Вынужденный повториться боцман беззвучно шевелил губами. Саша не привык к своей временной фамилии и не откликнулся с первого раза. Теперь же он бросился со всех ног к боцману.

— Слушаю, господин боцман!

— Оськин! — крикнул тот ещё одного матроса, немедленно выросшего рядом прямо из палубы. — С Беловым в трюм. Подготовьте место для выбранных концов. Потом их там уложите. И освежите марки. На смене вахты проверю.

— Слушаю, господин боцман! — изобразил отдание приветствия матрос, — Белов, за мной.

Саша поспешил за юрким матросом, но на трапе с палубы подзастрял. Оськину было около двадцати, его молодое с небольшими веснушками худое лицо постоянно было освещено улыбкой. Вот и теперь он, стоя на нижней палубе, обнажал просвет в зубах на месте третьего левого сверху, наблюдая как Саша неуклюже скатился вниз чувствительно стукнувшись задом о ступеньку.

— Ты так сломаешь себе ногу, однажды, — отметил матрос.

Они прошли к люку в трюм располагающемуся по середине кубрика. Оськин взял дежурную масляную лампу и огниво. Саша открыл люк и Оськин с зажжённой лампой спустился вниз. Трюм был забит верёвками, запасными парусами, бочками с провиантом и прочим корабельным барахлом. На четвереньках, поскольку иначе в трюме перемещаться было невозможно, Саша и Оськин поползли по кильсону в сторону носа.

— Ах ты! — Оськин резким движением придавил неудачливую крысу, опрометчиво высунувшую морду из кучи канатов. Наконец он прополз в самый нос где имелась небольшая проплешина: — Вот здесь где-то, надо сдвинуть канаты, чтобы освободить место с аршин. Вот этот, слева, хватай и утягивай, занося к корме и борту.

Саша не сразу понял Оськина, но заметив движения матроса принялся их повторять закручивая бухту каната по часовой стрелке сдвигая её назад и к борту.

— Больше на борт наваливай, — распорядился Оськин. — Ещё больше. Выше по борту, так чтоб последнего стрингера не было видно.

Они продолжили возиться в трюме, время убегало незаметно. Едва они успели закончить как в трюм свесилась голова и проорала: "Ол Рал!". Саша поспешил к выходу из трюма, а Оськин шипел ему в спину: "Быстрее... Быстрее... Быстрее...". На нижней палубе им встретился Сенька, и Оськин тут же отвесил ему оплеуху, прокричав: "Ол Рал!".

— К отходу! По местам! — раздался сверху голос боцмана.

Место у Саши было возле Оськина на баке и, судя по всему, этого матроса приставили к нему на постоянной основе. На шлюпке уже освободили левый передний бакен и направились к правому.

— Хватай! — Оськин указал на канат, уходящий к швартовому бакену, — Тянем, раз! Раз! Раз!

Они вытянули весь канат на палубу.

— Сейчас сбухтуем и перевяжем линьками, запомни мокрая часть сверху, — пояснил матрос, и они принялись сворачивать канат в бухту.

Затем вытянули правый швартовый. Оськин осмотрел концы канатов, проверяя марки. Удовлетворённо хмыкнул и направился к корме, где ему и Саше предстояло сбухтовать уже вытянутые кормовые швартовы. В это время остальная команда была занята своими делами, большая часть по вантам забралась на грот и фок чтобы по команде спустить паруса. Кто-то заводил за корму шлюпку, кто-то встал на гафиле, кто-то расположился на бушприте ожидая команды к зацеплению кливеров и стакселей, а другие в основании фок-мачты готовились эти паруса вытягивать. Как только Саша и Оськин сбросили швартовые на нижнюю палубу и свалили их возле люка в трюм, они присоединились к матросам готовящимся вытягивать кливера. Наконец раздалась команда:

— Бом-кливер ставь!

Боцман тут же уточнил:

— К постановке бом-кливера!

Матросы засуетились, расшнуровывая увязанный парус.

— Тов! — прокричал старший матрос.

— Бом-кливер-нирал, леер и шкоты раздать!

В ответ с разных мест стало доносится: "Тов!".

— Бом-кливер-ринг-фал выбирай!

