Женилка ещё не отросла... Есть вопросы и попроще. Их, собственно, три.
Первое, это конвойные дела. Скоро прибудут поляки. Придётся их как-то обтесать. Кроме того, конвой разместится в Гатчине, а значит быт будем налаживать. Тут надо внимательно послушать Щербцова. До этого сильно думать не над чем.
Второе, это гарнизонный батальон. Папа дал добро, теперь надо показать насколько я крут, и круче меня только яйца. Первое и самое важное дело: всех переодеть в новую форму, на манер первой мировой. Второе не менее важное всех перевооружить. Ружья отнять, выдать копья и пистолеты. Или лучше протазаны и пистолеты. А дальше мелочи пойдут. Переделать их из гарнизона в ОМОН, то есть из войск несущих караульную службу в отряды силовой поддержки для наведения порядка. Точнее они и сейчас выполняют самый широкий спектр задач включая и наведение порядка, но всё-таки основной упор сделан на выполнение караульных функций. Фактически батальон занят тем, что ежедневно распределяется по постам по всей Гатчине, на манер ВОХРа. А я его направлю улицы патрулировать и ...гонять старушек, торгующих зеленью у метро...
А вот третье, самое сложное, это Батово. Стыдно признаться, душенька, но я ведь не знаю, чего с ним делать. Плана то у меня нет. НУ допустим моя идея с податями вкатит, и я сгоню крестьян с земли и заставлю их батрачить на меня. Допустим. А делать то, что? Ну, картоху сажать, так посадочного материала с гулькин нос. В Петергофе ещё попрошу. Дадут ещё мешок. Это не о чём. А со сбытом проблем не будет. У меня есть отличный покупатель — казна батальона, конвоя и гатчинского дворца. Всех заставлю картоху жрать. Только нет её и не будет в товарных количествах ещё долго. Семенной материал купить в Питере довольно сложно, не ходовой продукт. Но надежда есть. Фома как раз этим занят, но результатов не жду.
Зерно растить без толку. На этих землях у крестьян родится САМ-два, САМ-три. Допустим, я найду навоза и удобрю, получу САМ-пять... Не стоит это выделки. В гатчинской болотине с зерном возится пустое дело. Либо уметь это надо хорошо, либо уж и не браться вовсе. Лён надо бы внимательно посмотреть, но Фома говорит лён южнее садят, здесь он не зреет. Конопля тоже не очень. А жаль хотелось бы мануфактурку устроить на своём сырье.
Остаётся живность. Птицу я помню в Ленинградской области активно разводили. Бывал я на птицефабрике. Там без антибиотиков никак, куры передохнут все. А растить их на свободном выпасе, тут можно подумать. А вариантов не много: птица, свинья и корова. Всё. За лошадей лучше не браться, бараны у нас тоже не в чести. О, коз забыл. Из птицы кура и индюк. Вот эту пятёрку и будем изучать для животноводства. Наверняка что-то окажется нерентабельным, но что-нибудь да выстрелит. Сначала надо их опробовать понемногу, а потом будем специализироваться. С живностью есть один большой плюс, следом за фермой консервный заводик маячит, а это при всёй сложности вопроса огромный шаг вперёд. Да и множество другой мануфактуры на этом сырье можно поставить. Хотя этот вопрос требует значительных раздумий. А с зерновых вперёд шагнуть тяжело. С русским Черноземьем, где хлеб родится, был бы дождь, или с Украиной, где воткнутые в землю оглобли прорастают, конкурировать просто нереально.
А ещё интересная тема — Лес. Рылеевы, которым, оказывается, раньше принадлежало Батово, основной доход имели с продажи леса. Бревно-кругляк гнали в Рождествено на лесопилку. Арсеньев говорит, что цена на лес как на кругляк, так и на доску стабильно идёт вверх. Причём темпы хорошие, особенно на доску. За последние пятьдесят лет бревно подорожало втрое, а доска в шесть раз. При этом оказался очень развит экспорт леса. Собственно, поэтому лесопилок в округе как грязи. Однако вливаясь в общий поток этих леспромхозов, я вряд ли вырву большой куш. Рынок вполне себе освоен, он растущий, на нём пока хватает места всем, но это вопрос времени. Толкаться вместе со всеми нет резона. Конечно лес нужно продавать и даже растить его. При случае, разумно поставить лесопилку, хотя с этим есть проблемы. Но строить на лес грандиозные планы не стоит, поляна давно выхожена. Хотя можно поработать над вопросом пропиток, или клееной древесины. Например, о фанере задуматься, но полагаю тут многого не выловить... пока не выловить. Так что душенька, животноводство и ещё раз животноводство... и картоха... и корма для скота...А это кстати вопрос. На вольном выпасе, большой животноводческий комплекс не построишь. Для начала дела — это не актуально, но в последствии вопрос кормов станет остро. Надо будет начинать турнепс растить или ещё чего-нибудь... это хороший вопрос... очень хороший..."
