Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

Надоедает это всё.

Четверо мужиков, выскочивших с другой стороны двора с топорами и ножами, не успели добежать до места "общего веселья". Мгновение растерянно смотрят на нас, потом один вдруг набрасывается на стоящего рядом с ними, возле конюшни, куда увели наших лошадей, Лазаря. Страшно кривя морду орёт:

— Не подходи! Зарежу!

— Не подхожу, зарежь.

Равнодушно смотрю на татей, вытираю клинок о тряпьё убитого, развалившегося на земле у моих ног.

— Не подходи! Отойди от ворот! Дай уйти! Уйдём — отпустим! Нет — в куски порежем!

Резан и ещё один человек с топором стоят в воротах. С Резаном от Стрелки прошлым летом уходило двое из той тверской хоругви. Один умер зимой, другой отпросился домой. Новеньким веры у меня нет. И тому, что сейчас рядом с Резаном стоит — тоже.

— Выбирай, дядя. Отпускаешь боярина целым — и сами целыми будете, его в куски — и вас на сковородку. Со двора вы не уйдёте. Смерти себе ищете — режьте. Но потом — не взыщите. Прозвище-то моё слышали? "Зверь Лютый".

И это — попадизм?! Это прогрессирование всего человечества?! Это спасение сотен тысяч детей, дохнущих в здешних душегубках?! Возвеличивание Руси?! Рост благосостояния и в человецах благорастворения?! Что это, коллеги?! — Это жизнь, Ванечка. Это жизнь в той куче дерьма, которое красиво и эпически называют "Святая Русь".

Польсти себе, попандопуло: только что эта восьмимиллионноголовая куча уменьшилась на три воньких катышка. Сейчас, наверное, ещё на четыре уменьшится. Трудовые подвиги ассенизатора.

"По весне, в прекрасный тёплый день.

Проскакал по городу олень".

Нет, олень по Боголюбово — не скакАл. Но кое-кто из присутствующих — скАкал.

Правильная кредитная история... в смысле: "лютозверская" репутация — очень полезная вещь. Некоторым дурням — и жизнь может спасти. Тати перебурчали между собой. Державший нож у горла стоявшего на коленях с закрытыми глазами Лазаря, что-то заорал в раздражении, направил нож в лицо одному из подельников, убрав его от Лазаря. И получил в печень убедительно широкий клинок другого "товарища по скоку". После чего Лазарь, потеряв сознание, свалился в одну сторону, а его обидчик — в другую. Но оба — в одну и ту же навозную лужу.

Лужа, знаете ли, неширокая, неглубокая, но длинная — на пол-конюшни. Есть место и двоим поплескаться.

После чего остальные покидали туда же свои железки и стали на колени. Теперь ножи придётся доставать и отмывать. И моего посла — тоже.

Коллеги, отмывать своего верного сподвижника от конской мочи слабой концентрации — это как? Уже прогрессорство?

— Николай, тащи наручники. Со страдальцев лишнее барахло долой. Пристёгивай их. Э... правую руку — к левой лодыжке. Через задницу. И пусть у забора посидят — погребов свободных больше нет.

Пристёжка типичная, британская. "Бобби" любят так демонстрантов, особенно — из числа либерастов и дерьмократов, успокаивать. Хотя у меня модификация: британцы используют одноимённо-сторонние конечности. По некоторым наблюдениям, королевский вариант "поставить раком" — позволяет довольно далеко убежать. Мой — обеспечивает большую стабильность субъекта в пространстве.

Надо заметить, в произошедшем я нахожу немалую выгоду. Вооружённое нападение на господина, боярина, позволяет списать все предшествующие жертвы на необходимую самооборону и наведение законного порядка. Мы же в городе — необходимо учитывать точку зрения правосудия в формате "Русской Правды" — все убитые свободные люди. Виры там должны быть. А так... Тать, убитый на твоём дворе — не основание для суда.

Вот если ты его повязал, а уж потом прирезал — нехорошо. Я это ещё в Рябиновке проходил.

— Резан, как так вышло, что вы целый разбойный ватажок в челядь взяли?

— Дык... ну... ну я вас, злыдней! Эта... Боярин велел. Сосед один ему посоветовал. Тоже боярин, из здешних. Люди, де, добрые, верные. А Лазарю, де, челяди мало, не по чести. Сосед-то через день здесь бывал, ласковые разговоры разговаривал. Другие-то всё больше волком глядели, сюда-то и не заглядывали. В разных делах мелких помочь давал. У нас-то по первости... Опять же... дочка у него на выданье. Чуть не сговорились, да Цыба упёрлась. Ну... типа... без матушкиного благословения — никак.

