— О, Ваше Императорское Высочество, Василий Константинович был очень рад. Мы несколько дней праздновали его назначение. И лучшего командира для Вашего конвоя я не могу себе представить. Мы все довольны таким назначением.

— Все? И Малышев?

— Артём Иванович очень уважителен к Василию Константиновичу.

— Это понятно. Однако не может ли ему показаться, что его обошли повышением.

— Я не готов судить об этом, ваше высочество.

— Пусть, тогда сообщи Щербцову и Малышеву новость. Весной сюда прибудет полувзвод конных егерей из войска Царства Польского. Они составят второй полувзвод моего конвоя. Малышев по-прежнему будет командовать полувзводом гусар, а Щербцову предстоит взять под своё начало и гусар и польских егерей. Это понятно?

— Да, ваше высочество.

— Тогда ступай. Доброй дороги.

Великий князь направился в прихожую одеваться для поездки в гости к Сперанскому.

Михаил Михайлович принял великого князя и его воспитателя у себя в кабинете. Широкий стол, за которым он сидел, был завален бумагами настолько, что невозможно было разглядеть цвет обтягивающего столешницу сукна.

— Я рад приветствовать Вас, ваше высочество, и Вас, Карл Карлович, в моём доме!

— Здравствуйте, Михаил Михайлович, — поочерёдно приветствовали хозяина наследник престола и Мердер.

— Прошу вас присаживайтесь. Я уже распорядился, скоро подадут обед.

— Я буду очень признателен Вам, Михаил Михайлович, если Вы расскажете о своей работе во втором отделении канцелярии его величества, — немедля приступил к делу великий князь. — Ведь именно она послужила причиной, для того чтобы сделать Вас моим законоучителем.

— С удовольствием расскажу Вам. Второе отделение под началом Балудянского, Михаила Андреевича занято созданием Полного Собрания Законов Российской Империи. Работа пока не окончена, но я полагаю туда включить все указания, начиная с первого Соборного уложения одна тысяча шестьсот сорок девятого года, а также важнейшие судебные решения.

— Это прекрасно, а почему Вы решили начать с этого соборного уложения? Можно ведь было начать с Русской Правды, это показало бы благородную древность наших законов?

— Я не вижу в этом большого смысла. Более древни законы представляют скорее духовную ценность, чем практическую. А Полное Собрание должно послужить основой для последующего издания Свода действующих законов. Поэтому вполне осознано я решил ограничиться государственными указаниями правящей династии.

— Мне это кажется правильным решением, — согласно кивнув, сказал великий князь, — однако почему именно с этого соборного уложения Вы начали?

— Это первое уложение, принятое при Романовых.

— Понятно. Но Соборное уложение было принято уже в царствие Алексея Михайловича. И не может являться законным основанием для самодержавной власти. Поэтому правильней было бы начать с решения Земского Собора одна тысяча шестьсот тринадцатого года, Утверждённой грамоты Михаила Фёдоровича и Крестоцеловальной записи. Именно эти документы лежат в основе самодержавной власти и на них основано первое Соборное уложение. Как Вы полагаете?

Сперанский был бледен. Он был смертельно бледен. Губы дрожали. Взгляд его упёрся в лицо Мердера. Руки его судорожно теребили бумагу, схваченную со стола. Создалось ощущение, что он не слышал великого князя. Поэтому наследник престола повторил:

— Михаил Михайлович, так как Вы считаете, может правильней начать с решения Земского Собора?

— А? Что? — кровь вернулась в лицо Сперанского. — Это был не мой выбор. Михаил Андреевич указал, что необходимо начать именно с первого уложения, и я его решение полагаю верным. Со времён Петра Великого ставился вопрос о сведении вместе всех уложений, поэтому с первого уложения и надлежит начинать. Но сейчас уже подадут обед. Я буду плохим хозяином, если задержу вас здесь. Прошу в столовую.

За столом Сперанский был неестественно говорлив, а в недолгие паузы бросал очевидные для всех испытующие взгляды на Мердера. Однако Мердер был сдержан как никогда.

Глава 26

28 января 1827, Санкт-Петербург

К завтраку в столовую великого князя прибыл Фома с известием от государя. Поскольку земледелием в Зимнем дворце Фома Ислентьев заниматься не мог, то его пристроили придворным скороходом при наследнике престола. Весть, принесённая Фомой, взволновала Сашу так сильно, что он вынужден был прервать завтрак.

"Папа приглашает на вечерний чай меня и Сперанского. Это не спроста. Надо вооружаться."

— Карл Карлович, я полагаю должным изменить сегодняшний порядок дня. Сразу после завтрака мы направимся к Арсеньеву. Пробудем там час или больше. От него сразу направимся в Казанский собор к митрополиту Серафиму. И только после этого вернёмся сюда, чтобы я мог получить назначенные на сегодня классы.

