— Пусть вам сопутствует удача, сеньор Эль Альмиранте, — сказала она, поднимаясь, и, зашуршав шёлковыми юбками, отправилась на своё место.
Анри поднялся, всё ещё сжимая в прижатом к груди кулаке подаренный медальон, и, не поднимая головы, замер, словно ожидал от присутствующих совета, что делать дальше. Из всеобщего замешательства вывел граф Альменара, приказав слугам подавать кофе и как ни в чём небывало продолжил поедание десерта. Анри уселся в своё кресло и задумался. Опьянение вдруг резко отступило, мысли стали ясными и острыми, как кинжалы. Он испугался, осознавая, что его поймали в капкан. Теперь он в долгу перед Исабель. После такого подарка, да ещё и на глазах у стольких значимых людей, если он посмотрит на иную девушку, это будет всеми воспринято как оскорбление чести контессы. В глазах общественности он теперь должен стать её преданным поклонником. Освободиться от этих незримых пут, не лишившись чести, можно будет лишь попросив у губернатора руки контессы Исабель и получить отказ. Но тогда, дабы не стать посмешищем, ему придётся покинуть город. Однако контессе тоже придётся дорого заплатить за этот подарок, когда она начнёт ловить косые взгляды и выслушивать едкие насмешки, поскольку уже завтра весь Белиз будет судачить о том, что дочь графа Альменара неравнодушна к торговцу. "Что же вы наделали, сеньорита Исабель? Что вас толкнуло на это — искренний страх за мою жизнь или же женское коварство?" — терзали Анри противоречивые мысли.
Не успела ещё Исабель вернулась на своё место, как музыканты начали весёлую игривую песню, а негромкая беседа за столом возобновилась. Прислушавшись, торговец с облегчением обнаружил, что гости обсуждают не его и контессу, а мелодию и слова нового куплета. У него даже возникла слабая надежда что все его опасения необоснованные, и никто произошедшему не придал особого значения. Но эта иллюзия была недолгой. Усевшись на своё место, сеньор Франсиско, наклонившись к торговцу, положил руку на кулак, в котором тот всё ещё зажимал мощевик, и уважительно сказал:
— Это очень сильный амулет, сеньор Анри! Берегите его и он будет беречь вас! — И подмигнув, добавил: — И не забывайте в своих молитвах, возносимых святому Антонию, помянуть ту, кто поручил вас его заботам!
— Да-да, конечно, ваша милость, — несколько рассеяно ответил торговец и аккуратно затолкал подарок контессы за манжету.
Наконец подали кофе в чашках из французского фарфора, а к нему в тяжёлых богемских бокалах, богато декорированных резьбой, сладкий тягучий тёмный херес. Анри с облегчением вздохнул — торжественный обед, которого он опасался, ожидая болезненных для его самолюбия моментов, подошёл к концу.
Когда граф Альменара поднялся, встали и сотрапезники. Поблагодарив всех за принятые приглашения, сеньор Альварес предложил всем вернуться в залу для приёмов, где началась церемония прощания. Первыми дом губернатора покидали наиболее уважаемые гости. Они один за другим подходили к сеньору Альваресу, а их жёны к сеньоре Каталине. При обмене любезностями и комплиментами, согласно этикету, теперь хозяин дома одаривал своих гостей. Каждый мужчина получил из рук графа небольшой барселонский винный кувшин из прозрачного стекла, украшенный молочно-белыми жгутами, доверху наполненный ароматным сладким хересом. Когда же очередь дошла до Анри, ему была вручена украшенная гравировкой небольшая медная фляга.
— В дороге вам стекло ни к чему, а эта вещица весьма практична, — сопроводил свой подарок пояснением граф.
Растроганный, Анри рассыпался в благодарностях.
Губернатор, довольный произведённым впечатлением, положил торговцу руку на плечо и благодушно сказал:
— Это всё, чем я могу помочь вам в предстоящем походе, друг мой, кроме молитвы за его доброе завершение. Но что теперь значат мои молитвы, когда вас отныне будет защищать Святой Антоний!
Молодой человек почувствовал, как кровь прилила к лицу, но, пока он подыскивал ответные слова, граф хлопнул его по плечу и протянул руку для поцелуя. Анри с горячей благодарностью в сердце, приложился к губернаторскому перстню и быстрым шагом вышел из залы.
06.
Покинув дворец губернатора, Анри направился к дону Себастьяну, ожидавшему его вместе с солдатами неподалёку от входа. В руках Самуэля он заметил кувшин с вином, подаренный гранду сеньором Альваресом. Свою флягу с двумя кортадийо/188/ ароматного крепкого хереса Анри заткнул за пояс.
— Ну что, капитан, вы не передумали сопроводить меня к сеньору Хакобу? — спросил он, приблизившись.
— Нет, адмирал. Но, с вашего позволения, я сначала отправлю Самуэля доставить в мою комнату в трактире подарок губернатора.
— Отправляйте, — ответил Анри и, отпустив оставшихся пехотинцев, поинтересовался у дона Себастьяна, что он думает о новом коррехидоре.
— Я не удостоился чести беседовать с сеньором Диего, а судить о нём лишь по обмену любезностями во время знакомства не берусь, — пожал плечами аристократ. — Однако, судя по вашему вопросу, позволю себе предположить, что у вас коррехидор симпатии не вызвал.
— Я ещё не определился с этим, так как пара фраз, которыми мы с ним обменялись, не достаточна для укрепившегося мнения. Но вы правы, Себастьян — первое моё впечатление не в пользу сеньора коррехидора, — покачав головой, с задумчивым видом ответил Анри. — А что вы можете сказать о значимости его рода? Меня удивила его самоуверенность при разговоре с графом.
Дон Себастьян, внимательно наблюдавший за другом, задумался.
— Я покинул Мадрид более двух лет назад и понятия не имею, какие семейства сейчас обласканы при дворе, да и ранее я этим не очень интересовался. Но семейства Карденас и Гусман не только значимы и богаты, но и весьма многочислены. К тому же, насколько я помню "Нобилиарий/189/", среди Карденасов был дон Диего Сапата де Карденас, маркиз де Санта-Флоро, который, насколько мне известно, был в начале сороковых годов генерал-капитаном Юкатана.
— Я думал, вы не интересовались историей колоний, — сказал Анри, вспомнив, как при одном из разговоров Себастьян возмутился тем, что от него ожидают знания законов для Индий.
— Вы объединили два понятия, — покачал головой аристократ. — Меня не интересовала жизнь в колониях, но, как дворянин, я обязан знать историю своей страны и своего рода, что почти одно и то же. А как человек, готовившийся принять послушание, я учил и о деяниях церкви. Приобщение дикарей Новой Испании к истинной вере стоит не на последнем месте среди заслуг служителей божьих. Изучая эти деяния, я натолкнулся на записки падре Амбросио де Фигероа, в которых он рассказывал о своих попытках облагоразумить майя, восставших против жадности и жестокости маркиза.
— В таком случае нам остаётся надеяться, что сеньор Диего, принимая должность коррехидора Северного Гондураса, ознакомился с ошибками своего родственника и поучился благоразумию церкви, стремящейся решать конфликты мирным путём.
— Затрудняюсь сказать, насколько близки родственные связи между маркизом де Санта-Флоро и нашим новым коррехидором, но точно знаю, что усилия падре Амбросио оказались тщетны. Кстати, разбирая причины своей неудачи, он упоминал труд падре Диего Лопеса де Когольюдо, в котором тот упоминает восстание алькальдов Юкатана против дона Диего, предшествовавшее ребелии майя и вызванное теми же причинами, что побудили индейцев сжечь свои деревни и уйти в джунгли. По его мнению, если бы Мадрид тогда принял более жёсткие меры, чем небольшой штраф и порицание, то бунта майя бы не было.