Саша вместе с другими матросами принялся вытягивать верёвку которая через блок в верху мачты вытягивала парус вверх.

— Раз! Раз! — острый кончик кливера понемногу тянулся вверх. Ветер начал полоскать этим полотном.

— Фал стой! Шкоты подобрать! — Скомандовал боцман.

— Левый шкот трави! — раздалось с мостика.

— Левый шкот подтрави!

Парус послушно выгнулся пузырём вправо.

— Шкоты подтравливай!

Как только пузырь стал сдуваться, боцман дал команду.

— Фал выбирай! Живее, черти! Шкоты трави помалу!

Дальше Саша, не останавливаясь, тянул верёвку до команды "Крепи фал!". Бриг начал движение. Настало время поднимать другие паруса. Пока Саша с товарищами возился с кливером и фор-стень-стакселем, другие уже развернули гафель и подняли грот-стень-стаксель. Поставив все косые паруса, капитан приказал поднять грот и после отпустил команду. Они вышли. Бриг понемногу набирал скорость, устремляясь к Кронштадту. Саша и Оськин отправились в трюм укладывать швартовые и вытаскивать на палубу канаты, марки на концах которых было необходимо подновить. Таких концов набралось семь штук. Расположившись на баке, Саша под указания Оськина, который срезал старые марки, принялся наматывать нитки от старых канатов на освобождённые концы. Сначала Оськин следом за Сашей срезал наложенные им марки и возвращал концы юнге. Лишь на втором десятке он сдался и, слегка покривившись, принял марку наложенную Сашей. Отметив при этом:

— Господин боцман, непременно будет проверять нашу работу.

Саша вздохнул, пожал плечами и постарался двигаться шустрее. Впрочем, как солдату, так и матросу свободное время противопоказано, поэтому было необходимо выполнить работу ни на секунду раньше. И боцман, следуя этой максиме, придумывал юнге одно поручение за другим. Лишь к вечеру Саша добрался до койки хоть и не совсем своей. Служба на бриге велась в пять вахт по четыре часа или восемь склянок каждая. Таким образом, в кубрике на пятерых матросов полагалось четыре койки. Саша некоторое время посидел, рассматривая свои руки, потом забрался в гамак и почти мгновенно уснул.

29 мая 1828, Рижский залив

* * *

До полного удовлетворения боцмана, набегавшись по вантам, Саша отдыхал в вороньем гнезде на грот-мачте. Работа вперёдсмотрящего ответственна, но отнюдь не увлекательна. Следить за тучами или появлениями парусов было не настолько интересно как наблюдать по левому борту за проплывающими мимо островами Рижского залива.

— Белов! Белов! — крик боцмана вывел Сашу из транса.

Полагая, что начался новый урок лазанья по вантам, юнга поспешил вниз.

— В кают-компанию, бегом! — скомандовал Боцман.

Вслед убегающему Саше прозвучала седьмая склянка, означающая скорый конец его вахты.

В кают-компании Сашу ожидал Кроун и Коростовец.

— Как тебе служба, сынок? — с улыбкой поинтересовался адмирал.

— Жалоб нет! — Гаркнул Саша.

— Ладони покажи, — адмирал посмотрел на свежие мозоли, удовлетворённо хмыкнул, — смажь салом и повяжи тряпицу.

— Слушаюсь, — улыбнулся Саша, вспомнив о специально заготовленных на этот случай перчатках с предусмотрительно обрезанными пальцами.

— Заметь юнга, на Королевском флоте считается, что только тот может стать настоящим морским офицером, кто сам тянул матросскую лямку. В команде нашего брига три десятка гардемаринов. И я буду чёрт, если вопреки русским обычаям не научу их пить морскую воду. А заодно и тебя. Ха-ха-ха.

Коростовец осторожно улыбнулся.

— Значит, жалоб нет, — сказал Кроун задумчиво. Полез в карман. Достал брегет с золотым теснением и, взглянув на стрелки, будничным голосом добавил: — Тревога, все наверх, к бою.

Лейтенант мгновенно вскочил с места и выбежал из кают-компании с криком: "Тревога-а! К бою! Все на верх! Ол Рал!"

Кроун встал, подошёл к растерявшемуся Саше и тихо сказал:

— К бою, — и отвесив воспитаннику подзатыльник толкнул его к дверям. — Все на верх.

