С обратной стороны холма обнаружилась площадки для легионной игры в мяч и гимнастики, а также полоса для тренировки отделения стрелков. Тропинка разветвлялась, один рукав её огибал площадки, а другой продолжал бежать вокруг подножия холма. Через два десятка метров оба рукава соединялись в одну тропку, которая, обогнув холм, встречалась с дорожкой в крепость. Но чуть с неё становился виден тракт, от тропинки отделялась другая и убегала спиралью вверх по склону, окручивая холм по часовой стрелке. Поднявшись к стенам крепости, тропинка ныряла в дверцы запасного входа, скрытые равелином.
Сверху навстречу великому князю спускался командир гарнизона в сопровождении двух десятков солдат. Заметив их, Саша изменил своим планам и направился внимательнее осматривать полосу тренировки отделения стрелков. Это сооружение не могло похвастаться особой изысканностью. Полоса утоптанного грунта десять метров шириной на протяжении двенадцати метров была ровной. Далее ещё дюжина метров было хаотично завалено брёвнышками, опёртыми одним концом на пеньки, и снабжено ямками глубиной по колено. Последний участок на метров восемь был утыкан вертикальными двухметровыми брёвнами в охват толщиной. Полоса заканчивалась плетнём высотой чуть больше метра.
— Ваше Императорское Высочество, командир Кивенебского гарнизона, прапорщик третьего ранга Перов! — Представился подошедший офицер.
— Здравствуйте, Пётр Васильевич, — довольно бесцеремонно ответил великий князь и, обведя рукой полосу для тренировки, добавил: — я вижу, вы здесь уже неплохо устроились.
— Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество, — немного растерянно сказал прапорщик и более громко добавил: — Рады стараться.
— Прекрасно, — улыбнулся великий князь, — А теперь расскажите всё подробнее. Кода заняли крепость? Когда построили эту красоту? Какие ещё работы вели? И отпустите солдат, нечего им без дела стоять.
Прапорщик распорядился и два отделения, замершие по стойке смирно, рассыпались. Девять человек встало на полосу для тренировки и принялись что-то обсуждать, а остальные поспешили к тракту.
-Ваше Императорское Высочество, мой взвод занял укрепление двенадцатого августа сего года. Укрепление было готово, нам оставалось лишь кое-что переделать по своему разумению. В частности, устроить вот эти площадки для обучения. После того, как мы их построили, занялись устройством рогаток для преграждения дорог. Каждый день одно отделение я направляю на эту работу, а одно на обучение. Ещё одно несёт караул. и ещё одно направляю в помощь дознавателям которые знакомятся с округой. Полагаю, что к концу сентября я буду располагать подробнейшей информацией о местном населении, а Кивенебское укрепление будет приведено в полное соответствие с возможностями моего взвода к обороне.
— Хорошо, пойдём посмотрим укрепление.
Поднимаясь вверх по склону, великий князь несколько раз останавливался, представляя себя штурмующим крепость и высматривая возможные сложности при обороне. Не очень высокие, около пяти метров, стены из вертикально вколоченных брёвен толщиной в полметра описывали строения гарнизонного укрепления. Как помнил великий князь, эти вертикальные брёвна через песчано-известковую просыпку крепились к стенам казарм и других строений. Некоторую архитектурную сложность составляло то, что наружный обвод стен должен был иметь в плане вид не простого четырёхугольника. Его углы делались на манер небольших бастионов выступающих за линию стен, для возможности прострела вдоль стен. Пусть в укреплении и не предполагалось держать пушки, но удобство стрельбы необходимо. Ряд внутренних помещений пришлось сделать косоугольными, а в некоторых местах увеличить толщину засыпки между наружным частоколом и внутренними строениями. Над стенами, метров на десять возвышалась башня цитадели. На всём протяжении тропинки, даже присев и пригнувшись к земле, он отчётливо видел верх стен и башню. Соответственно он всё время был доступен для стрелка, стоящего там. Наконец, они достигли верха холма и увидели, что подножие стен опоясано дорогой, которая снизу совершенно не видна, поскольку пролегает между стеной и валом, высотой чуть больше метра. Тропа выходила на эту дорогу возле равелина, из двух бойниц которого этот выход был отлично виден. Также рядом стояли три рогатки.
— Если тропа не используется, то короткая рогатка запускается одним концом в этом створе, — Перов указал на пару столбов вкопанных в вал,— а другим цепью крепится к стене равелина. Если возникает опасность штурма, то вот эти две рогатки преграждают дорогу с одной и с другой стороны от входа. И пристёгиваются цепями к стенам основной крепости и равелина.
— Надо понимать, — прищурился великий князь, — главный въезд защищается также?
— Ещё не все рогатки готовы.
— Вы не думали установить рогатки ещё и по гребню вала?
— Это возможно, но слишком трудно, — ответил прапорщик, — Даже не само строительство рогаток сложно, но их нельзя просто поставить. Обязательно нужно вкопать в вал удерживающие столбы, а это не просто. Может быть следующим летом у меня будет достаточно не занятых людей.
