— Всякая неудача есть не более чем повод задуматься о совершённых ошибках и достичь успеха в следующий раз. Я склонен любой исход считать лишь частью большого дела на пути исполнения которого я нахожусь...— Саша на секунду замер и скороговоркой, сдерживая дыхание, затрещал: — Новые пули. Затем ружья. Легион. Ракеты. Сахар. Крепостные ружья. Сталь, много стали. Новые пушки. С другой стороны. Торф. Железная дорога. Чугун. Паровая карета. Торфяной уголь. Пароходы. Сталь. Дорога через Сибирь. Тихоокеанский флот. Америка под русским флагом. С другой стороны. Скот. Картофель. Лён. Механизмы. Паровая машина для обмолота или пашни. Ткацкие машины. Сталь. С другой стороны, люди для всего этого. Воспитательный дом. Финский университет. Школа легиона. Новое крестьянское устройство....

Великий князь замолк, восстанавливая дыхание. Лицо его раскраснелось. Руки судорожно перебирали повод коня.

— ...Это... нити маленьких дел сплетающиеся в единый канат которым, я надеюсь, тянуть баржу под названием Россия. Разве ребяческие забавы могут сравниться с этим.

— Всякому человеку нужен отдых, — заметил Юрьевич.

— Несомненно, но дело отдыхать не может. И беда если человек один, но я ведь не один. Пока я не умею, но скоро научусь поручать свои дела знающим людям. Дайте срок.

— Непременно научитесь, — улыбнулся Юрьевич, и переспросил: — Новые пушки?

— Разумеется, — великий князь улыбнулся, — я не вижу большого прока в крепостных ружьях. Они лишь ступенька к пушкам, имеющим стальной нарезной ствол и стреляющим так далеко и метко как это и не представлялось ранее... Как винтовка с моими пулями вскорости заменит старые ружья, так и новые пушки... Это большая дальность стрельбы, иная меткость, а, следовательно, иной ход боя. Это иная армия. И когда новые пушки придут на флот, то это будет совсем другой флот.

— И когда это будет?

— Пушки? Лет через пять. До них ещё очень далеко. Сейчас надо крепостное ружьё доделать. Полагаю через пару дней вернуться для этого в столицу.

— Тогда, осмелюсь заручиться вашим согласием, чтобы сегодня отъехать в Петербург, оставив вас на попечение Абрама Петровича.

— Я не возражаю и прошу передать от меня письмо Шишкову. Я же буду у адмирала тринадцатого в шесть вечера, надеюсь он сможет оказать мне испрашиваемую услугу.

— Непременно. В тоже время, вам с Абрамом Петровичем предстоит серьёзно обдумать как быть с недостатком офицеров. В конце апреля ожидается ещё около тысячи рекрутов. А потом их будет ещё больше. Грядущая война сильно мешает в привлечении офицеров на службу.

— Вы полагаете, дворяне предпочтут отправиться на войну.

— Я думаю, те кто не захочет участвовать в боях, пусть даже имея в виду быстрейшее продвижение по службе, не сильно нужны вашему высочеству.

— Разумно. Но я не настолько рассудителен. В качестве дознавателей я готов брать даже цивильных, а на нижние командирские должности поднимать унтеров. Опыт и умения важнее. Потому, я полагаю брать любых людей, а уж дальше моя забота найти им дело. И я найду применение любому человеку. Не сгодится в легионе, будет землю выбирать на строительстве железной дороги.

Они подъехали к мосту и замолчали. Ехать по людным улицам через город, ведя разговоры, было неудобно. Коней пустили неспешной рысцой. За городом лошадям дали отдохнуть, двигаясь шагом по пустырю. От вешки к вешке, по месту будущего полотна дороги.

— Строительство началось весьма успешно, — сказал Юрьевич, показывая рукой на вешку. — Вы уверены в выгодности вашей задумки с дорогой?

