— И... что? Мои мысли... были слышны всем? — испугался Коля.
— Не-а! Не всем. Только тем, кто с Даром.
Коля припомнил всех, кто был на комиссии.
— А этот... который председатель. Который ещё из горкома. Он с Даром?
— Нет. Но у него был детектор лжи, — такой, как авторучка, — настроенный на обладателей Дара. Он твою тихую речь не слышал. Но знал, что ты не врёшь. А вот мамин начальник — тот да.
— Этот который с длинными зубами?
— Не! Это кто-то из этих, которые просто работают. А начальник так и не снял покров. Я его видела потому, что у меня на покровы есть навык. Если бы он постоянно не смеялся, я бы испугалась. А так я знала, что всё будет хорошо.
— А чё за меня тогда пряталась?
— А это тот, который Саблезубый. У него взгляд... ты что не ощутил?
— Не-а!
— Значит у тебя на него этот... как его...
— Иммунитет. — Подсказал Коля.
— Во! Его все боятся.
— Но он же нас.. защищал?
— Н-не знаю. Не уверена. Такие как он могут говорить так, что может казаться.
Что может казаться, Коля не успел спросить. Зазвенел звонок и из классов повалила весело орущая толпа школьников. Коридор быстро наполнился галдящими учениками и обсуждать комиссию стало неудобно.
БСльшая часть учеников, пробегая мимо, смотрела на них почти со страхом, некоторые с жалостью или с осуждением. Да, есть такие, для кого, какие бы ни были в реальности их одноклассники, "если их осуждают взрослые — значит виноваты".
Чуев и Островцев, в отличие от прочих подошли и осторожно поинтересовались что было и как закончилось. На их вопрос Коля лишь руками развёл.
— А фиг их знает!
— Там сейчас директрису разбирают! — неожиданно подложила язык Ира.
— За что?! — изумились друзья.
— Есть за что! — загадочно выговорила Ира. Стоящие за спинами мальчиков Юля и Маша переглянулись и почему-то синхронно сделали друг другу жест: "Я так и знала!".
— Ну а вам-то что? И вообще за что вас на комиссию потащили? Чего вас на комиссию-то потащили? — не унимался староста.
— Так вот и говорю... — снова начал заикаться Коля. — Фиг их знает! А за что на комиссию потащили?...
На последних словах он смутился. Говорить прямо что Федьку-Шпинделя в больницу с сотрясением мозга отправил — это хвастаться. Да к тому же ещё и не поверят. А раз не поверят, получить репутацию наглого лжеца — последнее дело. Но всё испортила Ира.
— За то, что вчера нагеройствовал! — со знанием дела заявила она через головы мальчиков. Те, кому было адресовано, разве что не подпрыгнули от жажды знаний. Но Ира их обломала. — Но я не скажу! Вот!
— У-у! Злюка! И жадная ещё! — обиделась Маша.
Чуев с Островцевым только сейчас обернулись и обнаружили за своими спинами парочку одноклассниц.
— Это ты не скажешь! — оскалился Чуев оборачиваясь обратно к Ире, — А вот Коля... Ты же своим друзьям не зажмёшь? Да?
Колю откровенно разнонаправленные желания стали рвать на части. Пока он хватал ртом воздух, пытаясь таки решить что делать, на плечо легла тяжёлая рука.
— Хвастаться — нехорошо сын! — услышал он голос папы.
— А что он сделал? — быстро спросил неугомонный Чуев надеясь, что папа Коли случайно проговорится. Но не на того напал.
— Во многих знаниях, многия печали! — послышался насмешливый голос Ириной мамы и тут же добавила туману. — Завидовать будешь.
— Ма-ам! — принялась скакать вокруг радостная Ира. — Так что, что сказали?!
Мама Иры посмотрела на дочку осуждающе и та, поняв, что сморозила глупость, покраснела и вжала голову в плечи.
Маша и Юля же с какой-то жадной внимательностью разглядывали и маму Иры, и папу Коли. Потом, видно придя к каким-то определённым выводам, снова переглянулись и друг другу кивнули.
