— Дело в том, что мои выводы не более чем бесплодное философствование. Мексика слишком далеко, чтобы я мог хоть как-то повлиять на происходящее. Я узнаю новости с задержкой около месяца, и любое моё распоряжение проведёт в пути примерно столько же. За два месяца расклад сил в войне существенно изменится. Потому, я не более чем зритель, наблюдающий за действом и переживающий за актёров. Да и чем я могу помочь. Самое большее отправить в Мексику легион. В настоящий момент я уверен, что наши четыре тысячи и около семи сотен местной милиции вполне могут противостоять под Гвадалахарой десятитысячной мексиканской армии, собранной со всех провинций. Господин Кадена помимо прочего возлагает большие надежды на местное общество, всегда бывшего лояльным к короне. А испанские три с половиной тысячи без особого труда должны взять пустой Мехико. Особые надежды на победу вселяет меня поддержка местной католической церкви. Если удастся удержать местных от создания бандитских шаек в тылу нашей армии, то кампанию мы выиграем.
В офицерское собрание вошёл дежурный унтер-офицер:
— Ваше Императорское Высочество, портных дел мастер Иоганн Гальман, привёз заказанные Вами мундиры и ожидает.
— Зовите.
Вошли двое. Портной лет тридцати начал с лёгким акцентом представлять свою работу, пока его рослый атлетического вида помощник раскладывал принесённую одежду и обувь:
— Делая по вашему эскизу, я позволил себе кое-что изменить. Я надеюсь, Ваше Императорское Высочество одобрит мои изменения. Все мундиры я пошил на Карла, — Гальман кивнул на помощника, — вы сможете внимательно рассмотреть всё. Дозвольте моему помощнику переодеться в боевой мундир нижнего чина.
— Да, но я хочу понаблюдать за этим, — кивнул великий князь. Заметив удивлённый взгляд портного, он добавил: — Хочу представить, как всё это будет одевать солдат.
Примерно спустя минуту перед великим князем стоял человек в боевой форме легиона светло-зелёного цвета. Рубаха с накладными карманами и заплатками на локтях вполне напоминала прежнюю белую. Только погоны и петлицы на отложном воротнике уже не выделялись цветом. По мнению великого князя в бою уже не имело смысла быстро различать солдат по родам войск. Ремни коричневого цвета, что плечевые, что поясной, также не выделялись ярким пятном. Хотя полоски и треугольники на погонах, отличающие по званию, было решено оставить. На голове располагалась уже привычная легионная шапка, напоминающую кепи вермахта двадцатого века. Она также была окрашена в светло-зелёный. Такого же цвета были и широкие штаны с заплатками на коленях и обмотки, прицепленные к коричневым легионным ботинкам.
-Цвет прекрасен, — кратко заключил великий князь. — А что вы позволили себе изменить?
— Совсем не много. Несколько заузил штаны с боков и расширил в шаговом шве, — сообщил портной и скомандовал: — Шагни широко.
Подмастерье сделал выпад вперёд левой ногой и замер.
— Посмотрите, — Гальман потянул за ткань штанов. — Я учёл ваше пожелание, чтобы солдат мог двигаться наиболее свободно. Прежний покрой сдерживал шаг. Маховая часть натягивалась и грозила лопнуть. Боковой же шов укоротил, делая штаны не столь просторными в бедре, а потому более удобными при хождении по лесу.
Великий князь кивнул, и портной позволил подмастерью встать ровно, после чего скомандовал:
— Подними руку. Также я убрал ластовицу из подмышки и изменил крой рукава, сделав в нём нужный припуск, чтобы руку можно было поднять, не выдёргивая в значительной мере рубашку из-под поясного ремня. Конечно, за это пришлось поплатиться красотой при опущенной руке. Но эти торчащие крылья существенно меньше, чем в прежнем крое.
— Хорошо, — кивнул великий князь, — Семён Алексеевич, каково ваше мнение?