— Но, ваше высочество, Арсеньев сегодня после обеда будет давать Вам историю. Нет надобности ехать к нему с утра.

— Я помню, Карл Карлович, но мне нужно поговорить с Константином Ивановичем как можно раньше. Будем считать, что мы перенесли класс истории на более раннее время.

Уверенный в себе Саша вошёл в кабинет отца. Но слабость в ногах появилась незамедлительно, стоило ему увидеть, как доброжелательно и уважительно разговаривает государь со Сперанским.

— Здравствуйте, Михаил Михайлович, — наследник уже встречался сегодня с государем.

— Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество.

Николай Павлович жестом предложил сыну сесть и продолжил, как бы прерванный разговор:

-Так, поясните ещё раз, почему Вы решили, что самым древним документом в Полном Собрании Законов, должно стать первое Соборное уложение.

— Государь, Соборное уложение одна тысяча шестьсот сорок девятого года — это самое первое уложение в истории России. И я, полагая своей конечной целью, создание нового совершенного уложения, посчитал, что начинать собрание надо именно с него, — Сперанский говорил спокойно, его пальцы медленно потирали ручечку фарфоровой чашечки. — Включать же утверждённую грамоту одна тысяча шестьсот тринадцатого года я не решаюсь. Сам факт избрания государя Земским Собором подрывает устои самодержавия, отказывая оному в божественной сущности. Более того, в горячих головах может родиться мысль о переизбрании царя, а мы все помним ужасные события декабря позапрошлого года и не хотим их повторения.

Император, улыбаясь, кивнул Сперанскому и посмотрел на наследника. Саша не среагировал на это приглашение, и государю пришлось говорить:

— Я хочу услышать тебя, по этому поводу.

Саша начал весьма нерешительно, слегка запинаясь и растягивая слова:

— А кто не знает об избрании Михаила Фёдоровича? Кто не читал Историю Карамзина? Крестьяне только. Так они и полное собрание законов не прочтут. А все остальные и так знают, — постепенно он обретал вдохновение. — Все династии когда-то начинались. Кто-то пришёл с мечом и захватил землю, кто-то влез на трон убив монарха. И глядя на западных монархов призвание Рюрика, основателя российской государственности, указывает нам отличительную русскую традицию, согласно которой монарх не только указуем перстом Божьим, но и народ, в своём природном боголюбии, добровольно признаёт монарха. О том говорит и Утверждённая грамота. Михаил Фёдорович был избран Господом на трон, а народ российский на Земском Соборе лишь подтвердил свою согласность воле Божьей. И надлежит людям, считающим себя образованными, вспомнить о том. Сейчас же многие из них в невежестве своём считают ,что это Земский Собор избрал Михаила Фёдоровича. Что есть не только крамола, но и презрение к воле Господней. И полагаю, что не придание этому документу должной публичности, может быть воспринято как попытка скрыть нечто постыдное. А это ещё больше утвердит невежд в том, что Собор, а не Господь избрали монарха.

Великому князю пришлось замолчать, чтобы перевести дыхание. Государь уже хотел было повернуться к Сперанскому, но наследник поднял руку моля, дать продолжить.

— И кроме того, Утверждённая грамота, содержит основу самодержавия. И устанавливает полное единение народа в том, что самодержавная власть династии божественна и ответственен царь перед Господом одним. И всякий, кто попытается против сего пойти, будет проклят и отлучён от Святой Троицы. Этот документ лежит в основе всех уложений и указаний, поскольку обосновывает саму природу царской власти. Без него все уложения лишь замки на песке, неизвестно по какому праву возведённые, — Саша улыбнулся и продолжил. — И в горячих головах может родиться мысль, что царь, избранный не Богом а народом, должен поделиться властью с просвещённым обществом, а может и вовсе передать её ему. А мы все помним ужасные события декабря позапрошлого года и не хотим их повторения.

Николай Павлович, склонив голову набок, посмотрел на сына, чему-то улыбнулся, жестом приказал замолчать и повернулся к Сперанскому, который поспешил ответить императору:

— Тем не менее, документ весьма древний. Понимание мироустройства с тех пор существенно изменилась, и он будет столь же отторгаем обществом как и судебник кровожадного царя Ивана Четвёртого. Посему я полагаю, для сохранения общественного согласия в империи, ограничится первым Соборным уложением. Тем более, что во вступлении и первых главах уложения есть достаточно ясные указания на божественную природу самодержавной власти. А новое же совершенное уложение окончательно закрепит власть самодержца, в том понимании, которое существует в наше просвещённое время, а не в архаичном понимании семнадцатого века, в котором полагалось возможным побивание камнями, закапывание живьём и пытки.