— Отнюдь, будь я купцом, считал бы это предприятие убыточным. Меня привлекает другое. На этой маленькой дороге я хочу научиться. Но затраченные двести тысяч, я полагаю, не вернутся никогда. А ещё я ожидаю дополнительных затрат. Чугунные рельсы скорее всего будут часто ломаться. Паровую карету придётся чинить непрерывно. Не бывает так чтобы сделанное впервые работало долго и хорошо. За каждым первым шагом должно следовать падение, но, не сделав его, никогда не научишься бегать.

— Забавно, — воспитатель почесал подбородок, — Любое. И легион?

— Он тоже. Если вы заметили, постоянно проявляются мои упущения в его устройстве. Ни одно дело, с ним связанное, не дало полностью желаемого результата. Всюду приходится что-то придумывать на ходу и подправлять, подправлять, подправлять. Поэтому совершенно невозможно признать легион чем-то свершившимся. Ему не выпало ещё ни одного настоящего испытания, которое могло бы проверить на прочность мою задумку.

— Жалеете, что мы не успели к начинающейся войне.

— Нет. Я думал о том, чтобы направить часть легиона на Кавказ. Полагаю, там он был бы полезнее всего. Подумав спокойнее, понял, сейчас от этих недообченных рекрутов и офицеров толку меньше чем от мужиков ополченцев. Их время ещё не настало. Следующей весной они, пожалуй, уже будут готовы попробовать себя в деле. Впрочем, всё зависит от офицеров.

— Меня же больше смущает недостаток обозов, — покачал головой Юрьевич.

— Я полагаю, что и с ними я ошибся. И это ещё предстоит выявить и исправить. Сейчас же я лишь могу опасаться, видеть возможные трудности, но мне не хватает опыта и знаний быть уверенным в том, как надлежит поставить дело.

— А можно ли браться за дело, не имея должного знания?

— За дело нужно браться тогда, когда это необходимо. Если есть знания, они помогут. Если нет, их предстоит обрести. Вы опытный офицер, наши генералы тоже многое повидали. Можно было бы взять кого-нибудь из колонновожатых или из опытных снабженцев. Но кто из них знает, как нужно построить снабжение необходимым легиона разбросанного по всему княжеству мелкими кучками?

— Я бы поискал среди бывалых людей с Оренбургской черты, — пожал плечами Юрьевич, — среди казачьих офицеров... Впрочем, нет... с Кавказа....

— Сомневаюсь, — покачал головой великий князь.

— Почему?

— Давайте подождём летних манёвров. Мне кажется, тогда всё станет очевидно.

— Что ж, это лето обещает быть полным впечатлений.

— Вы правы. Война.

— Ах нет, я имел в виду только ваши планы.

— Мои... — великий князь задумался.

Он начал загибать пальцы. Затем бросил это. Некоторое время ехал молча. Почва под копытами коней из довольно плотного суглинка превратилась в рыхлый чавкающий под копытами коней пудинг. Но вскоре вода ушла ниже, вслед за глинистым дном края торфяника. Чавканье прекратилось, но копыта оставляли глубокие следы на буреющем от солнца грунте.

— Да, предстоит не мало, — заговорил великий князь, — Самое важное наверно те два полка легиона, что предстоит к осени собрать по плану Абрама Петровича. Самое красочное это паровая карета и дорога. Они в июне наглядно покажут людям возможности техники. Самым сложным будет открытие стараниями Александра Ивановича первой переделочной мастерской для ружей. Но, пожалуй самым многообещающим, будет изготовление стволов из стали. Чем я и намерен заняться в ближайшее время, чтобы первые стволы крепостных ружей получить к осени.

— А мне представляется более интересной та паровая машина, что строит Матвей Егорович. Жаль война может помешать ему, — Юрьевич вздохнул. — Такая машина, стоящая при заводе может избавить от зимнего простоя. Особенно если наладить её на торфе. Лес слишком дорог.