Саша выскочил на палубу и в общей суматохе постарался прошмыгнуть в кубрик, где они с Сенькой должны были помогать судовому врачу. Пару раз его сбили с ног. Один раз он чуть не попал под откатывающуюся для заряжания пушку, но вскоре достиг нужного люка и кубарем скатился по трапу.

— Белов! — прокричал судовой врач. — Где тебя носит. В трюм за песком.

Сенька уже расстилал на столе парусину. Врач в одной рубахе и штанах, надевал чистенький кожаный фартук. Когда Саша показался из трюмного люка, всё уже выглядело готовым к приёму первых раненых. Врач в фартуке и с закатанными рукавами деловито осматривал разложенные инструменты. Сенька под столом стучал молотком, крепя парусину к столешнице.

— Белов, на трапе! Смотри за палубой, по надобности сигналь, — распорядился врач.

Саша послушно высунул голову из люка. На палубе уже все были по местам, а вот по реям ещё разошлись не все. На шканцах стоял Кроун, поглядывая на часы.

— Отставить, — негромко сообщил он Коростовцу и пошёл в кают-компанию.

— Отбой тревоги! — крикнул капитан корабля и добавил: — Белов! В кают-компанию!

3 июня 1828, Або

* * *

Шлюпка вспарывала волну, толкаемая дружными вёсельными ударами. Саша глядел на отдаляющийся бриг. Время от времени его взгляд падал на адмирала и тут же всплывали воспоминания. Очевидно, многие матросы, сидящие на вёслах, поглядывая на адмирала, непринуждённо усевшегося на корме шлюпки, тоже вспоминали прошедший рейс. Адмирал Кроун умел настроить экипаж на рабочий лад. Почти при каждом встречном парусе отдавалась команда к бою. Когда же повернули от Бронхольма к Готланду ветер предательски стих и паруса повисли слегка поддуваемыми тряпками. Наверное, желая взбодрить команду, адмирал четыре раза давал ей возможность бороться с внезапным шквалом. А чего стоил ночной бой с воображаемым фрегатом. Саша посмотрел на приближающийся пирс города Або и погладил свёрток, лежащий у него на коленях. Через несколько минут он ступит на берег и превратится из юнги Белова в великого князя и шефа легиона. Впрочем, завтра надлежит вернутся на бриг. Его ждёт дорога в Гельсингфорс, где стоянка будет уже по настоящему долгой.

На пирсе великого князя встретил Биркин, одетый в свежую форму прапорщика легиона второго ранга, и капитан Марниц. Великий князь отошёл за какие-то тюки и, не стесняясь окружающих, принялся переодеваться с льняной рубахи и парусиновых штанов юнги в мундир шефа легиона. Когда он закончил, то был готов выслушать доклады от офицеров.

— Ваше Императорское Высочество, для двадцати семи гарнизонов места определены, — бодро начал Биркин. — Помощь Петра Александровича сложно переоценить, уж очень ловко он умеет обращаться с местным народцем. На восемнадцать готовы макеты и чертежи. На пяти начата стройка. Гарнизон в Кивинебе будет готов наверно уже к середине июля. Возможно, в конце июля.

— Прекрасно, тогда в августе поставим там гарнизон. Какие планы на ближайшее время?

— Кх-м, — вступил в разговор Марниц, — Ваше Императорское Высочество, мы уже закончили в окрестностях Або и направимся севернее по побережью. Полагаю, к концу месяца дойдём до шведской границы.

— Замечательно.

— Кх-м, Ваше Императорское Высочество, — Марниц на секунду замолчал, — я прошу вас принять меня на службу в легион.

Марниц достал из своей папочки бумаги.

— Вот мое прошение и биография. Если мне верно сообщали, то могу рассчитывать на сохранение чина.

— Это так. Пётр Александрович, я буду рад видеть вас в форме офицера легиона. Но вы знайте, что у нас можно не только в скорейшее время получить повышение, но и понижение в чинах также возможно. А ещё, дело обустройства поручено Сергею Гавриловичу, а он окажется ниже вас в чинах, не должно пострадать.

— Я приложу все усилия, чтобы Ваше Императорское Высочество было довольно моей службой, — улыбнулся Марниц.