— Пойдём домой. По дороге расскажем. — снова хлопнул папа Колю по плечу.
Коля скептически смерил взрослых взглядом, но те сохраняли в целом благодушное настроение. По крайней мере каких-то серьёзных репрессий ожидать не стоило.
С другой стороны... Благодушие могло относиться к тому, что они что-то таки "выкрутили", чего-то существенного добились. А вот конкретного школяра, попавшегося на нарушении серьёзного запрета, могли бы и выдрать. Так что всё оставалось очень неопределённым. Да и лишние уши...
Коля обернулся на друзей. Те напряжённо внимали, надеясь, что хоть что-то, но услышат.
Ага. "Аж два раза"! Оба взрослых умели хранить секреты и тайны и "проболтаться" это не про них. Опыт многих столетий жесточайших преследований Народа Макоши, как сейчас понимал Коля, выработал в его представителях весьма щепетильное отношение к сохранению секретов.
Юля и Маша, восприняли это как должное, а вот Миша скривился от досады. Но его взгляд явно обещал Коле, что на следующий день с него не слезет, пока не получит ответы. Ну... пусть надеется. Ведь если родители запретят...
Впрочем Коля уже нарушил один из запретов, так что с их стороны возможны меры по "усилению". А что это может быть, да ещё учитывая что вся семейка — волшебники... короче перспективы Коле представлялись изрядно кислыми.
Собрались. Вышли на улицу, провожаемые взглядами одноклассников. И только когда отошли от школы достаточно далеко, Колин папа решил начать разговор.
— Я всё-таки не понял: чего один из ваших всю комиссию веселился, ни разу ничего не сказав, а другой то и делал, что свои выдающиеся клыки демонстрировал... В прямом и переносном смысле.
— Так начальству и не надо много говорить и делать. За него делают это подчинённые! — посмеиваясь ответила мама Иры.
— Так этот, кто всё смеялся, он и был начальником?
— А вы не знали?
— Как-то не приходилось сталкиваться. До сего дня.
— Начальство надо знать в лицо. Особенно наше. — многозначительно изрекла Людмила Зверева.
— Уже запомнил! — с готовностью подтвердил папа улыбаясь и тут же продолжил. — Но решать опять переложили на горком.
— А куда они денутся?! — удивилась старшая Зверева. — Ведь по сути, это их прокол. В кадровой политике. Вот пусть теперь и разбираются.
— Кстати твой вёл себя — выше всяческих похвал! — похвалила Людмила Зверева, пристально посмотрев на Колю. — Неожиданно взрослое отношение к себе и друзьям.
— Спасибо! Старались. — польщённо ответил папа. — А тихую речь мы ему подтянем.
С этими словами Коля заработал тычок локтем от Иры. Надо думать, что так она его поздравила. По её лисьей улыбке, и так можно было понять.
"Если хвалят, значит сделал всё правильно?" — подумал Коля потихоньку расслабляясь. Но раз всё хорошо закончилось, то...
Любопытство не порок!
— Тёть Люд! А почему эти наручи, что нас типа-блокируют, на тихую речь никак не влияют? — обратился Коля к маме Иры, посчитав её главным специалистом в этом вопросе. Ведь она же и вешала на него эту... хреновину. — Или тихая речь не из нашего Искусства?
— Тебе не объяснили?! — удивилась тётя Люда и вопросительно посмотрела на папу.
Папа, крякнул и покраснел.
— М-да! Моё упущение. Исправлю.
Но видно у Людмилы Зверевой было повышенное настроение, раз она решила сама объяснить.
— Ограничители блокируют только колдовство, что идёт из тебя. Или на тебя, но способное навредить.
— Но как же с тихой речью?! Я её слышу прекрасно и меня слышат. И Ира слышит. И она тоже может говорить тихой речью!
— Это та лазейка, что оставлена для вас. Тихая речь безобидна. На неё нельзя как на носитель чего-нибудь навесить. Но если с тобой или с кем-то что-то случится, ты даже в ограничителях можешь позвать на помощь. Зов проходит даже сквозь очень толстые стены, из подземелий правда не глубже пятнадцати метров. А на поверхности земли, если сильно постараться, её услышат на расстоянии километра.