— Это вряд ли, — кивнул великий князь. — Я предпочёл бы, чтобы вы больше времени уделяли тренировкам и обучению, а не строительству. Что ж, зайдём в крепость через главные ворота.
Они по дороге обогнули крепость и зашли в приветливо раскрытые для наследника престола ворота. Коридор за ними, снабжённый бойницами в потолке и из боковых помещений, был прямым, шириной около четырёх метров с высотой потолка около трёх.
— Выход из воротного коридора также будет перекрываться поперечной рогаткой, — пояснил Перов.
— Может, лучше было сделать ещё одну дверь?
— Это мешало бы простреливать подход к воротам из цитадели
Они вошли во внутренний двор крепости, напоминающий скорее проулок не более пяти метров шириной, отделяющий башню цитадели от пристеновых строений. Башня встречала гостей глухой, без бойниц и окон, стеной первого этажа. Вход в неё располагался в боковой стене. Второй этаж, выступающий во все стороны над первым, был снабжён бойницами в достатке, включая прорези смотрящие вниз на основание башни.
Перов гостеприимно распахнул дверь в цитадель, приглашая в полумрак первого этажа. Он и полуподвал предназначались под арсенал, неприкосновенные запасы еды и питья, кухню и другие склады, важные на случай осады. На втором этаже располагался боевой лазарет и стрелковые позиции, с которых прекрасно простреливались стены укрепления и двор. В мирные будни здесь размещалось офицерское собрание. А на третьем этаже находились комнаты для офицеров, окружённые боевой террасой, здесь в случае осады могли располагаться стрелки и гранатомётчики. Венчало башню гнездо наблюдателя, туда и направлялся великий князь, дабы взглянуть на окрестности.
С вершины всё было видно как на ладони, если конечно не отметить, что значительная часть её была занята скрывающем свои тайны лесом. Тракт просматривался прекрасно в обе стороны. На юге отчётливо различались воды Финского залива. На севере всё немного сливалось в зелёную лесную массу, но было очевидно, что дымы или ночной костёр вполне можно было бы заметить достаточно далеко. Великий князь удовлетворённо хмыкнул и достал припасённую подзорную трубу.
"Да... оптика категорически необходима. И артиллеристам без неё никуда, и в каждый гарнизон надо бы поставить. Пора уже наладить производство. Буду в Гатчине, придётся полнее вникнуть в дела Веддера. Войны пока нет, но, когда начнётся, будет уже поздно. Конечно, не стоит сразу рассчитывать на колоссальные объёмы производства, но основные потребности надо закрыть. Прежде всего, придётся решить вопросы рецептуры стекла. и однородности.
Нутром чую, Карл Генрихович не стремится к освоению нового. А других людей у меня пока нет. И ведь не поговорить по душам, чтобы нащупать мотивацию. Впрочем, необязательно же лично. Надо бы настроить дело управления гатчинскими делами. И за дорогой догляд нужен, и за Веддером, и за Бримером, да и дворец бросать нельзя, и всю Гатчину придерживать. А ну как торф не станут покупать или нищих разведётся. На управляющего надежды мало он человек старой закалки и не в моей власти. А нужны свои глаза и уши. М-да, и с низов поднимать нельзя, охамеет тут же, власть почуяв. Нужен человек уважаемый, но мой. И где такого взять?
Кадровые проблемы. Порой кажется, что сложного? Берёшь человека, назначаешь. Не справляется. Нового. Надо, ещё на одного меняешь. А вот сложности есть. Не справляется он почему? Не хочет или не может? А если не может, то потому что сам дурак или задача архисложная. И ведь всё ясно, когда ты сам точно представляешь, как сделать нужно. Тогда вообще всё просто. Смотришь, что делает подчинённый, и понимаешь. Дурак он. А вот когда ты сам такое сделать не можешь. Когда сам не знаешь толком какой должен быть состав стекла или как добиться однородности. Вот поставить тебя завтра к станку это сделать, и упс. А как тогда судить? Он не сделал потому что лень, не смог или это невозможно в текущих условиях сделать? Его пороть, учить или помогать?
И если бы это было одно дело, то рецепт я знаю - последовательный поэтапный контроль. Он сразу показывает, где идёт просадка, а дальше и причину. Но мне же не порваться. Я не могу обеспечить тщательный контроль по всем своим делам. Я вынужден не только делегировать само дело, но и контроль тоже. И совершенно очевидно, что одной ступенью здесь не обойтись. Цепочки управления склонны разрастаться. Прямо по Паркинсону. И нащупать минимальную достаточность очень сложно...
К чёрту теорию, в ближайшее время я переберусь в Финляндию и в Гатчине мне нужен управляющий моими делами. Не набегаешься из Гельсингфорса в Гатчину. А финны, очевидно, нуждаются..."
— Ваше Императорское Высочество, — Перов прервал мысли Саши, — не желаете ли отужинать.
— Благодарю вас. Непременно, поужинаем. А что много ли больных?
— Ни одного, слава богу.
— Значит, лазарет пуст?