— На торф я возлагаю большие надежды, — кивнул великий князь и, посмотрев на появившиеся впереди очертания стройки, добавил: — И на печь Овцина. Если удастся получить торфяной уголь схожий с древесным, то заводы можно будет избавить от извечного попрошайничества лесной дачи от казны. А я не вижу, чем торфяной уголь может оказаться не годным.

— Рассыпчатый.

— Несомненно, но я обычный торф изначально полагал прессовать в единые паи. Если их потом прожарить в печи Овцина, получится пай угля.

— Или он развалится от жара, — пожал плечами Юрьевич.

— Всё может быть, — ответил великий князь и пустил коня рысью стремясь быстрее оказаться возле строительства.

Торф на площадке примерно двадцать на двадцать метров был выбран вплоть до глины. Глубина котлована получилась около двух метров, Над площадкой возвышалась высокие направляющие для бабки, роль которой выполнял огромный слегка подтёсанный камень, зажатый между брёвнами. Дюжина мужиков, взявшись за верёвку, через блок поднимала бабку и по команде отпускала её вниз, вгоняя в землю очередную деревянную сваю. Ещё с десяток человек замешивало невдалеке глину, взятую тут же. Овцин, обсуждавший чуть поодаль что-то с одним из мужиков, заметил великого князя и поспешил к нему.

— Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество.

— Здравствуй, Иван Иванович, — кивнул великий князь, — Не сгниют, брёвна-то?

— Всё свой срок имеет, но в глине долго простоят. Раньше печь сломаем от ветхости. Опять же мы сверху отдельный слой кладём под основание.

— Ладно, смотрю, Павел Петрович не ошибся, основание весьма высоко лежит.

— Да, здесь очень удобно. Полоса шириной в тридцать саженей и длинной в том направлении около ста и в том пятидесяти. А вокруг дно опускается и торфа выбирать пришлось бы больше. Собственно на этой полосе Павел Петрович и предусмотрел разместить все строения. Сейчас мы закончим с основанием для печи и начнём забивать сваи для прессовальни и сушилки. Склады же будем размещать на насыпном основании без свай.

— Я помню план, — подняв руку, ладонью перед собой, остановил мастера великий князь. — Лучше к вечернему совету подумай, когда и что ты собираешься закончить? И не нужно ли тебе ещё людей?

— Для строительства нужно ещё десятка три, Алексей Фёдорович их обещал дать. С основанием под печь мы закончим послезавтра. По остальному, вечером готов буду доложить.

— Хорошо, вечером жду, — утвердил великий князь и кивнул на мужиков. — Ступай, работа ждёт.

Великий князь отъехал в сторону метров на двадцать и остановился, наблюдая за работой. Потратив на это созерцание минут двадцать, он дал коню в бока и рысью направил его к дворцу. До ужина предстояло ещё поработать над своими прожектами, готовясь к возвращению в столицу.

* * *

Время стремительно приближалось к ужину, который по установившемуся порядку превращался в совещание по обсуждению итогов дня. Саша уже давно закончил письмо Шишикову и теперь сочинял задание на пьесу для народного театра. Оставалось ещё чуть меньше часа времени, когда Юрьевич, непонятно почему медлящий с отъездом, сообщил, что Ратьков и Паукер во дворце и хотели бы поговорить до ужина.

— Непременно, Семён Алексеевич, пригласите их.

Когда гости сели, Юрьевич предложил доктору доложить о результатах проведённого им за последние дни осмотра арестантов и солдат легиона. Паукер покраснел, но коротко глянув на Юрьевича заговорил:

— Мною были осмотрены все арестанты и три роты легионеров вставшие в Гатчине. В целом при условии хорошего питания и надлежащем содержании я полагаю из двухсот шестидесяти четырёх арестантов годными к работам двести семь. Сорок пять могут быть применены на лёгких работах. Двенадцать же полагаю негодными и нуждающимися в лечении.

— Это не плохо, — кивнул великий князь. — Надеюсь вы составили подробные списки. А что с легионерами.

— Совсем не годных к службе промеж них нет. Трое сейчас находятся в лазарете, но в скором времени вернутся. Однако... — Паукер снова покраснел.

