Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

В малой княжеской трапезной — непривычно низкие потолки. Мне казалось, что в княжеских палатах должно быть как в Екатерининском в Царском Селе — 7-8 метров. А здесь... похоже на вполне советские два сорок.

Ближе к дальней от прохода части залы — стол на 12 персон. Все места заняты. Стульев нет — лавки. Одно кресло тронообразного типа в дальнем торце. Там, естественно, князь Андрей. Свет из-за спины — лицо видно плохо.

За спиной каждого из сидящих — слуга-стольник. По правую руку от князя — брат Ярослав и три сына: Изяслав, Мстислав, Глеб. Самый младший — Юрочка — только родился, за стол не зовут. И княгини нет.

Вообще — женщин в трапезной нет. Посиделки хоть и семейные, но деловые — с утра не пьём, не гуляем. Рядом с младшими сынами — наставники. У Глеба — что-то духовное, ребёнку в маковку шипит, морду скосоротив типа незаметно, у среднего Мстислава, судя по красной обветренной морде и висячим усам — пестун из воинских.

Два последних места по другой стороне — мужи в летах. Одного я видел в Янине, пол-головы в фигурной седине — Вратибор. Он у Андрея в ближниках. Вроде начштаба с функциями армейской разведки. Чем он в мирное время занимается...?

Мда... А у Андрея бывает мирное время? Краем уха слышал от Лазаря: в Новгороде опять негоразды.

Святослав (Ропак), второй сын Великого Князя Ростислава (Ростика) сидит в Новгороде по обоюдному согласию двух главных государей Святой Руси. Только их совместное решение "перекрыло кислород" новгородцам до такой степени, что они перестали резать друг друга и приняли в князья Ропака.

Княжит не худо: прошлым летом устроил шведам под Старой Ладогой кровавую баню.

Карамзин:

"В сие же лето Новогородцы одержали победу над Шведами, которые, овладев тогда Финляндиею, хотели завоевать Ладогу и пришли на судах к устью Волхова. Жители сами выжгли загородные домы свои, ждали Князя и под начальством храброго Посадника, Нежаты, оборонялись мужественно, так, что неприятель отступил к реке Вороной, или Салме. В пятый день приспел Святослав с Новогородским Посадником Захариею, напал на Шведов и взял множество пленников; из пятидесяти пяти судов их спаслись только двенадцать".

Нежата и Захария — оба новгородские посадники. Один — бывший, другой — действующий. Относятся к враждебным партиям. "Партия" в Новгороде — десяток-другой боярских родов. В два ближайших года эти группы исконно-посконных "лучших людей русских" доругаются до того, что смертельно больному Ростику придётся ехать зимой из Киева в Великие Луки, чтобы увещевать их, умирять и утишивать. На обратном пути он умрёт в дороге. Ещё через два года его преемник Мстислав (Жиздор), не обладающий талантами дядюшки-миротворца, пошлёт на Новгород торков. Что будет существенным элементом изгнания его самого из Киева Боголюбским.

Ещё через год уже Боголюбский пошлёт сына Мстислава с суздальским войском приводить Новгород в чувство. Архиепископ Новгородский пройдётся с иконами по стенам, суздальских разгромят. Новогородцы будут продавать пленных суздальцев, "славных витязей земли русской" — "по ногате за голову".

Впереди — несколько столетий непрерывной "веселухи" новгородских бояр. От которой по всей остальной "Святой Руси" — понос с сукровицей. Но пока союз Ростика и Боголюбского притормаживает "забавников".

Что Ропаку удалось Нежату и Захарию свести на поле боя на одной стороне — уже чудо. Большее, чем конная атака шведской флотилии. После победы новгородцы поделили хабар, полон и славу. Все остались недовольны. Когда это недовольство рванёт...? — "Аллах акбар".

Кроме таких крупных, летописных событий, происходит непрерывная "малая война". Которая вдруг прорывается в наше время найденной берестяной грамоткой.