* * *
7 апреля 1827, Санкт-Петербург
Уже несколько дней он чувствовал себя совсем здоровым, новые прыщи перестали появляться, а выскочившие ранее почти все высохли и покрылись корочкой. Из учителей в его комнату допускали только Мердера и Юрьевича, поэтому учёба практически встала. За время болезни, была закончена рецензия на записку Грибоедова. И отложив её, в ожидании возможности обсудить текст с Арсеньевым, великий князь наслаждался отдыхом. Видимо узнав о вынужденном безделье воспитанника, Сперанский передал ему записку Карамзина о древней и новой России. Карл Карлович, передавая её, обязал своего подопечного непременно изложить свои соображения о данной записке на бумаге. Исполняя это поручение, великий князь внимательно вчитывался в текст, делая пометки на не большом листе. Однако взгляд его то и дело переключался на созерцание оконной рамы. Работать было решительно невозможно.
"Вот так, вроде известный человек и главный труд его прочитан многими. Я не исключение, Историю государства Российского я читал. Но эта записка о Карамзине говорит значительно больше, чем общеизвестный труд.
...Настоящее бывает следствием прошедшего. Чтобы судить о первом, надлежит вспомнить последнее... Вот это правильно, тот же Сперанский зачастую забывает, что свои реформы он хочет воплотить во вполне определённой стране, населённой людьми, имеющими отличный от всяких Франций исторический опыт, который выражен во всём и в устройстве власти, и в вере, и в обычаях. Вполне объяснимо, что можно заблуждаться относительно того исторического наследия которое было, но не учитывать его вовсе нельзя. Любое предложение о реформе в мотивировке своей не опирающееся на историю страны должно быть отвергнуто. Оно может иметь только познавательную ценность, но не практическую.
...Сделалось чудо. Городок, едва известный до четырнадцатого века, от презрения к его маловажности именуемый селом Кучковым, возвысил главу и спас отечество. Да будет честь и слава Москве!.. Всё-таки он, скорее литератор, чем историк. Вся его истории государства Российского читается скорее как сказка, нежели как историческое исследование, слишком уж много о таких вот чудесах и слишком мало о торговых путях, производстве и политике.
...история наша представляет новое доказательство двух истин: для твердого самодержавия необходимо государственное могущество; рабство политическое не совместно с гражданскою вольностью... И если с первым спорить не приходится, то второе это золотая мечта многих реформаторов. Они желают, чтобы народ сам себе придумывал, как заработать и безропотно отдавал долю государству, а сам при этом в политику не лез. И это кажется достижимым, если придумать, что удержит государство и чиновников его от желания отнять всё. С полной уверенностью можно сказать, что политические права являются гарантией для гражданских. А порождает их сбалансированность общественных сил, не позволяющая довольно ограниченным группам диктовать свою волю всему обществу, поскольку декларация прав рискует остаться словами на бумаге.
...Бедствия мятежной аристократии просветили граждан и самих аристократов; те и другие единогласно, единодушно наименовали Михаила самодержцем, монархом неограниченным; те и другие, воспламененные любовью к отечеству, взывали только: Бог и Государь!.. Написали хартию и положили оную на престол. Сия грамота, внушенная мудростью опытов, утвержденная волею и бояр, и народа, есть священнейшая из всех государственных хартий... Тем не менее опыт восемнадцатого века показывает, что аристократия не просветилась, а так и осталась мятежной.
...Просвещение достохвально, но в чем состоит оно? В знании нужного для благоденствия: художества, искусства, науки не имеют иной цены. Русская одежда, пища, борода не мешали заведению школ... А это уже о Петровских реформах. И вроде изложенная мысль очевидна, однако есть существенные сомнения в её правильности. Реформы носили комплексный характер, и было нужно не только усилить просвещённость, а перетряхнуть всё общество: сместить с правящих позиций боярство, изменить отношение народа к власти, переделать отношение людей друг к другу. В таких реформах без шоковой терапии никак, потому и ломал он все старые порядки через колено. Но справедливо и то, что не хватит жизни в корне переделать весь народ. Но есть опасение что Петру и потребна была только реформа правящей верхушки. В результате общество разделилось на два почти не связанных друг с другом народа: живущих славянскими нравами простолюдинов и европейскими обычаями дворян. В силу этого все предлагаемые реформы делаются по европейским концепциям и саботируются народом. Наверное, с тех времён обрело силу высказывание "с народом нам не повезло".
