— Я дал слово Хуану, что он не пленник. Теперь я стал лжецом в его глазах. Вызволить его — это вопрос чести! — решительно заявил Анри.
— Это не ваша вина, что его схватили, стало быть, ваша честь не задета. Уже слишком поздно для решений, да и день был не из лёгких. Думаю, нам с вами надобно отдохнуть, тем более что до утра с индейцем ничего не случится.
— Боюсь, что завтра у меня не будет времени этим заниматься, — ответил Анри и направился в сторону дворца.
— Погодите! — остановил его Себастьян. — Поверьте мне, ваши переживания о судьбе индейца покажутся сеньору Альваресу слишком незначительным поводом, чтобы беспокоить его в это время! Доверьте это дело мне.
Анри задумался. Аргументы друга показались ему убедительными, и он кивнул:
— Хорошо, капитан. Доставьте Хуана к сеньору Хакобу и предупредите его, чтобы он позаботился о старике. К тому же, думаю, будет весьма неплохо, если майяские охотники пообщаются друг с другом. Дабы у вас было время на решение этого досадного недоразумения, вы можете не присутствовать утром на совете капитанов. Когда мы с вами встретимся завтра перед дворцом губернатора, надеюсь, вам уже будет о чём доложить. Вот, держите, — Анри передал другу факел, — до трактира путь не близок, а я уже почти у цели, — договорив, пожал Себастьяну руку и направился через освещённую фонарями площадь к примыкающей к ней улице с домом идальго Фернандеса.
Дождавшись, когда силуэт адмирала исчез во тьме, дон Себастьян решительно направился к зданию кабильдо, в правом крыле которого располагался вход в городскую тюрьму. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь звяканьем его шпор о каменные плиты площади. Охранника, всегда курсировавшего по крытой галерее перед входом, сейчас не было. Подойдя к огромным, окованным дверям, капитан-лейтенант несколько раз сильно ударил массивным чугунным кольцом. Не услышав в ответ ни единого звука, застучал настойчивее. За дверью послышались шаркающие шаги и недовольный старческий голос:
— Ну, кого это несёт в такое время? Приходите утром!
— Открывай, бездельник, если не хочешь, чтобы губернатор узнал, что его караульные спят по ночам!
То ли гневный голос аристократа, то ли высказанная им угроза возымела действие, но старик, поминая деву Марию, стал отпирать засовы. Когда дверь приотворилась, в щель просунулось морщинистое, обрамлённое седыми всклокоченными волосами, узкое лицо.
— Вы кто такой? — уже более уважительным тоном спросил старик, рассматривая отблёскивающее в свете факела золотое шитьё на дорогом камзоле визитёра.
— Я дон Себастьян Альварес де Толедо и Пименталь, а ты кто такой? — приняв высокомерную позу, надменно произнёс аристократ.
— Пресвятая Дева! — приоткрыв дверь чуть шире, перекрестился старик. — Я Хоакин Маркес, привратник. Я доложу о вас сеньору капралу.
— Я сам о себе доложу! — проворчал дон Себастьян, откинул факел и, взявшись обеими руками за тяжёлую дверь, рванул её на себя. Слуга, успевший ухватится рукой за массивную дверную ручку в виде дуги, вывалился наружу. Придержав у двери заголосившего старика, аристократ вступил в прихожую, продолжавшуюся недлинным коридором. Пока в тусклом свете настенной масляной лампы капитан-лейтенант решал, в какую из четырёх дверей войти, одна из них отворилась, и в коридор, на ходу застёгивая колет, вышел приземистый мужчина. Слегка пошатываясь, он приблизился к дону Себастьяну и, по-бычьи уставившись на аристократа, спросил, дохнув на него чесноком и кислым запахом дешёвого вина:
— Вы кто?
Поморщившись, дон Себастьян назвал себя и потребовал того же от вопрошавшего. Услышав, что перед ним гранд, мужчина непроизвольно изобразил на лице изумление. Вытянувшись по струнке, он представился заплетающимся языком:
— Капрал Бернардо Бенитес, начальник караула, ваше превосходительство! Что я могу для вас сделать?
— Мне нужен индеец, задержанный сегодня солдатами городского гарнизона, — вновь напустив высокомерия, заявил аристократ.
— У вас есть с собой приказ сеньора Алехандро? — поинтересовался капрал.
— Вот уж не думал, что ради такой мелочи мне придётся беспокоить начальника тюрьмы. Может, вам сразу же и от губернатора бумагу принести? — с надменной улыбкой произнёс дон Себастьян.
— Простите, ваше превосходительство, но я...
— Если вы будете продолжать терять моё время, и мне придётся идти за идальго Оливаресом, то я приведу его сюда, дабы он мог сам увидеть, как охраняется вверенная его заботам тюрьма! — голос дона Себастьяна стал тихим, вкрадчивым, но глаза недобро сверкнули, повергнув начальника караула в замешательство.
— Но, ваше превосходительство, я всего лишь пропустил пару стаканчиков вина, празднуя нашу победу! — стал оправдываться капрал.
— Отдайте мне индейца, и я тоже пойду праздновать, — примирительно с наигранной снисходительностью пообещал аристократ.
— Да как я вам его сейчас найду? — развёл руки капрал. — Тюрьма забита пиратским отродьем! Их сегодня доставили столько, что у нас колодок на всех не хватило!
— Я сам его найду. Идёмте, — уверенно ответил дон Себастьян и подошёл к двери, ведущей в подвальные камеры.
— Как вам будет угодно, ваше превосходительство, — покорно поклонился начальник караула и, прикрикнув на всё ещё стоявшего у открытой двери слугу, приказал подать фонарь и ключи.
После недолгой задержки капрал отомкнул нужную дверь и повёл настойчивого дона вниз по стёртым ступеням. Звук шагов разбудил караульных, и они неловко вывалились один за другим из коморки у решётки, отгораживающей камеры от лестницы.
— Открывай, Пабло! — протянул ключи одному из них капрал.
Тот кивнул и, взяв протянутую связку, засуетился, пытаясь попасть большим ключом в замочную скважину при мерцающем тусклом свете настенной лампы. Наконец, ему это удалось, замок лязгнул, и решётчатая дверь со скрипом отворилась, открывая проход в темноту довольно длинного коридора.
— Ну, и как вы собираетесь искать своего индейца? — не скрывая сарказм обратился к аристократу капрал.
Недолго думая, дон Себастьян вместо ответа подошёл к первой камере и закричал в небольшое оконце, прорезанное в окованной двери:
— Хуан! Ты здесь?
Не дождавшись ответа, капитан-лейтенант перешёл к следующей и всё повторилось. Неожиданно из противоположной камеры донёсся приглушённый знакомый голос:
— Я здесь, сеньор!
— Открывайте! — приказал дон Себастьян капралу. Тот кивнул и указав солдату на дверь камеры, повторил приказ.
Засовы взвизгнули и караульный, крикнув "Отойти всем назад!" толкнул тяжёлую дверь. Подошедший капрал посветил в темень камеры фонарём:
— Ну, и кто тут Хуан?
Оказавшись вновь на улице, дон Себастьян приказал старому майя поднять всё ещё горящий факел и идти рядом.
— Куда ты ведёшь меня, сеньор? — спросил индеец, когда они минули последний жилой дом.
— Адмирал приказал спрятать тебя в надёжном месте во избежание дальнейших недоразумений. Через один или два дня он планирует отправится на поиски миссии, куда касик обещал доставить испанок, и ты будешь сопровождать его.
Подведя майя к воротам торгового склада, Себастьян несколько раз ударил по ним ногой, подзывая собак. Вскоре на оголтелый лай пришёл Серхио.
— Кого там Нечистая принесла? — раздался его хриплый голос.
— По приказу сеньора Анри я привёл к вам ещё одного постояльца, — перекрикивая лай, ответил капитан-лейтенант. — Уйми псов и отведи его к управляющему. И скажи, что сеньор Анри требует позаботиться о нём.
Сторож коротко свистнул, и собаки враз утихли. Заскрипел засов, и одна створка приоткрылась, пропуская Серхио.
Забрав из рук индейца факел, дон Себастьян, не дожидаясь, пока пеон, уведя Хуана, вновь закроет ворота, взглянув на разрезанное молнией небо, побежал обратно, понимая, что до трактира он доберётся уже порядком промокший.
Чехия, Прага, июнь 2011 года.
Весь день стояла невыносимая жара, техника не выдерживала и выходила из строя. Ярослав и два его помощника разрывались между кабинетами министерства. А ведь ему надо было ещё подготовить тех-оборудование конференц-зала для завтрашнего слёта преподавателей со всей страны. Он нервничал и спешил. Агата, которая весь последний месяц была сама не своя, особенно в последние дни, ближе к вечеру отключила телефон, и его терзали нехорошие предчувствия.
Когда Ярослав добрался домой, уже пали сумерки. На звонок никто не вышел, и мужчине пришлось открывать дверь своим ключом. Войдя в квартиру, он заглянул через незакрытую дверь в комнату дочери. Луция сидела за письменным столом в наушниках, что-то рисовала и в такт слышимой лишь ей музыке покачивала головой. Закрыв дверь, Ярослав решительно направился в гостиную.
Свет уличного фонаря едва пробивался сквозь тонкие шторы цвета корицы. Агата сидела на диване, поджав ноги и тихо плакала, закрыв лицо руками. Не включая свет, мужчина подсел рядом и нежно погладил жену по плечу:
— Ну что с тобой, родная?
Агата отняла руки от лица и, обхватив шею мужа, положила ему голову на плечо. Ярослав молча обнял её, терпеливо ожидая, когда она ответит ему.
— Яро, я сегодня убивала! — едва слышно прошептала женщина.
— Что?! Ты о чём? — Ярослав, взяв жену за плечи, отстранил её от себя и посмотрел в лицо.
Блеснули карие глаза, полные печали и слёз, неприбранные волосы упали на плечи...
— Милая, ну что с тобой происходит? Расскажи! Если на работе неприятности — так ну её к чертям! Уходи!
— Это не на работе, Яро. Это со мной...
И Агата обстоятельно рассказала мужу всё, начиная с того самого первого момента, когда она увидела вокруг себя деревянный фальшборт, а за ним — Карибское море...
Муж слушал, не перебивая. С каждым словом жены всё больше и больше веря в то, что его Агата попала в чужое тело, отделённое пространством и временем.
Дойдя до сегодняшнего дня, женщина взглянула на свои руки.
— Яро, я рубила людей саблей прямо с лошади! Я чувствовала, как клинок проходит через человеческую плоть, словно он был продолжением моей руки. Я ощущала запах свежей крови, Яро! И он возбуждал меня! Но, что самое страшное — я не испытывала ни к убитым, ни к убегающим в ужасе от меня ни жалости, ни даже сочувствия, только холодное понимание справедливости возмездия! Куда подевался мой гуманизм? Неужели моё слияние с сознанием человека из того времени настолько сильное, что я начинаю воспринимать жизнь через призму его миропонимания? Яро, я не хочу этого, но я уже сомневаюсь в правильности принципов ахимсы/164/! — и Агата, обняв мужа, крепко прижалась к нему.
— Солнышко моё, может, мы вместе найдём способ, как это закончить? — обнимая жену и зарывшись носом в её волосы, предложил Ярослав.
Агата резко отстранилась:
— Нет, Яро, ты не понял! Я не хочу, чтобы это закончилось!
— Тогда почему ты плачешь? Разве это не от того, что ты — уже не ты? — непонимающе покрутил головой мужчина.
— Ты прав, милый. Во мне многое изменилось. Очень многое. И это касается не только моих взглядов на историю и на отношение к разным нациям, но и моих принципов! Даже если это закончится, я уже никогда не буду прежней, Яро, потому что увидела наш мир иными глазами. Понимаешь, всё то, во что мы с тобой верили — что на зло нельзя отвечать злом, чтобы не увеличивать тем самым количество зла, и что делая добро — мы делаем наш мир добрее. Я помню, как говорила, что лучше умру, чем убью. Но сегодня, когда я вместе с Анри убивала, я смотрела его глазами на трупы англичан и понимала, что он видит за ними спасённые жизни испанцев — детей, женщин, стариков. А ещё он увидел своих братьев, сестру и родителей, зарезанных такими же пиратами, только арабами. И знаешь, что меня в тот момент поразило больше всего? — Агата всмотрелась в лицо мужа.
— Что? — тихо спросил Ярослав.
— То, что Анри не испытывал к этим английским пиратам ненависть. В нём было лишь чувство исполненного долга и справедливости. Оно было таким сильным, что я вдруг поняла, что, если тебе или нашей Луцке кто-то будет угрожать — я забуду про ахимсу и не буду колебаться между "спасти любой ценой" и "не увеличивать зло насилием". Но не только то, что я изменилась меня испугало, — Агата замолчала, ожидая реакции мужа, но тот молчал, и она продолжила: — Я за Анри боюсь — он на своём "Победоносце" с неполным количеством пушек и без солдат против двух английских кораблей идёт! А ведь он только что с принял бой с ещё одним.
— Ну, этот он, как я понимаю, выиграл, а раз сумел себе такой флот сколотить, значит, не дурак и знает, что делает. Не волнуйся. А что у него за корабль? Большой? — оживился Ярослав.
Агата вдруг вспомнила, как муж однажды рассказывал ей, что мечтал быть моряком и что у Чехии, у которой нет моря, был свой торговый флот, базировавшийся в Румынии на Чёрном море, и улыбнулась.
— Ну, для того времени — да, большой. А для нас... Ну посуди сам: самая большая палуба нашего "Победоносца" имеет длину чуть больше пятидесяти метров и примерно четырнадцать метров в своём самом широком месте. На нём обычно размещено восемьдесят пушек и примерно шестьсот человек. Конечно же, люди не толпятся на одном месте все сразу, а распределены, как и пушки, в основном, на трёх палубах или, как они их называют, деках. Есть ещё ниже палуба под уровнем ватерлинии, где нет естественных источников света и очень тяжёлый воздух из-за плохой вентиляции. Там, кроме иного, оборудованы клетки для пленных. Думаю, для тех, кто там проведёт пару дней, это наказание уже само по себе, хотя, возможно, они к этому более привычны, чем я, и для них это не так страшно. Ну, а ещё ниже уже трюм, где никто не живёт, кроме крыс.
— А те, что против него идут? — заинтересовался Ярослав.
— Те немного меньше, но ведь у нас не все пушки.
— А ты не пробовала ему передавать знания из нашего времени? Может, он сможет улучшить своё вооружение? Какие им уже известны технологии? — вдруг стал забрасывать жену вопросами Ярослав.
— Пока что я успела лишь внушить ему кое-какие советы и информации по медицине. Ещё я хотела бы подсказать ему, чтобы они воду в металлических баках хранили, но я даже не знаю, умеют ли они их делать, — вздохнула Агата.
— Зачем? — удивился Ярослав.
— Как это — зачем? Они воду хранят в деревянных бочках, а уже через пару дней она начинает загнивать. Испанцы перед питьём добавляют в неё лимонный сок. Он слегка дезинфицирует воду, но, главное, перебивает запах и вкус. Англичане, например, с этой же целью добавляют в воду ром, а португальцы — вино.
— Так пираты пили ром не потому, что они пропойцы, а потому, что он заменял им воду? — засмеялся Ярослав. — Ладно, если в Карибах сейчас без тебя обойдутся, может, перекусим? Ты ужинала?
Агата покачала головой:
— Нет, не успела. Пойдём, Луция по дороге из института захотела суши и купила на всех, — Агата потянулась к журнальному столику и нащупала заколку для волос.
