Весеннее солнце взбодрило его. В ноздри проникал запах перепревшей под снегом листвы. Бывшее и ранее неплохим, настроение ещё улучшилось, и Саша забыл о своём намерении обдумать доклад. Он весь без остатка предался созерцанию пробуждающейся после зимы природы, отмечая для себя разность в щебете птиц, игру света на беспокойной ряби прудов и злорадствуя над спрятавшимися в логах остатками снега. Изначально свободный и неспешный прогулочный шаг незаметно превращался торопливую смену ног, грозя и вовсе превратить наследника престола в бегущего по парку мальчишку.

Внезапно, возле ставшего теперь не нужным для испытаний пуль стрельбища негромкая песня заставила Сашу остановиться. Он замер, сдерживая сбившееся дыхание, и прислушался.

— ...Завсегда в походе, в казённой работе. Мы под Киев подходили...

Разгорячённый Саша, изображая из себя ниндзя, старательно подкрался к источнику звука. За сложенным из уже потемневших сосновых брёвен пулеуловителем, пожилой солдат инвалидного батальона нагружал небольшую тележку песком из отвала.

— .. на горочку всходили, во фрунт... — растягивая слова, напевал солдат текст без видимой рифмы.

— Здравствуй служивый, — улыбаясь окликнул его великий князь.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество, — моментально вытянулся в струну солдат.

— А что за песня такая?

— Так, это, — смутился незадачливый певец, но вытянувшись отрапортовал: — Виноват!

— Да, не к тому я. Мне слова песни интересны. Ну-ка спой с самого начала. А я послушаю, — великий князь присел на укосину, подпирающую пулеуловитель и, демонстративно сложив руки на груди, замер.

— Так, это...

— Давай, — улыбкой подбодрил певца великий князь.

— В чистом поле стояло тут дерево, берёзка бела; На том ли дереве сидит птица пава... — сначала солдат пел нерешительно, но довольно быстро освоился. Нехитрые слова, отсутствие рифмы, растянутость гласных и общая печаль текста не тронули сердца Саши, пока он не услышал до боли знакомое: — ... "Солдатушки, ребятушки, а где вашы домы?"...

Выслушав ещё пару вопросов и ответов, между павой и гусями, Саша не выдержал и прервал пение:

— Это кто ж превратил лихую строевую песню в такое!.. — воскликнул он, разводя руки в стороны и пытаясь продемонстрировать наглядно, во что именно превратили песню.

— Э-э, не могу знать! — снова встал смирно старый солдат.

— Э, ты постой братец. А знакомо ли тебе такое? — Саша встал, картинно выставив вперёд ногу и как можно звонче загорланил, на широко известный в двадцать первом веке мотив: — "Солдатушки, бравы ребятушки, кто же ваши деды?!"."Наши деды — славные победы! Вот кто наши деды!"...

Исполнив три куплета. великий князь переспросил:

— Такое слышать доводилось?

— Так-то, знакомое вроде, — нахмурился солдат, — а звучит не так. Нет, Ваше Императорское Высочество. Не доводилось. Да и для строя слишком уж бойка она.

— Это как, объясни.

— Так известное дело. В строю ритм должен быть под шаг солдатский. А у вас как-то шустро выходит. А тягуче петь даже не знаю, что получится. Надо под барабан попробовать, но точно медленнее нужно.

— Тоже верно, — кивнул великий князь, и чуть подумав добавил: — И хоть певец из меня аховый, а будет у легиона своя строевая песня. Благодарю тебя за службу!

— Рад стараться, Ваше Императорское Высочество!

Напевая "Солдатушек", Саша устремился во дворец, имея твёрдое намерение быстро набросать текст, озадачить кого-нибудь музыкой и вернуться к делам морского флота.

4 апреля 1828, Санкт-Петербург

* * *

В столицу великий князь въехал глубокой ночью. А в шесть утра в офицерском собрании ракетного заведения он раздавал последние подготовительные указания:

— ... прошу всех учесть, и довести до нижних чинов. Действовать надлежит решительно и непреклонно, но без излишней жестокости. Быстрота и слаженность основа для успеха. Командиров взводов второй и третьей роты прошу прислушиваться к унтерам из первой роты. Их опыт в Гатчине, Павловске и Царском весьма ценен. Сейчас, прошу всех направиться к своим людям. Напоминаю, что мы начинаем по полуденной пушке. Посему уже через три часа надлежит выступать. На этом я закончил. Есть ли вопросы?

Выждав, великий князь распорядился:

— Всё! К делу! Абрам Петрович, государь ждёт меня к рассвету, но полагаю к самому делу я буду. Надеюсь, стрелки второй и третьей роты не подведут.

— Поспешите, Александр Николаевич. Времени не так много, и надлежит быть загодя.

— Не беспокойтесь, верхами быстро доберёмся.

Действительно дорога до Зимнего заняла не более часа. По достаточно пустым улицам ещё не проснувшегося города можно было пустить коней даже в галоп не опасаясь сбить зазевавшегося простолюдина. Только нежелание изводить людей и коней, которым предстоял весьма тяжёлый день, ограничивало великого князя на рысях.