— Похоже, в Совете Индий родственные связи имеют большее значение, чем справедливость и благополучие Испании, — с нескрываемой грустью сказал Анри, думая о том, каких бед может натворить сеньор Диего, если пойдёт по стопам дона Диего.
— Это беда не только этого совета, она присуща всем администрациям. Неужели вы думаете, друг мой, что у нашего губернатора при распределении асьенд и энкомьенд будет привилегирован достойный житель Белиза, если против него окажется, скажем, зять сеньора Альвареса? — дон Себастьян многозначительно посмотрел на Анри.
— Оставим эту стезю бесплодных рассуждений, капитан, — ответил тот, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. На миг лицо друга затмил облик контессы Исабель, прекрасные глаза которой были наполнены мольбой и печалью. Затем его сменил многозначительно улыбнувшийся губернатор. "Нет!" — мотнул головой Анри. "Я ищу любви, а не выгоды. Это Господь испытывает меня, проверяя мою искренность и чистоту намерений. Будь брак с сеньоритой Исабель волей божьей, он бы изъявил её, пробудив в моей душе чувства к контессе. Я не поддамся на искушения, Господи! Я буду твёрд, чего бы мне это не стоило!".
Дон Себастьян, внимательно наблюдавший за реакцией, вызванной его словами, пытался разгадать ход мыслей Анри, но всё, что он смог понять, увидев, как посерьёзнело лицо друга — тот принял важное для себя решение.
— Идёмте, капитан. Я желаю проститься с людьми, погибшими за город, в котором их некому оплакивать, — спокойно, словно в его сердце долгое время царил полный штиль, произнёс торговец и, не дожидаясь привычного: "Да, адмирал", — направился к улице, ведущей на окраину города, где располагалась его торговая контора.
Солнце уже коснулось заострённых верхушек частокола, когда Анри и Себастьян вступили на территорию главного склада. В воротах им пришлось пропустить доверху нагруженную большую запряжённую волами телегу, сопровождаемую двумя пехотинцами в чёрно-синих колетах.
По двору бегал, держась руками за голову и громко причитая, управляющий. Увидев хозяина, он бросился к нему с криком:
— Сеньор капитан, пощадите!
— Что случилось, сеньор Хакоб? — озаботился торговец, ещё никогда не видевший своего управляющего в таком отчаянии.
— Два ваших капитана оставили меня без еды! Они прислали сюда солдат и вывезли на телегах почти всю провизию! Мне уже завтра нечем будет кормить батраков, а это при условии, что я сегодня не дам пленным ничего, кроме воды! — то вздымая руки, то хватая ими себя за голову, причитал старик.
— Не разочаровывайте меня, сеньор Хакоб, — в тихом голосе торговца так явственно прозвенели железные нотки, что управляющий вдруг умолк. В наступившей тишине Анри продолжил всё тем же холодным тоном:
— Не заставляйте меня думать, что вам пора на покой, а мне — искать нового управляющего.
— Но, сеньор капитан, я делал всё, что мог — я бился за каждый бочонок солонины, как за честь своей дочери! — дрожащим голосом возразил марран. — Ещё утром, до того, как начали доставлять пленных, я отправил людей на все ближайшие асьенды обговорить поставки продовольствия. Они уже вернулись и принесли неутешительные известия — асьенда Эль Гран Эстанке оказалась сожжённой пиратами во время вчерашнего нападения, а на остальных уже успели узнать, что их осталось не так много и взвинтили цены на такие выси, что эти пленные англичане, если вы не прикажете передать их заботам губернатора и кабильдо, будут вам стоить дороже, чем негры!