— Пуст, Ваше Императорское Высочество.
— Прекрасно, тогда ночевать я буду в лазарете, за одно посмотрю, как поставлено дело у фельдшера. А сейчас я готов ужинать.
Поев, Великий князь отправился отдыхать. Завтра предстоял путь в Вильманстранд, нужно было хорошо выспаться.
Видимо постель в лазарете оказалась слишком жёсткой, и около полуночи Саша встал не в силах более ворочаться. Он наскоро оделся и вышел в крепостной дворик подышать свежим ночным воздухом. Почти сразу до него донёсся странный шум от караульной у ворот. Стараясь не шуметь, Саша подкрался и прислушался к разговору. Кто-то слегка хрипловатым и приглушенным голосом рассказывал:
— ... И когда стало понятно, что долее русскую осаду не выдержать, Шведы решили прорваться к своим. они собрали всех могущих идти. После чего Магнуссон обратился к своим солдатам: "Мы храбро дрались. Многие годы мы защищали нашу землю от русских. И мы исполнили свой долг до конца. Теперь нам надлежит сохранить свои жизни, чтобы примкнуть к армии короля и прогнать ненавистных захватчиков с нашей земли. Все к оружию! Нас ждёт бой". Все, даже раненные вооружились. Троих же, что были измождены ранами чрезмерно и не могли идти в бой, положили возле главных ворот. Магнуссон подошёл к лежащим, попросил у них прощения и, сотворив молитву, умертвил их. Шведы ринулись в атаку через крепостные ворота. Тела их товарищей так и остались лежать возле ворот и пробегая мимо каждый швед клялся не пожалеть своей жизни в бою. А чтобы не искушать воинов возможностью вернуться, Магнуссон, шедший последним, поджог за собой крепость. Среди ночи на фоне пылающей крепости шведы как львы бросились с холма через русский лагерь. Наши дрались отчаянно, но нападение шведов оказалось неожиданным. Защитникам крепости удалось прорваться, и они устремились к Выборгу. Боярин Палецкий, который после второго неудачного штурма клялся не выпустить живым ни одного шведа , сумел собрать своих послужильцев и они верхом бросились догонять уходящих в темноту ночи шведов. Возле посёлка они нагнали их. Завязался бой. Тогда, чтобы отвлечь русских, Магнуссон распорядился поджечь деревню. Палецкий был ранен и не смог сдержать своей клятвы. Его воины не решились продолжать бой без своего боярина. Так осыпаемые проклятьями шведы ушли в темноту ночи, а наши воины одержали победу, но их призом стало пепелище и обугленные трупы. Говорят, что с тех пор, каждую полную луну. Ровно в полночь. Неуспокоенные души трёх защитников Кивенеба, добитых своими же товарищами у главных ворот, обходят холм, стараясь защитить его от русских...
— Дядечка, так ведь полная луна через две недели, — отозвался молодой голос
— То-то и оно. Вот хочешь верь, а хочешь, нет, — отозвался рассказчик, — а когда девятнадцатого я стоял возле калитки, то видел, как три серые тени ползали по склону за валом. И слышал их стенания на непонятном языке. Но я не испугался...
— Да брось ты, — прервал его ещё один более грубый голос, — я бы умер от страха.
— Так знай, что сюда им хода нет. Ибо крепость наша освящена. Батюшка обошёл её по кругу, пропел господни слова и окропил вал святою водою. Потому я не боялся. Перекрестясь и прочитав "Отче" я вскинул винтовку и крикнул: "Стой кто идёт!". Тени растаяли в темноте, будто и не было никого. Здесь мы надёжно защищены, а вот ежели выйдешь за вал в полночь, тут-то не упокоенные шведы и разорвут тебя на части.
Саша усмехнулся и тихонько, чтобы не потревожить отдыхающих караульных, вернулся в лазарет. Разделся, лёг и на удивление быстро заснул успев подумать, что надо перед отъездом поговорить с дознавателем.
6 сентября 1828, Вильманстранд
* * *
Из кабинета видна была площадка для обучения стрелков. Оттуда до уха великого князя то и дело доносилось: "Прикладывай!", "Отставить!", "На колено!", "Огнём вперёд!" и другие команды унтеров школы, безжалостно измывающихся над рекрутами, волею проведения попавших сюда.
— Ваше Императорское Высочество, — голос Давыдова оторвал от написания очередного эссе, — дозвольте отвлечь вас, весьма занимательным разговором.
— Я с удовольствием вас послушаю, — поднял голову великий князь, оглядывая совершенно потерявшегося молодого прапорщика третьего рана, слегка смущённого Давыдова и улыбающегося Юрьевича. — Прошу присаживаться, господа.
Произошла небольшая заминка, в связи с тем, что стулья для гостей стояли вдоль стены, а наследник престола предложил присесть непосредственно возле стола. В результате Юрьевич был вынужден принести стул молодому прапорщику и поставить его возле стола великого князя. Находчивый генерал Давыдов быстро занял единственный стул, уже стоящий в нужном месте.