— Если вы сопроводите всё подробным описанием причин побудивших вас к изменению мундира, государю понравится.
— Хорошо, показывайте обер-офицерский мундир.
Обер-офицер в данном случае также был обут в ботинки с обмотками. От нижних чинов его отличали серебристые плетёные погоны с ромбами или звёздами и оранжевый берет.
— Берет мне не нравится, — сразу заключил великий князь, глядя на круглую нахлобучку на голове подмастерья. — Покрой совсем не тот. Он действительно напоминает дамскую шляпку. Я рисовал иначе.
— Одно мгновение, Ваше Императорское Высочество, — портной махнул рукой, и подмастерье быстро поменял берет на привычный для двадцатого века скошенный влево.
— Так лучше, но давайте посмотрим крой, — распорядился великий князь.
Он долго мял берет в руках и под конец заключил:
— Сделайте иначе. Берет вещь простая, эти многочисленные швы, ужимающие его к голове совсем лишние. Нужно сделать иначе. Три основные детали. Первое, это стойка. Самая сложная часть. Она должна быть весьма непростой формы, чтобы обеспечить подъём с одной стороны и уставную сборку с другой. Но это один лоскут ткани, сшитый в кольцо, — великий князь свернул лист бумаги, защепил его булавкой, ножницами срезал лишнее и выгнул нужным образом. — В общем виде она представляет собой развёрнутую боковину усечённого конуса. Большим основанием к верху берета. Далее, уплотняющий околыш, чтобы берет надёжно сидел на голове. Шов стойки скрываем под опущенным краем. Шов между верхом и стойкой можно оставить как есть или закрыть серебристым шнуром. Я пока не знаю как лучше попробуйте оба варианта. А все эти многочисленные сборки по окружности слишком сложны. Форма в целом вам удалась, но выкройка должна быть проще.
— Хорошо, Ваше Императорское Высочество.
— Что скажете, Семён Алексеевич?
— Выглядит не настолько плохо, как мне представлялось изначально. Осталось посмотреть мундир штаб-офицера. Картуз исключительно зелёного цвета должен выглядеть своеобразно.
14 октября 1828, Санкт-Петербург
* * *
Утром ещё затемно наследник престола перебрался из Ракетного заведения в Зимний дворец. Сегодня в день рождения Марии Фёдоровны весь день был расписан на торжественные церемонии. Даже семейный завтрак получился торжественным и начался с того, что все выражали пожелания долголетия вдовствующей императрице. Наследник престола, облачённый в красный мундир лейб-гвардии гусарского полка, отбывал все эти мероприятия без ропота. Приехав в Зимний, он сразу с поздравлениями поднялся к бабушке, которая очевидно не спала всю ночь. Теперь же он просто соблюдал положенный этикет. В короткие промежутки отдыха он выбирался в свои комнаты. где старался отдохнуть не переодеваясь, но так чтобы не испортить внешний вид. В любой момент он мог быть вызван в тронную залу, где Мария Фёдоровна весь день принимала поздравления.
Около двух часов дня над Дворцом взвился императорский штандарт, а вбежавший в комнаты великого князя Востриков сообщил, что государь изволил быть. Наверное, где-то минут через десять наследник престола занял своё место в общем построении всех обитателей дворца. Они радостно приветствовали императора, вернувшегося с театра боевых действий. Весьма уставший, судя по небольшим синякам под глазами, государь прошёл по тронной зале, раскланиваясь с приближёнными. Поднявшись к трону, он развернулся и в установившейся тишине сказал.
— Любезная матушка, в качестве одного из главных подарков я привёз знамёна, взятые нами в Варне.
В дверях показались кавалергарды, несущие опущенные к полу турецкие бунчуки и знамёна.
— Ура, — коротко произнесла Мария Фёдоровна, весь зал подхватил, и трижды волной прокатилось "Ура! Ура! Ура!".