Оформление — специфическое. Военные донесения, как и любовные письма, не содержат в начале текста обычного "от кого кому". Какой-то неизвестный "муж добрый" докладывает, тоже — "доброму" и неизвестному, что два человека ночью сбежали из его отряда. И увели коней. Куда, почему? Что делал этот отряд, кем послан...?

Место события — окрестности Мологи. Там Новгородская земля выходит на Волгу и граничит с Суздальскими владениями. Донесение найдено на дворе Сместного суда. В котором председательствует князь. А ведёт процесс — тысяцкий. Кому-то из них?

Это только то, что нашли археологи.

В Новгородско-Суздальском пограничье всегда... неспокойно.

Поэтому начштаба — к завтраку.

Глава 405

По той же стороне стола, по левую руку от князя... что-то сильно блестящее.

Сверху... наверное, это называют "клобук". Вот это — нахлобучивают. Таких, конкретно, прежде здесь не видал. Довольно высокий белый цилиндр без полей с трёх-хвостой накидкой. Два хвоста перекинуты на грудь, средний висит по спине. Некоторые русские святители древности носили белые клобуки: святые митрополиты Петр, Алексий, Иона, Филипп...

Но здесь вижу знакомое... знакомую морду. Отнюдь — не святого митрополита. Но — претендует стать. Федя Ростовский.

Факеншит! Братец Андрейша подстроил мне подлянку. Блестящую.

На выпущенных вперёд концах куколи сверкают золотом вшитые эмали: Рождества и Вознесения Иисуса. Эти же сюжеты будут на "Наплечниках Боголюбского" — подарочных плечевых браслетах, присланных Боголюбскому Барбароссой.

Чуть ниже, на самих концах — шитые золотом изображения шестикрылых серафимов. Над лбом епископа на белом маковеце клобука горит синим огнём бриллиантовый крест.

Хорошо Феденька ободрал Залесье: почти догнал шапку Московского патриарха из 21 в.

Ниже простенько: белый подрясник. Длинное, до пят, с наглухо застёгнутым воротом одеяние с узкими рукавами.

Епископ совершает все богослужения в подряснике, на который надевают святительские ризы. Риз нет — всё скромненько. Чисто на "пати" с утра зашёл. Если не считать золотого шитья по узкому воротничку и, куда более широкого, по рукавам. И не замечать белого шелка самого одеяния.

Подрясник — нижнее одеяние. У монашествующих он должен быть чёрного цвета. Но Федя... он же архипастырь! Причём — внесистемный: на Киевского митрополита наплевал всеобъемлюще. В том числе, наплевал и на уставную форму одежды.

В руках — чётки. Несколько непривычной древней формы: замкнутая лесенка, состоящая не из "зерен", а из янтарных брусочков. Называется "лествица" или "лестовка". Духовно означает лестницу спасения, "меч духовный", являет собой образ непрестанной вечной молитвы.

Должна быть из деревянных брусочков, обшитых кожей, или материей. "Должна" — кому? Федя в долгу — только перед ГБ. ГБ — не возражает, долгов — не взыскивает. Какие вопросы, православные?

Дальше висит наперсный крест. Для священников в Русской Православной Церкви — нетипично. До ХVIII в. только епископы имели право носить наперсные кресты. Что Федя и делает. Крест прямой ("крыж") золотой, толстый. Похож на два, сбитых вместе поперёк, казначейских бруска золота, только тоньше. С рельефным изображением распятого Спасителя на лицевой стороне и надписями в верхней части: "Гдь, Црь, Слвы" ("Господь — Царь Славы") и в концах широкой перекладины "IС, ХC" ("Иисус Христос"). Что писано по-еврейски — одними согласными... А шо ви хочите?

Чуть выше — панагия. Отличительный знак епископа. Тут — в золотом окладе, изукрашенная рубинами и сапфирами, маленькая икона Богоматери с младенцем, округлой формы.

В 21 в. епископы носят две панагии. При надевании первой диакон говорит:

"Сердце чисто созиждет в тебе Бог, и дух прав обновит во утробе твоей, всегда, ныне, и присно, и во веки веков".

При надевании второй:

"Да отрыгнет сердце твое слово благо, глаголеши дела твоя Царевы, всегда, ныне, и присно, и во веки веков".

Уж не знаю, что дух обновил в утробе Фединой, но он сыто рыгнул. Хорошо, что желудком, а не сердцем.

Снаружи не видать, но к таким декорациям вполне уместен и реквизит типа гребень архипастырский. Например:

"Гребень для волос (арт.26844) Бивень мамонта, натуральные камни, деревянный футляр. Ручная работа. 245 000 руб"

Пересчитаем в серебро по 32 р./г. Мда...

А вон у стенки служка монастырский стоит, посох епископский держит. В ценах 21 в. — миллиона полтора деревянных. Годовой гос.бюджет Суздальского княжества. Забрал палочку, продал пристойно и всем податным — на год освобождение от налогов.

А ежели Феденьку раздеть — можно и на три года. А ежели выселить с конфискацией...? Факеншит! Как бы не тридцать лет! Всему Залесью, а не отдельным слободам на пустошах да в неудобьях...

* * *

Коллеги! Знакомо ли вам слово "секуляризация"? — Не-не-не! Я ж чисто спросить! Я ж понимаю, это ж святое! Нашенское! Русское, православное, исконно-посконное! Родненькое! Панагия с рубинами, чётки с тысячей янтарных "ступенек"... Как же без этого на "Святой Руси"?! Молитв же не посчитаешь!

Только зачем Господу тысяча одинаковых, монотонно повторённых молитв? Он настолько тупой? С одного раз не понимает?

"...монетизировать или узурпировать веру — абсолютное зло. Использовать веру в политических играх — абсолютное зло, обесценивание веры и надругательство над людьми и человечеством".

Вот именно этим "абсолютным злом" (по оценке священника 21 в.), занимается вся "Святая Русь", всё средневековое человечество.

Приведённая цитата — смертный приговор. Сказавшему такое здесь. Ересь с гос.изменой пополам. Смертельный исход гарантирован: русские иерархи "выписывают" за такие мысли сотни ударов кнутом. Хотя для смерти достаточно и десятков. Но — чтобы с гарантией. А государи рубят головы. Или жгут живьём на кострах.

"Надругательство над людьми и человечеством" — суть большей части истории. Почти всех конфессий, почти во все времена. Всякий попаданец, вляпавшийся чуть глубже отдельных веков в отдельных местностях, становится, по факту вляпа, соучастником этого "надругательства", одним из творцов того или иного варианта "абсолютного зла". Просто потому, что "все так живут". Ввиду отсутствия "здесь и сейчас" пресловутых атеизмов, гумнонизмов, либерастий и дерьмократий.

Янтарные чётки "лествицей" — красиво, богоугодно. А голодовки каждые 8-10 лет, когда неубираемые трупы лежат на улицах русских городов — некрасиво. Но тоже — богоугодно. Ибо покарал Господь грешников за грехи их. Кара Господня... она ж завсегда правильная! Кем-то, где-то, когда-то, за что-то... заслужена. Главное: жрать надо меньше! Смердам. Тогда золотое шитьё — и по подолу епископского подрясника образуется.

* * *

Между Федей, увлечённо перебирающим что-то в блюде с рыбой пальцами с драгоценными камнями так, что от той щуки запечённой — солнечные зайчики по стенам в семь цветов, и боярами с моего края — ещё два персонажа.

Один из духовных. Поскромнее: одежонка белая, но из шерсти.

На голове скуфейка скромненькая. Деталь одежды для попа или дьякона — обязательная, снимается только при отходе ко сну и перед богослужением. Назначение — прикрывать гуменцо. После рукоположения в священный сан ставленники немедленно выбривают волосы на голове в виде круга (гуменцС), что означает знамение тернового венца.

Феденька — рыбку ковыряет, а сосед на него взгляды кидает. Кабы взглядом можно было дырку сделать — Федя уже давно насквозь бы просвечивал. Как решето.

С другой стороны, с обычным своим выражением лица степной каменной бабы, Феденьку рассматривает Боголюбский.

