Пепел порталов. Fatum

'А что, если?.. — внезапная мысль была сродни молнии. — А что, если заклинание исцеления каким-то непостижимым образом искажает конечный результат того или иного заклинания?'

Гай облизнул пересохшие губы, поднял голову и посмотрел на новых знакомых. Братья сидели плечо к плечу: старший о чем-то думал, взъерошивая лохматую голову, будто бы полагал, что данное действие заставит мысли бежать быстрее, младший отчаянно боролся с накатывающей дремотой и сонно хлопал глазами, переводя взгляд с одного предмета на другой. Иногда он посматривал на Гая.

'Запрусь в туалете и повторю эксперимент!' — решил лекарь, поднявшись с пола.

Он заперся изнутри на примитивную щеколду-гвоздь и прислонился к стене.

'Полжизни за глоток воды!..' — Гай опустил глаза. Взгляд упал на отходящую в углу обшивку. Он потянул ее на себя — странный материал с легкостью отошел от стены, явив взору лекаря письмена, похожие на те, которые он видел на страницах Книги Огня, тех самых, из-за которых на Гая словно из рога изобилия посыпались проблемы. Он провел ладонью по письменам, счищая с них пыль. Внезапно по стене пробежали бледно-голубые вспышки, что-то защелкало и раздался шуршащий звук. Гай поспешно открыл дверь и вышел в общую комнату.

— Что происходит? Сейчас раздался такой звук, как будто бы рядом проползла песчаная змея, — всполошился Сидджи. Руэ даже не пошевелился, он сжался и напрягся, по-видимому, опасаясь худшего. Гай прошел вперед и бросил озадаченный взгляд на пленников. Никто не мог понять, что произошло, пока Руэ не подергал брата за рукав и не указал на потолок. В потолке зиял черный квадратный лаз. Рядом с лазом перемигивались ровные зеленые и голубые огоньки. Лекарь несколько раз моргнул, подумав, что у него начались галлюцинации и даже ущипнул себя. Лаз остался на месте. Гай тот час же предложил новым знакомым воспользоваться лестницей и разузнать, куда ведет лаз. К сожалению его планы были нарушены. Со звуком выворачивающим наизнанку входная дверь отъехала в сторону и в тюремное помещение зашло шестеро нишрукхов. Ничего не спрашивая, не объясняя, а только щебеча на своем птичьем языке, нишрукхи бесцеремонно схватили Гая и, больно вывернув руки, вывели из тюрьмы, даже не удостоив взглядом притихших за ширмой братьев-альбиносов.

— Эй, что происходит? — Гай, претерпевая боль, попытался начать диалог с кем-нибудь из конвоиров.

Нишрукхи никак не отреагировали. Он повторил вопрос на этвасском — вновь никакого результата. Затем Гай вновь перешел на латынь:

— Послушайте, мы ведь можем договориться. Я лекарь. Я могу пригодиться вам. Вылечить, если нужно, подлатать кого-нибудь. Ну у вас же до сих пор случаются военные конфликты, а я добровольно предлагаю помощь. Нам всем это будет выгодно.

Ноль реакции.

'И как договариваться с другими расами, если ты не знаешь их языка, а значит, можешь только догадываться что у них на уме? И не факт, что догадка будет правильной!' — в сердцах подумал лекарь, оставив дальнейшие попытки наладить контакт.

Пленника вели по коридору, вывернув обе руки, и Гай теперь мысленно ругал себя за то, что не сориентировался вовремя и схватился за револьвер. Он понимал, что такой поступок был бы весьма самонадеянным, и он навряд ли успел бы расправиться со всеми нишрукхами, но попытаться-то все равно стоило. Гай успокаивал себя тем, что ему еще представится возможность поквитаться с конвоирами, главное, чтобы они отпустили его руки.