— Ваше высочество, когда Август Андреевич называет людей годными это не означает что они полностью здоровы, — вставил своё слово Юрьевич.

— Благодарю вас, — буркнул врач, — действительно, среди годных к работе и службе людей помимо здоровых есть страдающие болезнями, но в таком виде, что могут быть употреблены для дела.

— Я понимаю, — кивнул великий князь, — их болезнь такова, что позволяет им работать, хоть и приносит страдания.

— Не только. Таких болезней бывает много. Но сейчас я бы хотел доложить вашему высочеству о сифилисе...

— Сифилис?

— Н-да, — Паукер кивнул, — это такая болезнь... В первые дни она скрыта... Потом появляются сыпи на коже... Потом...

— Ах, Август Андреевич, оставьте, -нахмурился великий князь. — Я не врач и пока не могу всецело понять всей сложности болезней. Скажите просто. Это заразно? Можно ли больным работать рядом со здоровыми? Жить рядом? Есть за одним столом? Можно ли вылечить? Как долго ею болеют? Сколько они смогут работать?

— Хм, работать рядом со здоровыми они могут. Болезнь может убивать человека годами. Большую часть времени он работать сможет. Вылечиться получается редко. Даже если болезнь не будет убивать тебя, ты будешь носить её в теле и заражать других. Потому жить рядом нельзя, — Паукер снова покраснел.

— Мой юный друг, — вмешался в разговор старый генерал, — болезнь эта зачастую передаётся через распутство с женщинами и содомский грех. Вам ведь известно о подобных грехах?

Великий князь склонил голову набок и посмотрел на Ратькова. Генерал улыбнулся. Великий князь вздохнул.

— Полагаю, я слишком юн. Впрочем, это не важно. Я хочу знать, сколько людей больны этим.

— Среди легионеров четырнадцать человек. Все недавно. Полагаю, лет пять они смогут нести службу, возможно и больше.

— Арестанты?

— Мужчин пятнадцать. Двое способны только к лёгкой работе. Среди баб девять. Два отрока.

— Понятно, — великий князь встал, — всех больных арестантов назначить отдельные команды. Арестантам нашить на одежду белый треугольник. Легионеров собрать в особый взвод. Личные дела отметить. Определить на торфяниках отдельное место для работ. Построить там особые бараки и выселить туда всех больных. Туда же выселять больных иными заразными болезнями. И озаботиться тем, чтобы ограничить их в общении со здоровыми. Что ж, я должен был предвидеть это с самого начала. Я знал, что мне понадобятся врачи в легионе, но не полагал, что они нужны уже сейчас. Дольше откладывать это нельзя. Благодарю вас Август Андреевич.

— Не полагали? — Усмехнулся Ратьков. — Впрочем, меня в значительной мере беспокоит нехватка офицеров для прибывающих рекрутов. Что вы думаете об этом, Александр Николаевич?

— Насколько я понимаю, прибудет ещё около батальона. Предлагаю следующее старших и младших офицеров первой роты повысить на ступень и перевести целиком в столицу для обучения рекрутов. Освободившиеся места замещать офицерами из второй и третьей роты, повышая их на ступень. Младших унтер-офицеров замещать рядовыми. При этом ничто не мешает, как и раньше, приглашать офицеров с других служб. Вообще я бы хотел при школе иметь постоянных людей, но пока не вижу для этого возможности.

— Хм, — Ратьков почесал подбородок, — не слишком ли быстро сложится повышение у офицеров первой роты?

— Не вижу в этом беды. Главное, чтобы при выявлении неспособных, понижение не заставило себя ждать.

— А так и будет... — задумчиво вставил своё слово Юрьевич.

13 апреля 1828, Санкт-Петрбург

* * *

Президент медико-хирургической академии принял великого князя и присоединившегося к нему в столице Юрьевича радушно, но в какой-то игривой манере. Усадив гостей, Виллие с улыбкой высказал великому князю своё порицание: