— Они там все немаленькие, дети Севера. Ну, всё Варенька, я пошла, а ты тут располагайся. Вон кресло, там и попить — поесть я тебе припасла, — она почти ушла из пещеры, но, что-то вспомнив, оглянулась. — Ах, да... нужник вон за той скалой.

Я понимающе кивнула ей и направилась к креслу, но на полдороги остановилась:

— Бабушка, — Яга замерла в напряжении. Что-то слишком болезненно стали воспринимать жители Порубежья мои вопросы. Я не стала её разочаровывать. — А, в самом деле, почему всегда Кощею достаётся доводить до моего сведения всякие неприятные известия?

Она, даже не таясь, облегчённо вздохнула и поведала, что Кощей является межой...

— Межой?

— Да. Ты же всё в первый раз правильно поняла. Граница он, межа, между Явью и Навью. И все моменты, связанные с переходом этой границы он обязан контролировать и ... пояснять, так сказать, при необходимости.

— А-а... Это ему очень не нравится, да? Что он всякий раз нервничает?

— Ну-у... Если поставить себя на его место...

— И злой такой, — невежливо перебила я пожилую женщину.

— Ты знаешь, Варя, что самое интересное, — озорно улыбнулась Яга, — он в Нави становиться такой добрый, что его родитель — царь Ниян, весь из себя выходит, глядя на это благонравие. А тут, у нас, наоборот...

— Если листьев коки пожуёт, так и у нас, — вспомнила я нашу с Юдо успокоительную терапию для нервных чародеев, — добреет, и даже за русалками ухаживать начинает. Как он на Русалиях Мо′крицу обхаживал!

— Да уж, — согласилась со мной Яга, — любит он женщин в теле. Смеяна у него была,... вдвоём не обхватишь.

— То-то он меня невзрачной обозвал, — хихикнула я.

— Да как он посмел? — она возмутилась и даже брови насупила.

— Это тогда же было, под действием наркотика.

— Ох, Варвара, ты бы поосторожней с Юдиком экспериментировала. Не даром же его у нас Чудом зовут. Но ему, всё как с гуся — вода!

— Да мы с ним так... не особо, — я подумала, что кроме кормления Кощея кокой ничего больше мы и не предпринимали. Хотя и это было вынужденной мерой, а не шалостью. — Только в рамках суровой необходимости.

— В рамках, говоришь... Ладно. Больше у тебя вопросов нет?

— Есть! — с готовностью ответила я, отчего выражение лица Бабы Яги стало удивительно похожим на вечно недовольную мину Всеведа. — Потом спрошу.

— И то верно, — она суетливо помахала мне и споро засеменила на выход.

"Что за вопрос, который я могла задать, но не задала, так обеспокоил Ягу? Надо сесть и спокойно подумать... Нет! Это я решу потом, а сейчас... Надо подумать, как я буду заниматься реанимационной деятельностью? Раз никто подсказать не может, надо пользоваться собственным интеллектом. Что мы имеем? А имеем мы малоопытную, но сильную (как надеются Порубежцы) Берегиню, которая умеет делиться своей силой. Значит... надо попробовать их силой этой самой поднять."

Я решительно направилась к саркофагу Зеваны.

— Ну, что ж... попробуем! — Я торжественно опустила свои руки ей на грудь, надеясь запустить молчавшее сердце. Минута, другая... — Интересно, долго мне так стоять? Может, искусственное дыхание попробовать? — Я уже почти собралась забраться в каменный гроб, даже ногу одну закинула, но передумала. Вряд ли этим способом воскрешали богов предыдущие Берегини. Я представила картину, как женская фигура, сидя верхом на, так сказать, высокопоставленном трупе, проводит реанимационные процедуры, вытирая со лба трудовые капли пота. — Мда... Инструкцию какую-нибудь оставили бы, что ли? — обиделась я на предшественниц. — А вдруг и впрямь, оставили? Тогда где? На стенах, конечно же!

Я воодушевлённо стала изучать стены пещеры. И нашла-таки! Но, совсем не то, что искала. Это была не инструкция, это были стихи, выцарапанные на камне и рассказывающие грустную историю предания богов:

Под копытами чёрных коней

Рассыпаются древние идолы.

В водоверти безжалостных дней

Боги старые верой испытаны.

Пришлой верой с земли чужедальней,

Чьи жрецы заклеймили язычеством

Веру предков, богов изначальных,

Обещав за измену величие.

Обещав за измену спасение,

Рай по смерти, и там всепрощение.

И пошло по Руси, как затмение,

Прежним идолам кровное мщение.

Разорили священные капища,

Алтари кровью волхвов забрызгали...

Благодать в новой вере ища,

Неофиты по Росии рыскали.

Потом процарапанный текст сменился другим, написанным краской:

Осыпается взорванный храм,

Лики светлые сброшены под ноги.

Превратили Россию в бедлам

Прославляя безбожные подвиги.

Отреклись от всего и от вся.

Стяги в руки кровавые выданы...

Всё по кругу — закон бытия,

Вера новая — новые идолы.

Я стояла у стены, задумчиво водя пальцем по нацарапанным словам, и словно слышала крик чужой души, настигший меня через толщу лет. Они тоже проводили здесь не один час, ища те, самые точные, самые могущественные слова, которые могли воскрешать тех, кто покоился в этом склепе. Они также как и я были один на один с этой задачей, и никто не мог им помочь... И мне никто не поможет, пока я сама не домыслю — додумаю как нужно это делать. Я вернулась в кресло и задумалась, но мысли мои скакали с одной темы на другую, как козлята по летнему лугу. Требовательное урчание живота оповестило меня о готовности к принятию пищи, заглушая все остальные здравые мысли.

— Ладно, сначала подкреплюсь. И что мне тут Яга припасла? — и откинула салфетку и удовлетворённо потёрла руки. — Пирожки, молочко, яблочки...

Вообще то я не имею привычки чавкать, но, то ли акустика в этой пещере была такая коварная, то ли я сама слегка забылась и перестала соблюдать приличия... Звуки, которые раздавались под сводами склепа, легко можно было принять за чавканье стаи голодных гиен, а я всего лишь грызла яблоко. Слегка устыдившись своих манер, я заглянула в саркофаги, как отреагировали подопечные на сей моветон. Нет. Ничего не случилось. Всё тихо и спокойно. Никто не возмутился, никто не стал предъявлять претензий... Жаль! Я умастилась в кресле и вновь задумалась. Я так усиленно думала, что не заметила, как уснула.

Мне приснился забавный лопоухий щенок, пытающийся стянуть с ног мои почившие в болоте розовые тапочки. Он смешно тявкал, подпрыгивая, как резиновый мячик. Я весело смеялась, теребя его мягкую шкурку. Потом подняла его на руки, а он лизнул меня в нос. Действие мягко перетекло к какому-то водоёму, где к нам присоединился Май в образе белоснежного лебедя. Андрей оповестил нас, что научился летать и предложил покатать нас. Вот мы уже летим на ставшим огромным Мае — лебеде. Ветер бьёт в лицо, я крепко прижимаю щенка к себе. Мне весело и страшно. Внизу проплывает карта Порубежья. Нас догоняет тёмно — серая туча, при приближении оказавшаяся Хмарой. Горыныч с удивлением смотри на небесных конкурентов и недовольно гыкает. Я понимаю, что змей ревнует нас к небу, и добродушно похлопываю длиннющей рукой по хвосту летучей рептилии. Хмара удовлетворённо уходит в пике и скрывается в Безмирье. Мы приземляемся у сарая Перетопа и наперегонки бежим к живому ключу. Я черпаю воду пригоршнями и жадно хватаю её пересохшим ртом, но напиться не могу. Жажда одолевает меня со страшной силой, становится невыносимо жарко, и... я просыпаюсь.

Я укрыта тёплым пледом. Страшно хочется пить. Где-то тут был кувшин с молоком...

— Интересно, кто это накрыл меня пледом? Яга, скорее всего. Пришла меня проведать, а я тут... долг свой Берегинский исполняю, десятый раз... А что мне такое снилось?

Я вспомнила сон и поняла, что лопоухий щенок — это мой будущий сын. На душе стало легко и свободно как-то. Вдохновение посетило меня нежданно — негаданно:

Ношу под сердцем тайну бытия,

Храню её сокрытою до срока.

Мечтой живу, и в ожидании дня

Я небесам молюсь и страстно и глубоко.

Я телом слышу пульс, живущего во мне,

Желания его и мысли ощущаю.

Ещё едины мы... И как в прекрасном сне

Его приход с надеждой ожидаю.

Я, как глубоко беременная женщина сложила руки на животе, улыбаясь чему-то своему, сокровенному. Ощущение лёгкого движения под руками, словно в воде где-то рядом проплыла рыбка, поначалу не тронули меня, но уже через секунду я вся встрепенулась. Первый толчок! Конечно, толчком его назвать трудно, но... Я первый раз почувствовала, что жизнь, которая живёт во мне, подаёт знаки: "Вот он я, мама!" Я прикинула срок. Всё верно, четыре месяца.

— Так! — Я выбралась из кресла и суетливо оглянулась вокруг. — Мне срочно надо к мужу! У меня тут такие события! Мы тут уже шевелимся во всю! Господа разлюбезные, будьте так добры, воскрешайтесь! — Я бросилась к саркофагу богини и стала её бесцеремонно тормошить. — Зевана, вставай, пожалуйста! Залежалась ты тут! Там на твоё законное место черти посягают, Числобог весь терем захламил, зверьё без присмотра! Вставай!

Ресницы Зеваны дрогнули, и первый слабый вздох оповестил меня, что одну богиню я всё-таки воскресила. Она открыла глаза и с недоумением уставилась на меня.

— Ты не Анна, — сурово произнесла хозяйка Безмирья.

— Совершенно верно, я — Варвара, новая Берегиня. Вставайте, пожалуйста. Вас там, — я махнула рукой в сторону выхода, — уже давно ждут.

— Ага, ждут, — повторила за мной богиня. — А я тут одна?

— Нет, — обрадовала я её, — вас тут четверо. Один — скандинав. Такой красавчик!

— Да? Где? — Она бодро, несмотря на почти вековую спячку, вскочила со своего ложа и безошибочно подошла к гробу Моди. — Зело хорош! — одобрительно произнесла Зевана и оглянулась на другие гробы. — Китоврас и Полеля?

— Ага. Я их сейчас тоже... разбужу. Полеля! Полеля! — начала я тормошить юношу. — Поднимайся! Всё самое интересное проспишь! — Я попыталась вынуть у него из рук жалейку, но её сжали сильнее. — Ага! Попался! — Я весело потрепала его за нос. Нос сморщился и чихнул. — Зевана, помоги ему до конца очухаться! — Я воодушевлённо переместилась к Китоврасу. Теребить бога мудрости за нос я не решилась. — Господин Китоврас! Китовра-ас! — никаких признаков пробуждения. — Лежишь тут, хорошо тебе, никаких беспокойств! А там, между прочим, такое творится, такое... — что " такое " и где оно творится, я не придумала, но надо было как то призвать полкана к жизни, — там Перун ведёт себя как ... как... подросток! Вот!

— Перун? — удивилась Зевана.

— Да он всегда был шутником, — усмехнулся уже полностью оживший Полеля. — Этим ты Китовраса не удивишь.

— Да? А чем тогда?

— У полканов всё в порядке?

— Вроде да... — я напрягла память и выудила из её недр самое болезненное воспоминание. — У Кощея... бзики наблюдаются.

— Бзики? — вытаращил на меня голубые глаза Полеля.

— Чудит он, — поправилась я.

— Чудит..., — серьёзно произнесла Зевана, — на то он и Кощей, что бы чудить. И что он натворил?

— Волкодлака в мир выпустил, — довольно зло вырвалось у меня.

— Волкодлака? — слились два голоса, нет — три голоса.

Из квадратного саркофага поднялась седая голова бога мудрости. Китоврас обвёл нас своими карими глазами, оценил обстановку и стал, кряхтя, выбираться из каменного ложа. Я облегчённо вздохнула и направилась к скандинавскому гостю.

— И что с волкодлаком? — требовательно спросил полкан.

— Уничтожили, — как можно равнодушнее оповестила я собравшихся, и склонилась над своим бонусом. — Моди, — почему-то шёпотом позвала я, — Моди! А он по-русски понимает? — оглянулась я на богов.

— Должен, — Зевана подошла ко мне и стала оценивающе изучать лежащее тело, — бог он как-никак.

— Ага, и что мне с ним делать?

— А ты его за нос потрогай, — посоветовал Полеля, — на меня подействовало.

— За нос? — Я с сомнением посмотрела на бицепсы Моди. — А вдруг он драться начнёт?

— Я же не начал, — подбодрил Полеля.

— Так у тебя специальность мирная. Ты нежный, музыкальный... В дудку свою, как клещ вцепился, — парень довольно хмыкнул. — А этот, смотри, какой... здоровый. Он просто рукой махнёт, а я отлечу в стену! Не-ет! Я так не согласна! — Я подошла к его голове и легонько похлопала по щекам. — Эй, богатырь, давай, воскрешайся!

— Ему твои похлопывания, как мёртвому припарки, — прокомментировал мою попытку Полеля.

— Мёртвому! — передразнила я его. — А он какой? Мёртвый и есть! И на что он отреагирует, я понятия не имею!

— Я на хозяйство своё запущенное отреагировала, — призналась Зевана. — Словно толчок в сердце и мысль: "Хозяйка ты или нет?"

— А я на нежность, — хитро улыбнулся Полеля и стал абсолютной копией Ярило. — Меня ещё никто так за нос не трепал.

— Опять ты со своим носом, — смутилась я.

— Я, Берегиня, на безобразие Кощея отозвался, — пробасил полкан. — Извини, не знаю твоего имени.

— Варвара, — запоздало представилась я. — Тогда что может пробудить Моди? Как вы думаете? — Я с надеждой посмотрела на богов.

— Воин он, — мудро заметил Китоврас, — на это и надо рассчитывать.

— Побить что ли? — испугалась я.

— По всему получается, что побить, — весело поддакнул Полеля. — Побить!

— Я не могу!

— Надо, Варя, надо! — продолжал веселиться парень.

— Вы так считаете? — Три кивающие головы были мне ответом. — Мда... И куда стукнуть?

— Ну-у... — взгляд Зеваны заскользил по груди Моди и далее, по животу, к...

— Зевана! — раздались два возмущённых мужских крика.

— Ей выбирать, — миролюбиво отозвалась богиня.

— Посоветовали, — обиженно проворчала я, — спасибо!

— Да врежь ты ему в... челюсть, — предложил лукавый Полеля. Остальные снова закивали.

— Хорошо, — согласилась я, — но вы мне поможете!

— Как? — осторожно поинтересовался советчик.

— Будете его руки держать. Мало ли что...

— Это можно, — согласился Китоврас и вцепился в правую руку Моди.

— Добро! — подхватил Полеля и пристроился у левой руки.

— Зевана, держи его ноги, на всякий случай, — определил место дислокации богини полкан.

Все заняли свои места, и я приготовилась бить (!!!) несчастного скандинавского бога, по лицу. Пришлось потеснить Китовраса. Я размахнулась и, что есть силы, врезала кулаком в челюсть Моди. Рука соскользнула и протаранила нос.

"Интересно, — пронеслась в голове мысль, — а прежние Берегини тоже вот таким способом воскрешали, или у них были более мирные способы?"

В склепе воцарилась гробовая, извиняюсь за тавтологию, тишина. Мы дружно ждали результатов нашего революционного способа воскрешения, не спуская глаз с подопечного. Разъярённый рык из могучей груди заставил нас всех вздрогнуть. Я в ужасе отпрянула от саркофага. Подельники повторили мой манёвр. Мы дружно подпёрли стены пещеры, искренне желая слиться с ними. Стараясь даже реже дышать, я со страхом наблюдала, как из каменного гроба поднимается груда мышц, увенчанная перекошенным от злобы лицом. Скандинавский бог яростно ругался, щупал свою потревоженную челюсть и расквашенный нос.