— Вот это да! — округлил глаза Коля.
Он дёрнул папу за рукав и спросил.
— А я смогу так на километр?
— Тренируйся! — пожал плечами тот. — Но мне кажется, для подсказок на уроке тебе и пары метров пока хватит. Главное, чтобы твою "тихую речь" другие не слышали.
И красноречиво посмотрел в сторону Ирины.
Та, поймав взгляд и осмыслив сказанное растерялась. Ведь подсказки в школе осуждались. А тут малознакомый дядя прямо подталкивает к "нехорошим мыслям".
— Не учите Иришку плохому! А то ничего знать не будет. — посмеиваясь ответила Людмила Зверева.
— А мы можем запретить? Ведь обойдут запреты. А тот запрет, что не может быть проконтролирован — развращает. — Вполне серьёзно заметил папа и тут же саркастически добавил. — Можно подумать, что и у вас в школе никто не подсказывал! Особенно "тихой речью".
— Моё детство было суровым. — возразила Людмила Зверева. — на весь класс я одна была ведьмой. Так что мне ни кто не мог подсказывать тихой речью. А Иру придётся больше проверять. То, что она знает. Дома буду проверять!
И грозно посмотрела на дочку.
Та сделала сделала мордашку "И что тут такого?!" и пожала плечами, мол, "Неприятность эту мы переживём!"(С) "Кот-Леопольд". Но Коле "тихой речью", направленной лично ему просигналила:
"Учись быстрее этой тихой речи! А то не вытяну! Я же ужас сколько всего пропустила!".
Но чтобы замаскировать реплику на "тихой речи", чтобы родители не заметили этот обмен, она принялась в свою очередь дёргать маму за рукав и канючить.
— Ма-ам! Так что там эти... на комиссии нарешали? Что нам будет и вообще: что будут с теми хулиганами делать?
И потом, озорно глянув на маму добавила.
— Или нам с Колей чего-нибудь более убойное изучать срочно, чтобы в школе не убили?
— Ят-тебе-дам "убойное"! Вы уже и так той дракой столько дел наворотили, что мне и Невыразимцам месяц разгребать!
— А что та-ак? — удивилась младшая Зверева.
— Массовая драка с явным применением Искусства, причём с силой, серьёзно превышающей средний уровень характерный для вашего возраста — это мелочь?
— Ма-ассовая?! — удивилась Ирина. — Так там всего-то пять...
— Не пять, а семь, вместе с вами. — Поправила Иру мама. — Если дрались больше двух, по меркам нашего отдела, — массовая. А то, что нас, владеющих Искусством, всегда держали на особом контроле... С нашими-то силами и возможностями, даже мелкое хулиганство из ряда вон выходящее событие.
— У-у... — промычала Ира, и изобразила испуг. Но долго на её лице эта эмоция не продержалась и она снова принялась трясти матушку.
— Ма-а! Так всё-таки, что они там нарешали?
— Да, стоит ознакомить их с решением. Тем более, что завтра вся школа знать будет. — кивнул Колин папа предоставляя право выдать решение Людмиле Зверевой.
— Сегодня, директрису и зама по воспитательной работе, временно отстранили от исполнения своих обязанностей. Решением комиссии. Мы, наш отдел, теперь совместно с милицией будем разбираться почему они были не в курсе того, что происходит в школе. Почему Фёдору и его дружкам удавалось уйти от ответственности. Последнее особо наша забота, так как придётся разбираться что происходит в милиции.
— По мнению начальника, высказанному "тихой речью", — добавил старший Змиев, — есть подозрение на взяточничество и кумовство в милиции. Он нас, с родительского комитета, попросил собрать сведения, и если что-то им станет известным — доложить им. Так что будут разбираться серьёзно.
— А родительский комитет как разбираться будет? Или они все "тихую речь" слышали? — удивился Коля.