Последний в этом ряду, географически — в середине... Портоса с бородой представляете? — Ну, типа, да. "Во на во" и шерсть лопатой. Сидит — будто лом проглотил. В отличие от остальных — чувствует себя не в своей тарелке. А также — не на своей лавке, не за своим столом, не в том месте и не в то время. Какое-то... попандопуло приблудное.

На столе... не густо. Вижу студень с чесночной заправкой, две миски с квашеной капустой, кислые щи, миска каши гречневой и миска — пшёнки, рыба печёная на блюде. У детей — молоко в кружках, у взрослых — квас. Спиртного... и не видать, и не слыхать. И на столе, и на запах.

Запах... есть. У окон и дверей стоят половцы. Охрана княжеская? От них пахнет... факеншит! Чем может пахнуть от степняка?! — Конём, конечно. А совсем не степью, как вы подумали.

Кроме сидящих за столом, ещё куча народа стоит. Стольники у каждого едока за спиной. Пара чашников — квас наливать, пара старших слуг — стольник с кравчим — со стороны надзирают и обозревают. У стенки пара... ярыжек жмутся, ещё трое в монашеских одеяниях — служки. Ну и мы тоже... место занимаем.

Ну что, Ванюша, огляделся? Теперь давай песни играть да мозги завивать.

— Здоровья тебе, княже, и долгих лет. И всей честной госпОде.

Поклон сдержанный, кивок головой глубокий, спина прямая, но плечами поклон обозначил, шапка снята, рука к сердцу. Поклон не сильно младшего, но — старшему. Уважение с почтением без подчинения. Почти равный, но без претензий. Низкопоклонство — чисто ну очень тонким намёком.

Я бы ещё, для выражения приязни, кудрями тряхнул, да нечем.

О-хо-хо.... Эти средневековые этикеты... Я в них — как свинья в апельсинах. Против Андрея, который все эти... манёвры повидал и в греческом варианте, и в половецком, и в святорусском, и в... Одна надежда, что он мои промахи простит, сделает вид, что не заметил. А не сделает вид — так я сам пошлю. Я дело делать пришёл, а не коленца выкаблучивать.

— И тебе здоровья. Воевода Всеволжский. По добру ли дошли?

Снова куча оттенков, которых я не понимаю, куда смотреть, что думать — неизвестно.

Да, факеншит же! Мне по пытошным застенкам гулять — привычнее, чем на государевом приёме речь держать!

Застолье пребывает в полной нейтралке. Зацепление мозговых шестерёнок... Наверняка — полным ходом. Но без внешних признаков. Никто не рискует не только высказать своё мнение — хоть бы обозначить отношение к происходящему.

Хозяин к гостю как? Дружественно или враждебно? Гостю улыбаться надо или скалиться?

Приём идёт в малой трапезной. Значит: Ванька — не государь, даже не посол серьёзной державы типа княжества Рязанского. Приём идёт утром, что есть указание на низкий, мелкий статус встречи — серьёзные люди приходят к обеду. Нету кучи атрибутов, слуг, вещей, словесных оборотов, свидетельствующих о важности гостя.

Но за столом — все мужчины княжеской семьи. Что уже само по себе... Но нет женщин и детей — не по-родственному. За столом епископ и важные воеводы. Но далеко не все. Окольничих, к примеру — ни одного.

Всем известно уже и про вчерашний наш с Андреем визит к Манохе, и на пристань с невиданной лодочкой, и про мои разборки у Лазаря на дворе. Да за одно последнее — за убийство людей вольных! — любой должен уже в кандалах перед судом стоять! А я стою вольно и в трапезной.

За стол не зовут. Но и собак не спускают.

У меня такое чувство, что я здесь для Андрея так, повод для чего-то. Что он играет какую-то свою, ко мне мало относящуюся игру. Игры. Несколько сразу. И понять это я смогу, если смогу — только частично и сильно потом.

Ну и фиг с ним. Наше дело — откатать обязаловку, и хай воно горит.

— Благодарствую, Андрей Юрьевич, дошли — добре. Дозволь подарить тебе наши подарки скромные.