Продолжилась подготовка к торжественному обеду, и великий князь благоразумно удалился в свои комнаты, пережидая всю эту суматоху.
— Что ж дела наши в Болгарии весьма хороши, Александр Николаевич, — высказался Юрьевич.
— Я бы сказал, отменные, — согласился Мердер, который хоть и не слишком хорошо чувствовал себя, но сегодня был во дворце вместе со всеми другими, кто только мог тут быть. В этот день дворец был переполнен, не желающими иметь в своей биографии чёрный для карьеры штришок.
— Но это не конец войны, — отметил Ратьков, также прячущийся от общей суматохи при своём воспитаннике.
— Несомненно, и наша Силистрия ещё не взята, — отметил великий князь.
— Пока туда не подвезут осадные орудия о взятии не может быть и речи, — заключил Юрьевич, — а они были заняты у Варны и у Шумлы.
В комнаты зашёл Бенкендорф.
— Государь, велел передать вам это, — он положил на стол папку с бумагами. — А у вас здесь тихо. Как вам новости, сообщённые государем?
— Великолепные, но мы обсуждаем, когда осадные орудия могут оказаться под Селистрией. Я слишком большое участие имею к тридцать второму егерскому, — ответил великий князь.
— Артиллерия уже направилась туда из-под Шумлы.
— Стало быть не далеко и взятие этой крепости, — улыбнулся великий князь. — Впрочем, господа, я позволю себе удалиться.
Он взял присланные отцом бумаги и вышел в спальню.
17 октября 1828, Санкт-Петербург
* * *
— Обожаю это время, — уверенно заявил Саша, наблюдая как садовники очищают дорожки. — Деревья уже растеряли почти всю свою листву и стоят, уродливо воздев обнажённые ветви к свинцовому небу, норовящему одарить их холодным мелким дождём. Воздух при этом такой влажный и густой, иногда кажется, что ты дышишь в воде. Необычное ощущение свежести, какого не бывает пыльным летом или раздражающе яркой весной.
— А разве хлюпанье под ногами и грязь не раздражает тебя, — улыбнулся Николай Павлович
— Грязи не так и много, несравнимо с весной, когда мёрзлая земля не пропускает воду внутрь. Что же до попадающихся луж, то хорошая обувь спасёт. А внимание, куда ставить ногу и как проложить свой путь избегая сложностей, полезный навык для политика.
— Что ж будем надеяться из тебя вырастет хороший политик. И поскольку зашёл о том разговор, ты прочитал мнение Дашкова о Балканах, прежде чем передать мне своё эссе?
— Да, мне его передал Карл Васильевич.
— Вот как, тогда поясни...— Николай Павлович приглашающе указал рукой на извилистую дорожку огибающую Летний сад по периметру.
— С радостью, — Саша шагнул на алею, и начал рассказывать: — Должен отметить, что те многочисленные мнения, что мне доводилось читать или слышать, имеют лирический оттенок...
— Лирический? — переспросил Николай Павлович.
— Так я это называю. Рассуждая о делах государственных люди почему-то позволяют себе основываться на представлениях о правильности защиты славян или армян от турков. О жестокости турецких порядков. О назначении России как защитнице православных. О необходимости предоставить балканским народам возможности самостоятельно решать свою судьбу. О правах людей, проживающих в тех землях. О лучшем государственном устройстве эти права защищающем и иные подобные. И даже о выгодах, которые могли бы извлечь некие русские или даже Россия как государство из того или иного положения вещей. Все эти представления не имеют под собой серьёзных рациональных оснований, а лишь являются отражением убеждений, что то или иное положение вещей правильно. Но я не разделяю подобных убеждений и для меня всё на них основанное сродни романтизму барышень, грезящих лирической поэзией. Я исхожу из следующих оснований: Император как садовник ухаживает за вверенными ему господом землями. И лишь его представления о пользе и правильности имеют значение. Расширение империума, я полагаю основной задачей для всех наших действий. Эта власть должна расширяться как внутри твоих земель, так и путём расширения границ и влияния за ними. Именно на этих основаниях я предполагал условия окончания войны. Целью было усиление влияния на Персию, власть над Кавказом и расширение владений. Не размышление о праве греков на собственное государство, а исключительно польза такого греческого государства для империума. Не польза для русских купцов от принятия под руку дельты Дуная или Молдавии, а усиление власти императора в следствии получения этих земель. Императору во многом более ясны границы империума нежели мне или Дашкову. Его решения очевидно не могут быть оспорены. И даже если это ошибка, не нам о ней судить. Это дело Господа. Не ради нас существует империум и не нашими чаяниями надлежит руководствоваться.