— Что ж, я согласен, вам предстоит обратиться в канцелярию легиона для исполнения формальностей. Это можно сделать письмом. Сейчас доберёмся до почты и я подпишу на ваше прошение. Потом я хотел посмотреть на ближайшее место для гарнизона. Сегодня весь день и ночь в нашем распоряжении. Мы должны успеть.

— Лошади ждут, Ваше Императорское Высочество.

6 июня 1828, Гельсингфорс

* * *

— Итак, Ёнссон, — великий князь, жестом пригласил прапорщика второго ранга сесть, — когда вы передали Ребиндеру моё поручение?

— Второго числа.

— Хорошо. Вам надлежит известить господина Ребиндера, что я прибыл и намерен сам исполнять свои обязанности. Также напомните ему, что десятого я жду отчёт по всем делам, бывшим в моё отсутствие. Предупредите Закревского и Мирена, что я здесь.

— Слушаюсь.

— И ещё, — великий князь обвёл взглядом гостиничную комнату, в которой он остановился, — совершенно очевидно, что в скором времени я поселюсь здесь на долго. Посему прошу вас подыскать для приобретения дом на окраине или значительный участок земли для постройки дома. Это не срочно. Если я и поселюсь здесь, то не раньше следующей весны.

— Сделаю.

— Прекрасно. Сегодня я намерен отдохнуть. А завтра мы с вами осмотрим университет. Более того, я хотел бы, чтобы вы остались в нём учится, вас привлекает обучение праву?

— Я-я, с радостью, — швед немного покраснел, — но плата за обучение слишком высока.

— Вы будете учится бесплатно, это не позволит вам пройти аттестацию, но она и не требуется легиону. Я сам аттестую вас для нужд службы, а знающий здешнее право человек мне необходим. Вы согласны учится?

— Да, Ваше Императорское Высочество! — Ёнссон снова засмущался. — Если Вашему Императорскому Высочеству нужны люди знакомые с местным правом, пусть и не по умным книжкам, а на деле...

— Вы знаете таких? Я готов их принять, если они достойны службы в легионе. А книжной мудрости их обучат в университете, также как и вас.

— Да, Ваше Императорское Высочество, у меня есть хороший знакомый, он констебль в Сиббо. Нынешнее место ему давно опостылело, и он будет рад поменять его.

— Не говорите за других Ёнссон. Когда он сможет быть здесь?

— Я сегодня же сообщу ему. Полагаю, до десятого он будет здесь.

— Хорошо, я буду рад иметь в числе легионеров дельных шведов и финнов. Однако, изучение вами права будет не единственной вашей обязанностью. Пятнадцатого сюда приедет ещё семь человек. Трое будут учиться медицине, двое на историко-филологическом отделении и богословском факультете и двое на физико-математическом отделении. Вы же, как наиболее опытный в здешних делах, будете следить, чтобы им не чинилось никаких препятствий. Также вам будет даны отчётные денежные суммы, которые вам надлежит тратить для нужд особой надобности.

Великий князь встал и подошёл к окну. Он посмотрел на тихий по столичным меркам Александровский проспект. Повернулся к Ёнссону и продолжил:

— Видите ли, у меня есть некоторые затруднения... Канцлер имеет право разрешить всякому посещать занятия в университете. Разумеется, такой человек не может пройти итоговых аттестаций. Мне это и не требуется. Но многими профессорами, очевидно предполагалось, что я буду пользоваться своим правом в исключительных случаях. Я же намерен постоянно направлять на обучение офицеров легиона. Это непременно вызовет недовольство. При этом я не смогу постоянно находится в университете, чтобы затыкать рты недоброжелателям. Мне нужны люди которые постоянно будут находиться здесь. Я не могу уполномочить вас выступать от моего имени, но вполне достаточно будет, если вы соберёте для меня подробные и правдивые сведения о тех людях, что будут противостоять моим решениям и служебной надобности легиона. Это будет не только ваша забота, но и всех учащихся здесь легионеров. Потому вы смело можете собирать с них сведения нужного характера для составления рапортов. Они же будут в курсе тех сумм, что я вам определил на это дело, и помогут вам потратить их с наибольшим толком. Вам понятно.