Сперанский замолчал в ожидании реакции на свои слова, но государь не торопясь наполнил чашку свежим чаем и, глядя куда-то вдаль, пил его. Пауза давила. Великий князь последовал примеру отца и занялся чаем. А Сперанский не мог скрыть своего волнения. Чай, в его подрагивающей в руке чашке, почти остыл. Вскоре государь улыбнулся, и переводить взгляд с одного собеседника на другого и обратно. Саша понял, что можно нарушить тишину.

— Михаил Михайлович, ваш чай совсем остыл, позвольте я подолью Вам горячего. Вы во многом правы. Старые уложения, в том числе и первое Соборное во многом устарели. Собрать их в одном сборнике важно, это покажет развитие нашей государственности. А для текущего законоприменения надо создать новое, совершенное уложение. Но только новое должно основываться на нашей старине, а не на кодексе Наполеона. Слишком многое из того, что придумано там, — Саша махнул рукой в направлении Финского залива, — не может быть применено в России. Потому работа Ваша, Михаил Михайлович, крайне сложна, Вам надлежит сделать в России свои, российские законы, основанные на русских обычаях так, чтобы они позволяли России быть более великой чем другие державы.

Государь откинулся на спинку стула и небольшими глотками отпивал чай, поглядывая на собеседников.

— Ваше высочество, не кажется ли Вам, что великие западные державы наглядно показывают какой путь необходимо выбрать России. Мы должны взять их законы за образец, и постараться сделать свои такие же. Конечно не всё может быть перенято нами, но мы должны стремиться к этому, вдохновляемые образом Петра Великого. Русские же обычаи следует учесть скорее как мешающие созданию совершенного законодательства, — взял слово Сперанский. — Благодаря непросвещенности нашего народа и дикости его обычаев, мы до сих пор вынуждены закупать у Западных держав не только машины и порох, но даже сукно. Если мы не организуем нашу жизнь на западный манер, нам не сравниться с ними. Мы навсегда останемся в глазах просвещённого мира страной варваров. А наше государство нуждается в людях свободной инициативы, которые могли бы строить заводы и корабли, осваивать новые земли и торговые пути. Нашему государству не хватает людей знающих, а приезжающие иностранцы хотят европейских законов. Мы либо станем страной европейской, либо простимся с надеждой на величие.

— Ах, Михаил Михайлович, Вы хотите, чтобы в России, жили как Англии или Франции, и полагаете что это принесёт успех. Ну а кого вы намерены одеть в рубашку бедного Карла или Луи Капета? Николая Павловича или Александра Николаевича? — Саша не стал ждать ответа, и тут же продолжил: — А скольких русских крестьян Вы хотите уморить в Великой Русской революции, или в борьбе за Русскую Хартию Вольностей? Сколько дворян должны лечь под русскую гильотину? Вы надеетесь сделать из России страну такую же, как Франция или Англия, но при этом избежать того, что их сделало нынешними. Вы надеетесь, что самодержавная власть может сочетаться с правам гражданскими и политическими. С правами, которые должен будет соблюдать самодержец ответственный единственно перед Господом. А если он не станет их уважать, то что будет, Божья кара или всё-таки гильотина? Мы живём в России. У нас есть Богом данное самодержавие. У нас православие. У нас русское крестьянство и тысячи племён проживающих в империи как подданные государя, а не как рабы. И из нашего государства вторую Англию или Францию сделать невозможно. Для нашего государства нужно найти другой способ возвеличиться над чужими державами. И этот способ предстоит найти Вам, уважаемый Михаил Михайлович, и сделать новое уложение так, чтобы этот способ можно было воплотить. С учётом этого, Вам предстоит создать конституцию для государства Российского прежде всего остального.

Последние слова включили какую-то неведомую кнопку. Император пристально уставился на сына. Сперанский поперхнулся.

— Но, ваше высочество, создание конституции полагает введение в основание государства парламента и прав.

— Я так не считаю. Конституция есть ни что иное как закон, лежащий в основе всего устройства государственного. Закон этот может предусматривать парламент и права, но может и не содержать этого. Его отличает от других законов то, что он содержит твёрдые, положенные на века, указания, которые касательны самого важного и должны отражать: сущность власти, основы творения законов их применения и исполнения и основные обязанности государя народа и общества. Только создав твёрдый закон об этом, можно творить уложения гражданские, уголовные или административные, менее твёрдые и подлежащие более частой смене. Вот их уже можно разделять как Вы, Михаил Михайлович, предлагали на законы коренные или переходящие. Но все они должны покоиться на незыблемом порядке созданном основным законом — конституцией.

— И кто же, Саша, сможет изменить эту конституцию, если возникнет в том нужда? — внезапно спросил Николай Павлович

— Император, но для избегания поспешной горячности в изменении основ, полагаю разумным утвердить правило обязательного испрошения согласия Земского Собора. И в случае несогласия, такое испрошение должно проводиться трижды, по одному в год.

— А если император не захочет ждать три года? — Николай Павлович улыбался.