Николай Павлович встретил сына с улыбкой и после короткого приветствия перешёл к делу:

— Ты готов?

— Да, я уверен в успехе.

— И всё же по две роты семеновцев, павловцев и измайловцев встанут поблизости. Павел Васильевич , если дело примет нежелательный оборот, отправит их к площади.

— Это будет не лишним, однако я прошу передать эти роты под руку Абрама Петровича. Он знает все обстоятельства и сможет правильно выбрать момент. Для Пала Васильевича же такое дело не привычно. И вообще, такое дело слишком мелко для генерал-губернатора.

— Хорошо. По окончании, жду твоего рапорта.

— Непременно, могу я идти к своим людям.

— Да, — кивнул Николай Павлович и уже уходящему сыну добавил, — Надеюсь, в этот раз ты не позволишь пугать Бурана.

* * *

Без четверти двенадцать великий князь собрал рапорта о выходе на нулевые позиции и подтвердил общую готовность. Здесь же ярко проявилась основная трудность операции, заключающаяся в том, что Сенная площадь столицы значительно крупнее тех, с которыми доводилось иметь дело ранее. Как следствие, части на нулевых позициях находились на существенном отдалении друг от друга и передача команд через посыльных затруднилась.

"... Это ожидаемо, потому и пришлось привязать начало операции к пушечному выстрелу, но совсем без вестовых не обойтись. Даже при выходе на площадь, заняв позиции номер два, некоторые части по-прежнему будут слишком далеко от штаба. Хорошо, что есть уже опытные отделения первой роты, которыми можно прикрыть такие позиции. А ещё, из масштаба, неизбежно следует разделение толпы на части. Если в Гатчине собранные в кучу люди видели и слышали примерно одно и тоже, потому и реакция их была достаточно однородной, тут одна часть толпы не может видеть того же что и другая, звуки до неё тоже могут не долетать. А в результате разных частях площади люди могут вести себя по-разному. В одной пора уже будет стрелять, а в другой толпа может быть вполне миролюбива и выстрелы лишь понудят её к агрессии. И я не смогу быть везде..."

"Бу-у-у-у-м!". Выстрел полуденной пушки с Петропавловской крепости вывел великого князя из задумчивости.

— Скоро! Марш! — Приказал он и напутствовал: — Господа офицеры, помните о своих позициях!

Легионеры двинулись вперёд. Всё началось по отработанной в Гатчине, Павловске и Царском Селе технологии, но разница в масштабах с самого начала стала вносить свои коррективы. Если в маленьких городках удавалось незаметно для обывателей разместить кордоны на прилагающих улицах, хоть их и не нельзя было назвать безлюдными. В столице людское движение по улицам было столь значительно, что уже в самом начале стали скапливаться небольшие толпы горожан, взволнованных невозможностью пройти по улице. Эти толпы начали круговое движение по площади в поисках выхода с неё. И вскоре стали заметны всякому наблюдателю. А в это время группы фильтрации и поддержки ещё только выходили на свои первые позиции.

Многие из находящихся на площади людей уже настороженно наблюдали за строящимися войсками. Барабанный бой не стал для них неожиданным и ошеломляющим, зачастую теряясь эхом на этих огромных пространствах. А сделанное уже опытным Григорьевым объявление, немедленно породило бурную реакцию возмущения. Попытка гренадёр вклиниться в толпу и разделить её была встречена пассивным сопротивлением сжимающим ещё пять минут назад рыхлую человеческую массу во что-то плотное, напоминающее напряжённый мускул.

Великий князь смотрел на происходящее, борясь с желанием дать залп над головами. С одной стороны толпу надо было размягчить, показав ей силу, с другой даже эта плотная масса всего лишь часть всей толпы. Буквально в метрах пятидесяти в глубь было видно как два мужика упорно торгуются, игнорируя происходящее. Выстрелы непременно отвлекут их от своего мирного занятия.

"... Ничего страшного. Пока ещё, всё ещё... идёт в рамках событий, для которых предусматривались заготовки. Нужно просто усилить и концентрировать натиск. Просто в мелких городах население было слишком податливым..."

— Легионеры! — Крикнул великий князь. — Вспомните чему учились! Утроить усилия!

Гренадёры, действовавшие звеньями, изменили манеру. Они собрались в отделения и ударным кулаком принялись вламываться в толпу. На помощь им поспешили стрелки, не давая раздавшейся в стороны толпе соединиться вновь. Обеспокоенный происходящим великий князь давал указания Ильину, направляемому с поручением к Ратькову:

— Я прошу Абрама Петровича подвести резервные роты непосредственно к площади. Складывающиеся обстоятельства мне не нравятся. Резервы могут потребоваться в любую минуту.

К великому князю подъехал Григорьев.

— Ваше Императорское Высочество, дознаватели начали выпускать людей с площади, но дело идёт медленно.

— Хорошо, Я поспешу туда, вас же, Пётр Порфирьевич, прошу наблюдать за общим ходом дела и действовать сообразно происходящему.