— И всё же, невозможно решать судьбу валахов не считаясь с их мнением, — отметил Николай Павлович.
— Невозможно, — кивнул Саша, — но учитывать их мнение и ставить своей целью следовать ему это разные вещи. Возможно, валахи во множестве своём и не желают быть частью империи. И это надлежит учесть, когда наступит время взять их под свою руку. Ровно так же мнение русских аристократов или купцов о необходимости взять Молдавию или закрыть устье Дуная нужно учитывать, но не следовать ему. Они все ищут в этом свои выгоды, а не выгоды для власти императора. Более того, многие из них даже основной свой прибыток, видят именно в ограничении империума. Нельзя им потакать, даже когда император будет брать эти земли под свою руку.
— А ты полагаешь их придётся брать?
— Весь ход истории говорит о том, что сильные государства поглощают слабых или делают их вассалами. Всё это неминуемо приведёт к тому, что останется только одно самое сильное государство. И это должна быть Россия. Но возможно божий промысел иной и России суждено исчезнуть. Возможно, Британия будет империей, объединившей всех. А может это будет Валахия. Но я верю иначе. Российский империум должен простираться на все народы. И такова судьба, в том числе, и валахов.
— Я понял, — кивнул Николай Павлович. — В этот раз принять княжества под свою руку я полагаю преждевременным. Я не готов принять эти земли и обустроить их надлежаще. И если с черкесским побережьем я не могу поступить иначе как забрать его, то княжества я полагаю возможным пока держать вне своих границ, приняв за основу предложение Дашкова.
— Однако, в нём я вижу существенный изъян. В своём проекте он слишком много внимания уделяет пользе для валахов и молдаван, а надлежит руководствоваться иной пользой. Можно дозволить им многое, даже парламент, но не для какого то "их блага", а для усиления власти императора над разобщёнными парламентской враждой партиями местных аристократов. При этом необходимо создать и поддерживать крупную группу аристократов, ориентированных на Россию. И если сейчас не брать под свою руку эти земли, то я полагаю правильным во время оккупации дать лучшим людям университетское образование в России. И потом ими наполнить учреждения княжеств. Но их нужно не только приучить к русской администрации. Самым значимым из них нужно дать участие в российских торговых делах, чтобы их благосостояние существенным образом зависело от империи. А для того будущие органические законы должны сразу быть не национально ориентированными, как то предлагает Дашков делая господаря нашим ставленником и противопоставляя ему диван, на который русский император не будет иметь никакого влияния. Сам диван также необходимо плотно увязать с волей русского царя.
— Согласен.
— А для нужд обучения надлежит создать отдельный университет, поскольку приглашать местных аристократов придётся в значительном числе. Наши войска простоят в княжествах лет десять не больше. За это время предстоит наполнить администрацию княжеств людьми, обязанными русскому царю и мыслящими по-российски. Не менее важно, чтобы на всё время, что княжества не будут под вашей рукой над ними всегда висела турецкая угроза. Именно она сейчас толкает их на сближение с Россией. Это же относится и к грекам. Стоит только их избавить от турок, как они с охотой предадутся британцам или французам, ожидая там больших выгод.