Коридор, тем временем, свернул направо и закончился еще одной дверью, которая вывела в широкий, пустой двор, с трех сторон окруженный гладкими стенами. Гай шел, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли и пытался увидеть как можно больше, шестым чувством понимая, что в этом случае любопытство сыграет ему на руку. Ведь он на полном серьезе планировал расправиться с нишрукхами и совершить побег. Улицы странного подземного города разительно отличались от улочек родного Твиндорра своей витиеватостью и размерами — то большие, то маленькие. Иногда по пути встречались другие нишрукхи, по-видимому, не военные, потому что у них не было оружия, ремней и птеруг. Так же лекарь заметил одну странную особенность: им не встретилось ни одного ребенка и ни одной женской особи.

'Возможно, они многим отличаются от человека, но... как-то же они размножаются?' — думал Гай, скосив глаза на очередного встречного горожанина в грязно-серой тунике и сандалиях.

Процессия с пленником наконец подошла к конечной точке пути — к широкому, двухэтажному зданию с круглыми окнами, отсвечивающими голубым светом. Гай воспользовался тем, что они замешкались у порога девятифутовой двери и жадно изучал окрестность. Судя по размерам, это здание, как многие другие, которые он успел увидеть, тоже осталось от валлантов. Кажется, под крышей виднелся затейливый барельеф, но сейчас голова лекаря была забита иными мыслями — мыслями о побеге. Он ощущал тяжесть револьвера и живо представлял его рукоять в своей руке. Только бы нишрукхи ослабили хватку! Только бы дождаться этого момента! Меньше чем через минуту конвоиры и пленник очутились внутри высокого двухэтажного здания. В двери был скрыт хитрый механизм, потому что она, как и дверь в казематы, отъезжала в сторону сама по себе, только эта не издавала никакого шума. Теперь Гай ощущал себя так, словно попал внутрь гигантского червя, потому что коридоры, по которым они шли, были круглыми, состоявшими из бесчисленного количества колец. Если до этого конвоиры стрекотали на своем языке, то теперь они притихли. Путь закончился возле дверного проема без двери и если бы Гай мог взглянуть на своих конвоиров, то непременно понял бы, что те озадачены подобным явлением. Остановившись у порога, один из них прострекотал, и в его интонации звучала неуверенность. Из полумрака комнаты прострекотали в ответ и нишрукхи с удвоенным энтузиазмом поволокли пленника в комнату.

Так Гай очутился в комнате с отполированными серебристыми стенами, в которых отражались все огоньки, расположенные на потолке в виде спиралевидного узора. Нишрукхов и пленника встречал странный альбинос — он смотрел хитрым прищуром чуть раскосых глаз, одежда его была утыкана перьями. На поясе висели ножны, в которых, по-видимому, находился кинжал. Или катар... При этой мысли у Гая все сжалось внутри от страха, ведь Кворк рассказывал ему, что право ношения катара, или зуба бога войны, имели право лишь архимаги ковена 'Телос'.

'Что им от меня нужно?' — недоумевал Гай.

Словно прочитав его мысли, альбинос прекратил диалог с одним из нишрукхов-конвоиров и перевел взгляд на Гая, а затем заговорил. Голос альбиноса был таким же безразличным, как и взгляд, а говорил он на чистой латыни:

— Добро пожаловать в мою скромную обитель. Меня зовут Кассини.

Гай ничего не успел сказать в ответ, а Кассини уже обращался к нишрукхам: — Положите его вон на тот стол и крепко закрепите ремни на конечностях.

— Зачем это? — Гай взбунтовался, увидев стол, похожий на стол в твиндоррских операционных.

— Тебе предстоит выполнить одно поручение — стать моим экспериментальным образцом номер тридцать пять, — Кассини задержал взгляд на рукаве лекаря, на знаке 'аэронавта', но ничего и не спросил.

— А что произошло с остальными тридцатью четырьмя? — Гай уже понял, что с минуты на минуту произойдет что-то нехорошее и поэтому начал вырываться из рук конвоиров. Ему было жизненно необходимо добраться до своего револьвера, но нишрукхи держали крепко, а после попыток вырваться, им на помощь пришел третий. Они переместили брыкающегося Гая на холодный стол, крепко примотали и, отсалютовав альбиносу по-птичьи, вышли за дверь.

Касинни, не проявляя никаких эмоций, принялся перебирать баночки с сомнительного вида жидкостями. Он стоял спиной к Гаю, загораживая обзор, но лекарь умудрился извернуться так, что смог видеть процесс приготовления. Альбинос перемещался от одного стола со склянками к другому — с угрожающего вида инструментами, подходил к какому-то ящичку с выпуклыми желто-зелеными кнопками и водил по ним пальцами. Во время одной такой манипуляции над Гаем словно из ниоткуда возникла длинная панель, оснащенная яркими лампами и перемигивающимися огоньками. Гай дернулся, но путы держали крепко. Он облизнул разом пересохшие губы — изумительное ощущение подопытной крысы парализовывало волю и здравый смыл. Хотелось орать и вырываться, но Гай сделал над собой усилие и, сделав несколько глубоких вдохов, обратился к альбиносу, хозяйничавшему в тот момент возле странного вида ящика.

— Я хочу, чтобы мне объяснили, где я нахожусь, и что сейчас произойдет, — он старался говорить спокойно и рассудительно, однако голос подвел его, осипнув на половине последнего предложения.

— Третья часть эксперимента по вживлению электронной схемы в ткань мозга, — равнодушным голосом ответил Кассини, ни на минуту не прекращая своих манипуляций.

— А что случилось с предыдущими участниками эксперимента? Ведь я не первый?

— Не первый. Я уже говорил, что ты тридцать пятый. Предыдущие участники вышли из строя, — спокойным голосом отрапортовал Кассини.

Лекарь подумал, что еще немного и он сойдет с ума от свалившихся на его голову бед.

— Почему бы тебе не провести эксперимент над животными? Над крысами, например. Если они здесь водятся.

— Водятся. — Выдержке альбиноса можно было только позавидовать. — Но я не имею права проводить эксперименты над живыми созданиями.

Нервы Гая не выдержали, и он сорвался на крик:

— Но я тоже живой! Слышишь?

— Нет, — спокойно отвечал Кассини, — ты такой же, как я, такой же, как все.

— Я живой! — доказывал Гай. — Послушай, как бьется мое сердце!

— Это еще ничего не доказывает. У меня тоже есть сердце, и оно сокращается ровно семьдесят раз в одну минуту, — невозмутимо отвечал альбинос.

— Проводи свои гребаные эксперименты над нишрукахами, поганец! — продолжал орать Гай, извиваясь всем телом.

— Золотые птицы плохо подходят. Я пробовал, у них слишком маленький мозг. Видишь, — пахнуло холодом, а из встроенного в стену шкафа выехало что-то наподобие саркофага, только прозрачного. В прозрачном саркофаге лежал вскрытый труп нишрукха. Кассини вернулся к своим делам, а на Гая нахлынула такая апатия, что он тупо пялился на раскуроченный труп, лишь немного удивляясь тому, что у нишрукха два сердца. Ему было не слишком хорошо видно, что находилось во вскрытой черепной коробке, но зато внутренности он рассмотрел во всех подробностях.

'Долбанный псих. Везет мне на таких! — с ожесточением думал Гай, повернув голову к альбиносу. В руках того блеснул скальпель, заляпанный кровью. — Хоть бы обеззаразил его, идиот!' — лекарь все еще не мог поверить в то, что он вот-вот составит компанию только что увиденному трупу. Уж Гай точно не переживет трепанацию черепа и сложную операцию на мозге по вживлению инородного тела.

Внезапная мысль заставила сердце лекаря забиться быстрее: ведь он может притянуть в руку любой предмет. Ну может не любой, но скальпель уж точно!

'Револьвер, идиот! У тебя же есть револьвер!' — окрыленный надеждой Гай постарался отбросить все посторонние мысли и вспомнить, как ему удалось проделать тот фокус, во время ссоры двух братьев. После трех неудачных попыток он почувствовал, как теплеет его ладонь, а пальцы становятся липкими, словно от меда. Он думал о револьвере, явственно представляя его гладкую рукоять. В подобных условиях это было нелегким занятием, особенно, когда после некоторых манипуляций сумасшедшего альбиноса, к Гаю начал медленно приближаться странного вида конус — полупрозрачный, излучающий голубоватое свечение и похожий на потустороннюю сущность. Лекарю стоило неимоверных усилий не развеять заклинание, а продолжать притягивать себе пистолет. Он уже чувствовал его движение вверх по карману и теперь жалел о том, что карманы его рабочего комбинезона такие глубокие. Воздух наполнился противным, сладковатым запахом какого-то лекарства (уж это Гай знал наверняка, потому что по роду деятельности часто имел дело с алхимиками, да он и сам неплохо в ней разбирался). Раздался тоненький протяжный писк и... Гай понял, что ослеп и оглох в одну секунду. Заклинание сорвалось, выскользнуло из руки словно весенняя сосулька. Он повращал глазами. Неужели все? Неужели до него добрался странный конус и сотворил с ним нечто страшное?.. В кромешной тьме загорелись два бледно-красных огонька. Рядом с этими огоньками что-то щелкнуло и стало светлее, благодаря зажженной... свече.

— Несовершенная техника, — не то констатировал, не то пожаловался Кассини, обходя со свечой ящички с кнопками и безрезультатно тыкая в них пальцами. Сладковатый запах лекарства начал рассеиваться или Гай просто притерпелся к запаху. У него закружилась голова, как будто он хватил лишнего, но на душе стало так спокойно, как будто кто-то притупил его чувства.

'Лекарство! Точнее, какой-то газ', — догадался Гай. Как раз перед тем, как его упрятали в кутузку, он успел прочитать монограмму одного маститого алхимика об использовании газа хлороформа в лекарской практике. Таким образом у обезболивания магией наметился конкурент.

Последующие события происходили словно не с ним, а все мысли были спутанными и даже какими-то несуразными. Гай словно со стороны наблюдал за тем, как призванные на подмогу нишрукхи разматывают путы и расстегивают туго стянутые ремни, призванные удерживать подопытного на месте. Кассини перекинулся парой фраз с нишрукхами, и последние поволокли обмякшего и беспричинно хихикающего Гая обратно в 'камеру'. Нишрукхи бросили пленника возле порога и противно стонущая дверь вновь закрылась. Лекарь подумал, что альбиносы помогут ему подняться, но братья почему-то не давали о себе знать.

'Может их тоже куда-то увели?' — подумал Гай, шаря ленивым взором по потолку. Когда взгляд наткнулся на черный лаз в потолке, лекарь вяло улыбнулся: 'Молодцы братья. Не растерялись! Наверняка сбежали!' Он медленно повернул голову и посмотрел на ширмы. Из-за ширм выглянула Элислая. Только она была не рыжеволосая, а темненькая. Гай хотел что-то сказать ей, но язык не слушался, он хотел подняться, но мышцы ног свело судорогой, и он скорчился на полу, ожидая, когда пройдет приступ.

Глава 11

Когда воздействие вещества похожего на хлороформ сошло на нет, Гай, держась за гудящую голову, осторожно поднялся и обошел помещение. Понятное дело, что здесь он никого не обнаружил. Элислая была всего лишь иллюзией. Лекарь прекрасно помнил о побочных действиях алхимических паров, и самыми распространенными из них были галлюцинации.

'Но почему мне привиделась она, а не кто-нибудь другой?' — недоумевал Гай, шагая к лавке и держась при этом за стеночку. Он плюхнулся на лавку и, прислонившись к стене, довольно долго взирал безучастным взглядом в потолок и вообще чувствовал себя как после ночного кутежа с мордобоем и выпивкой.

В немного прояснившемся разуме забрезжили дельные мысли: 'Если братьев тут нет, а лестница валяется чуть поодаль от лаза, значит, они все-таки воспользовались моментом и сбежали...' — лекарь доковылял до ведра с водой, поставленной нишрукхами, и наполнил флягу, а остальное выпил до последней капли.