— Не все, но трое из него, включая меня, — из Статусных.
— А кто?! — тут же прицепился сын.
— Это не важно. Главное, что будем искать.
— А как будете искать? — проявил неумеренное любопытство Коля, так как кое-что заподозрил.
— Даже собирание сплетен и слухов часто даёт очень хорошие результаты. И материал для последующей тщательной проверки. — добавила мама Иры.
— А ты думал! — фыркнул папа, заметив как сын от удивления челюсть отвесил. — Так что и твои "голословные утверждения" пойдут в проверку.
Последним он передразнил вчерашнюю речь сына на домашнем разбирательстве, когда тот пытался уйти от ответа.
— А с нами что? — не унималась Ирина. — Когда снимать будут эту...
И она красноречиво показала своё левое запястье, где краешком из рукава торчал ограничитель.
— Да уж! — хмыкнул Змиев-старший. — Если по администрации школы решили в пару минут, то что с вами делать решали всё остальное время.
— А что так? — тут же насторожилась Ира.
— И это всё из-за того, что я ту сволочь "Силой Ветра"?.. — не договорил Коля.
— Я же тебе говорила: ты слишком сильно приложил Фёдора. -возразила Людмила. — Не по-детски сильно. Когда контролирующие проверили отчёт сегодня утром — послали к Шпинёву отдельную комиссию. Они удостоверили, что я измерила правильно. И тот товарищ из горкома на комиссии был уже сильно насторожен в отношении тебя.
— А когда увидел, что перед ним со всех сторон положительный отличник... — начал было папа, попытавшись тоном перевести всё в шутку.
— ...Он ещё больше насторожился. — обескуражила его старшая Зверева. — Вам с краю было плохо видно, а я сидела рядом. Он детектор ни на секунду из рук не выпускал...
И нахмурившись добавила.
— Жаль, что на обычных людей вот такую мелочь до сих пор сделать не могут. Всё получается что-то либо большое, либо ненадёжное.
— А то бы враньё директрисы показали бы особенно ярко?
Зверева смутилась. Ведь обсуждать в обществе школьников тех, кто их учит, кто является в школе высшей властью, она считала неэтичным и непедагогичным.
— Да ладно! — увидев реакцию отмахнулся Сергей Зверев. — Они уже достаточно взрослые. Пусть привыкают, что вот такие... Встречаются. И что с такими борются. А не оставляют школяров один на один с их бедами. Ведь они, по сути, пострадавшие.
— И ты всё правильно понял. Хорошо сыграл. Не побоялся правду сказать. — обернулся он к сыну.
— Только я не играл. — мрачно заметил Коля.
— Не важно как назвать. — отмахнулся папа. — Главное, что сказал много, по делу и правду. То, что обычно боятся говорить. И что приходится из других долго и нудно вытягивать.
— Так что про нас решили? — ещё больше нахмурился Коля. Он понял, что родители медлят. Виляют. Что-то они там таки выкрутили. Но, похоже, что за счёт них — Коли и Иры. Потому и не торопятся знакомить с решением комиссии.
— Вот я и говорю, что хорошо сыграл. Если бы ты не разразился своей филиппикой, не знаю как бы нам пришлось напрячься, чтобы смягчить... ведь реально: "Силу Ветра" в твоём возрасте освоить, да так, чтобы отправить в полёт не мелкий предмет, а целого хулигана — это выдающийся результат!
Папа сделал многозначительную паузу. Коля понял: сластит пилюлю. И не ошибся.
— Так что... наш доблестный горком настоял, чтобы "мерой пресечения", и "чтобы неповадно было такие сильные и опасные приёмы использовать впредь" ходить тебе ещё месяц в ограничителях.
— Что-о-О?!!!
Папа снисходительно покосился на сына.
— Всё отлично Коля! — попытался он донести до него своё видение ситуации.
— Хоть бы ты, батя, не издевался! — бросил тот упрёк.
— С чего это? Мы вышли из кризиса с наименьшими потерями. Тебе всего-то месяц с ограничителями побегать. А потом их снимут.
