальное, что мне, по его мнению, было необходимо знать, он рассказал уже сам. Как у военных говорится — 'в части, меня касающейся'.
— Никак, Дед, решил выехать на мотопробег — в честь острова 'Победа'?
— Да никуда я бы и не выезжал, если бы не парусник, который выбросило на берег чуть дальше моего дома, да не пришел ко мне прямо в дом, с самого утра, вот этот 'нехороший' человек со всей семьей, — с шуткой представив, показал на своего пассажира.
Этим-то он и обратил мое внимание на сидящих в машине, позволив внимательно их разглядеть. О мужчине я уже ранее сказал, а вот на заднем сидении устроилась худенькая, скромно одетая женщина, как ни странно — в неброском, я бы даже сказал, скромном длиннополом платье и в платочке, повязанном на голове по-старушечьи, под подбородком. Рядом с нею, примостилось трое детей, похоже, что погодки. Девочка, самая меньшая, и двое парней, постарше — явно все его, мужчины с переднего сидения, дети. Такие же фигуры — квадратно-гнездовые, у ребят. Это я их ещё не видел стоящими, а вот они все пятеро вышли — и я в своих оценках убедился — что отец, что дети, точнее парни, имели полностью одинаковую фигуру. Так обычно выглядят борцы-тяжеловесы — талия, мускулистые руки, и плечи, просто не обхватить.
— Ну что, Глава, примешь такое пополнение? — спросил почему-то не сам новичок, а Дед.
— Какие разговоры, тем более вы их представляете так, как будто сто лет знаете.
— Ну, Александра сто не сто, но лет сорок пять уже хорошо знаю, со школы ещё знакомы. Его жену — поменьше конечно, всего-то восемнадцать, но это мои не просто знакомые по прошлой жизни, а, наверное, единственные хорошие друзья.
— 'Злой', что ты меня так расхваливаешь, как будто я 'девочка на засватаньи'? Аж непривычно как-то! — Первый раз открыл рот пришелец. — Я и сам могу прекрасно представить и себя и свою семью. Я — отец Александр, а это моя семья, жена — матушка Анастасия, и наши дети, старший Иоанн, можно просто Иван, средний Георгий, и доченька Анфиса. Будем знакомы.
А в ответ — тишина, 'только тихо шумела трава, и тихонько в выси напевал ветерок'.
Мы все, кто вышел на звук приехавшей машины, просто потеряли дар речи. Так и стоим, 'хлопая ушами, щелкая бровями, не имея, что ему сказать в ответ'.
— Я, конечно, многое понимаю, но вот чему вы так удивляетесь, не вразумлюсь? Вы что-то в нас такого увидели, такого, как нет у других, что теперь все молчите? — первым начал Александр.
Как-то от неожиданности я даже немного растерялся — как называть его, по сану, или ещё как? А то я и не знаю, как к священникам обращаются в миру, по имени — Александром, или батюшкой? Придумал — будет он у нас 'батЕней'! И почти как положено, и не так официально, спрошу только позже, можно так звать его, или же не желательно.
— Да всё у вас такое, как и у нас всех, ранее сюда попавших, просто вот батюшку увидеть на Островах уж никак не ожидал. Тем более — со всей семьей! Вы хоть без церкви сюда попали?
— Ну! Пути Господни неисповедимы, и куда была Его воля нас послать, туда мы и попали, помогать вам Божьим словом со всеми трудностями справляться. И правильно говорить — Храм, а не церковь.