... Слабый Петр Третий, желая угодить дворянству, дал ему свободу служить или не служить. Умная Екатерина, не отменив сего закона, отвратила его вредные для государства следствия: любовь к Святой Руси, охлажденную в нас переменами Великого Петра, монархиня хотела заменить гражданским честолюбием; для того соединила с чинами новые прелести или выгоды, вымышляя знаки отличий, и старалась поддерживать их цену достоинством людей, украшаемых оными... Не знаю. Пока, из моих наблюдений, я не могу сказать, что люди вокруг меня служат из честолюбия, но полагаю Карамзин знал о чём писал. Однако это не радует, дальнейшее развитие такого подхода приведёт к тому, что сдать страну врагу, за почести и блага станет поступком не порицаемым, а желанным. В какой-то степени так и было в конце двадцатого века, вот только не сильно меня тогда радовало это обстоятельство. Впрочем, и Карамзина эта перспектива тоже не радует.
...В самом деле, можно ли и какими способами ограничить самовластие в России, не ослабив спасительной царской власти? Умы легкие не затрудняются ответом и говорят: "Можно, надобно только поставить закон еще выше государя". Но кому дадим право блюсти неприкосновенность этого закона? Сенату ли? Совету ли? Кто будут члены их? Выбираемые государем или государством? В первом случае они — угодники царя, во втором захотят спорить с ним о власти, — вижу аристократию, а не монархию. Далее: что сделают сенаторы, когда монарх нарушит Устав? Представят о том его величеству? А если он десять раз посмеется над ними, объявят ли его преступником? Возмутят ли народ? Всякое доброе русское сердце содрогается от сей ужасной мысли. Две власти государственные в одной державе суть два грозных льва в одной клетке, готовые терзать друг друга, а право без власти есть ничто...
Вот это в корень. Людям двадцать первого века не привыкать к разделению властей. Тем не менее, россияне и весьма скептически относятся к словам "народ — источник власти", хотя революционный опыт должен сильно помогать им. Однако, не верится людям в то, что это именно они устроили перестройку, приватизировали заводы, напринимали дурных законов и несправедливо судят по ним себя. Устойчиво в людях представление о власти как о чём-то внешнем. Тем не менее, любая власть основана на воле людей, поскольку именно они, движимые своими представлениями о правильности реализуют властные функции. Содержимое их сознания определяет всё и подчинение власти, и отправление власти, и признание собственности. Всё это абстракции, которыми люди руководствуются. С тем же успехом они могут руководствоваться такой абстракцией, как воля божья. Существенным является то, что абстракция должна приниматься всеми. А когда царь правит своей волей, а сенат волей народа. Именно тогда возникает конфликт между двумя грозными львами. Когда же источник власти полагается один: бог, народ, царь, или аристократия, тогда вопрос соперничества вполне разрешим. Дело лишь за созданием бескровного механизма урегулирования соперничества и за наличием в обществе равновесия сил.
... Вообще новые законодатели России славятся наукою письмоводства более, нежели наукою государственною: издают проект Наказа министерского, - что важнее и любопытнее?.. Тут, без сомнения, определена сфера деятельности, цель, способы, должности каждого министра?.. Нет! Брошено несколько слов о главном деле, а все другое относится к мелочам канцелярским: сказывают, как переписываться министерским департаментам между собою, как входят и выходят бумаги, как государь начинает и кончит свои рескрипты!..
Истинно так, здешние законы кровно нуждаются в разделении на нормы материального и процессуального права. Это стремление в каждом законе описать кто, как и куда письма писать должен идёт явно в ущерб основному содержанию. Он и сам тут же приводит показательный пример с неисполнимым Манифестом о милиции.
...Умножать государственные доходы новыми налогами есть способ весьма ненадежный и только временный. Земледелец, заводчик, фабрикант, обложенные новыми податями, всегда возвышают цены на свои произведения, необходимые для казны, и чрез несколько месяцев открываются в ней новые недостатки... Он ещё и экономист-любитель. Впрочем, экономику он рассматривает как статичную картинку.
...Государственное хозяйство не есть частное: я могу сделаться богатее от прибавки оброка на крестьян моих, а правительство не может, ибо налоги его суть общие и всегда производят дороговизну. Казна богатеет только двумя способами: размножением вещей или уменьшением расходов, промышленностью или бережливостью... Звучит слишком однобоко и категорично, чтобы быть правдой. Но настраивает на нужный лад. Ведь если я верно помню, эта записка была адресована Александру Павловичу, так сказать с научением. Тут есть чего взять и мне для своих детских задач: "Полки красятся не одеждою, а делами."