— Сомневаюсь, что город будет кормить их достаточно хорошо, пока многие не сгинут, разбирая завалы крепостной стены, — уже не так холодно сказал Анри. — Кроме того, эти люди у меня уже есть, в отличие от негров. К тому же надежда на освобождение заставит их работать не хуже. Потому позаботьтесь о том, чтобы они не умирали от голода и сообщите сеньору Раулю что есть пленные для расширения каменоломни. Пусть он подсчитает сколько ему нужно людей для удвоения добычи камня и подготовится к их приятию. Если для сопровождения пленных на каменоломню вам понадобится больше солдат — обратитесь к идальго Фернандесу. И не волнуйтесь так, мой дорогой сеньор Хакоб — всё, что мы сейчас на них потратим, они нам отработают, — придав голосу более тёплых ноток, Анри положил руку на плечо управляющего. — Так что пока берите продовольствие за те деньги, которые просят сейчас, пока они не поднялись ещё выше. Куда вы отправляли людей?
— На Эль Кампо де Каоба и к сеньору Адриану Пас Лара, который, как мне сказали, оказался в городе, — с готовностью ответил сеньор Хакоб.
Услышав имя владельца Белла Висты, Анри нахмурился.
— Пошлите телеги на Эль Кампо де Каоба, что же касается сеньора Адриана, то я завтра отправлю фрегаты на его асьенду и Виста Дель Мар, поручив капитанам набить трюмы провизией. На Белла Висту я пошлю герра Йоханнеса — он умеет уговаривать несговорчивых, так что через пару дней вы сможете увеличить рацион пленным.
Сеньор Хакоб сокрушённо покачал седой головой, но выражение безмерной печали уже покинуло его длинное худое лицо.
— А как прикажете поступать с английскими офицерами? — деловито спросил он.
— Не держите впроголодь дворян, особенно до того, пока они не напишут письма домой о выкупе после общения с доном Себастьяном и идальго де Муром, — ответил торговец, бросив многозначительный взгляд на аристократа.
— Как вам будет угодно, сеньор капитан, — заулыбался марран, потирая руки. — А как ваши планы насчёт красочной? Я уже нашёл для вас пару человек, но, смею предположить, что из-за вчерашних событий решение по энкомьенде было отложено. Вы уже знаете, на какой день кабильдо перенесло рассмотрение заявок?
— Кабильдо не будет больше заниматься этим вопросом, — спокойно ответил Анри, но внимательным глазам старого еврея не ускользнула хмурая тень, пробежавшая по лицу торговца. — Тем не менее люди нам понадобятся на каменоломне, — продолжал Анри, — сеньору Раулю нужны будут охранники. К тому же губернатор пообещал наградить меня ещё одной асьендой, когда я верну в Белиз сеньору Паулу.
— Да возблагодарит Всевышний сеньора губернатора за его справедливость! — вознёс к небу руки сеньор Хакоб. — Вы уже думали, что будете делать на этой земле? — озаботился управляющий, закончив воздавать хвалу богу.
Анри кивнул:
— Участок обещан довольно щедрый, так что будет у нас и красочная и лесопилка. После похорон займитесь подготовкой всего необходимого для реализации, сеньор Хакоб. После возвращения из похода мне придётся вскоре вновь покинут город, так что заниматься новой асьендой придётся вам.
Управляющий, уже было положивший руки себе на голову, чтобы традиционно начать причитать, вдруг резко передумал и с совершенно серьёзным видом склонил голову:
— Как вам будет угодно, сеньор капитан! Я займусь этим сразу же, как минет угроза голодного бунта. Но, сеньор капитан, было бы справедливо обсудить повышение моего жалования, поскольку новые обязанности потребуют от меня дополнительных затрат сил душевных и физических.
— Справедливо, — с не менее серьёзным видом ответил Анри. — Но мы обсудим это после того, как я смогу оценить ваши усилия, потраченные на будущую асьенду. Сейчас же я хотел бы проститься с людьми, отдавшими свои жизни за наш с вами город, сеньор Хакоб, а затем заняться приготовлениями к экспедиции, — и не дожидаясь возражений управляющего, направился к складам, от которых доносились мерные стуки топоров, а почти всё свободное пространство вокруг них было заставлено гробами из грубых нетёсаных досок. Марран, за годы службы хорошо изучивший "сеньора капитана" и усвоивший, когда и как можно настаивать на своём, а когда лучше помолчать, лишь тяжело вздохнул и покорно поплёлся следом.