Великий князь направился к Обуховскому проспекту, по которому был организован выпуск людей. Хотя он спешил, но не желая излишне беспокоить толпу, великий князь не рискнул расчленять её конным клином, а на рысях стал пробираться вдоль домов. Возле прилегающих улиц он придерживал конвой и останавливался посмотреть на работу кордонов. На Сенной улице его внимание почему-то привлекли два человека. Три-четыре секунды, великий князь вглядывался в них пытаясь угадать их род занятий. Один был худощав и весьма высок. Лет тридцати. Мятое, не чисто выбритое лицо. Тёмно-коричневый армяк, перехвачен красным поясом, овечья шапка синие широкие штаны и сапоги. Похож на извозчика, в представлениях людей двадцатого века. Другой коренастый, стоявший почему-то на чуть подогнутых ногах. На нём шляпа-цилиндр, сапоги. Он стоял спиной к князю, потому запах кафтана рассмотреть было невозможно, но по отсутствию пояса Саша догадался о пуговицах. Мещане и мещане, подобных полна площадь. Саша не понимал, почему заинтересовался ими, но что-то настораживало. Скорее всего то, как худощавый поглядывал на солдат перекрывших улицу. Впрочем, не имея времени разбираться, Саша просто доверился чутью.

— Фома, — подозвал Чернявского великий князь и, указывая взглядом на цель скомандовал,: — Вот тех двоих, худого в овечьей шапке и коренастого в цилиндре, слева от крыльца, в саженях двух. Взять. Вшестером идите, когда мимо проезжать будем.

Великий князь двинулся вперёд. Проезжая мимо подозрительных людей, Чернявский и пятеро гусар резко свернули к ним. Худой как будто ждал такого. Он ударил коренастого в плечо, и они кинулись в разные стороны, роняя на землю попадающихся на пути людей.

— Ефимов! Второго! — крикнул Чернявский, спрыгивая с седла и устремляясь за худым.

Великий князь дунул в заранее подготовленный свисток. И от ближайших кордонов к нему побежали стрелки. Деваться беглецам было некуда. От площади их отрезал великий князь со своим конвоём, а вдоль домов уйти стало невозможно из-за стрелков. Коренастого, увлечённого уходом от погони, вывернувший из ближайшей улицы стрелок свалил ударом приклада в грудь. Худой же вовремя заметил бегущих наперерез стрелков и попытался увернуться, но его повалили, бросив в ноги винтовку.

— Вяжите и к дознавателям, — приказал великий князь запыхавшемуся Чернявскому, и поспешил к Обуховскому проспекту, благо он начинался всего в саженях двадцати.

Застава дознавателей располагалась не возле самой площади, а в глубине проспекта в саженях тридцати. Это позволяло формировать людской поток. Прямо на выходе с площади поставили несколько гитар. Извозчики стояли рядом, успокаивая не привычных к такому действу лошадей. А стрелки мешали людям скапливаться. Проходящие мимо повозок люди, тут же перенаправлялись толковыми унтерами. Люди, выглядевшие образованными, тонкой струйкой утекали вправо. По середине шёл поток людей выглядевших зажиточно. Влево же отбрасывало массу народа внешне напоминавшего голодранцев.

Продвинувшись за линию дознания вдоль правой стороны великий князь тут же увидел за спинами кордона построенных вдоль стены служивых. Это была его идея, из всех прошедших сквозь фильтр солдат, матросов, кадетов, полицейских и прочих формировать сводные полуроты главного резерва. Эта мысль пришла Саше в голову ещё во время гатчинской операции. Двое кирасир, праздно наблюдающих за действиями легионеров, тогда изрядно разозлили его, испытывавшего крайний недостаток в людях. Генералы немедленно забраковали его идею, но ему удалось буквально вымолить у Ратькова одобрение. Саша улыбнулся, глядя на пару десятков человек в разных мундирах стоящих вдоль стены, вспоминая как уговаривал наставника:

"... Как он, там сказал... что... Они не обучены, только испортят дело... Господ офицеров и вовсе недопустимо обязывать вне службы... Каждый департамент должен быть занят своим делом и не рассчитывать на другие...

Не понял старый главного, что неважно их умение и количество. Для будущего неоценимо их участие. Пора создавать новые общественные привычки. И одна из них будет такой: Если ты состоишь на службе, то в любом деле государственном должен принимать самое активное участие. В том числе, если это не является твоей обязанностью. Это моральное правило. И его надлежит внедрить в головы людей. Рецепт такой же, как в дрессировке. Подкормка и палка. А самое главное практиковать это, не ослабляя. Британские учёные говорят, чтобы человек обрёл новую привычку её нужно практиковать в течении месяца. Думается, обществу для этого хватит лет тридцати. Поколение поменяется и тогда... Главное не ослаблять напор и результат будет. Вот сегодня и начали. Солдатикам за несложную работёнку в резерве получат по рублю. Они будут рады и в следующий раз попасть под операцию. Ещё бы офицеров подтянуть. У меня и для них сахарок найдётся... И к чёрту эти служебные вертикали, служба это общее дело...

Вот только, смог ли я убедить или старик просто дал мальчику возможность набить свои шишки."