Дети. Два ребёнка: старый да малый. Пеньки лесные. Неужто не понятно, что "группу лиц" можно брать в службу только в конкретных, довольно экзотических ситуациях, что её обязательно надо прокачивать? Что рекомендации соседей в наших условиях...

Не греши, Ванюша. То, что к любому представителю любой здешней элиты нужно применять двойную норму презумпции виновности, именно что без "не-", в отличие от одинарной для всех остальных, ты сам дошёл только путём мучительных размышлений над грядущей судьбой мордовского народа.

Лазарь с Резаном — нормальные русские люди. С ощущением общности, солидарности, с уважением к вятшим, с авторитетом старших, братством всех православных во христе. Они не могут, не воспитано в них — ожидать подлянки от каждого. От каждого "своего" — особенно.

"Мы ж среди своих!".

То-то и страшно.

— Ты, кудлатый. Поднимай задницу, ковыляй сюда.

Затащил приглянувшегося мне разбойничка в дровяной склад, закрыл двери, поставил скрюченного чудака поудобнее и... Нет, не то, что вы подумали, представили и вообразили. Просто спросил.

Да, людишки — "лихие". Причём дальние — Волжские. Такого... диверсифицированного типа. Чуток разбоя, чуток торговли, чуток охоты. Лазали за Волгой, вели кое-какие дела с упомянутом соседом Лазаря. Прошлый год для многих на Волге был неудачен — война. Попросились к своему контрагенту на постой. А тот подкинул им службу. У Лазаря.

Дальше начинаются непонятки невнятные: мужик явно врёт, говорить о конкретных делах не хочет. Эх, нет со мной Ноготка! Самому поковыряться...? — Я у Ноготка, как-то между прочим, кое-чего поднабрался. Но — невместно. Не должен "вятший" — смерду самолично шкуру драть да кости щепить. И опять же: у меня прогрессорство стынет! Этногенез выкипает! Надо, надо всегда брать Ноготка с собой. В русских землях без палача — как без рук.

Вечерком засиделись допоздна: с Николаем по списочку — ещё разок, по подаркам — ещё разок, с Лазарем, чуть оклемавшимся — по делам кое-каким его подробненько.

Однако, дело к полуночи, пора и честь знать. Завтра — день будет, завтра — докуём.

— Господине, тебе девку посветить в опочивальне — какую слать? Толстую или тощую?

— Не надо Цыба, сама проводи. Заодно и расскажешь — как вам тут живётся.

Она свечку несёт. Показывает, где в тереме чего. Привела, лампадку перед иконой запалила, свечку прилепила, покрывало с постели откинула и к двери. Замерла и стоит, глаз не поднимает.

— Цыба, я гляжу у вас свечки-то восковые, да воск худой. Почём берёте-то?

— Это... берём... да...

И начинает раздёргивать платок. Потом вздёргивает подол и снимает платье. Так это... все три одёжки — рывком ворохом. Глянула по сторонам, кинула комом на лавку.

— Господине. Ванечка. Заскучала я по тебе, истомилася...

Я как-то... на этот счёт... не задумывался. Денёк сегодня... из запредельных. Я, конечно, парнишечка крепенький, "мышь белая, генномодифицированная". Но у такой же "мышки" под топором походить... Однако ж — хороша! За последний год — чуть пополнела, налилась. И ведь знает, забавница, как встать, как глянуть. Так и замерла.

Ну что сказать — зрелище приятное. Свечка, и вправду — дрянь. Огонёк пляшет. Но от этого даже лучше: динамика игры света на обнажённом красивом женском теле... И ножки очень даже...

— Дозволь, господине, тебя ублажить-порадовать. А вот кафтанчик твой сюда положим, чтобы не смялся, не испачкался, а сапожки твои... э-эх!... снялся... а другой... а вот поставим аккуратненько... а поясочек твой... где ж тут?... А вона... И рубашечку уберём-снимем, потом политую, солнцем гретую, пылью припорошенную... О! Вижу-чувствую, не забыл мил дружочек своей подруженьки... о как разгорелося да затвердилося... А давай окошечко приоткроем да воздуха свежего впустим... а давай я сюда на лавочку — коленочками... тебе как? Вот и славненько... Я тут пошумлю-покричу малость... Тебе — не в упрек, себе — в удовольствие... О! А! О-о-о! Хорошо! Хорошо-то как! За весь год — первый мужик нормальный! Хоть один — от души пашет, не кривым сучком ковыряется! ...бёт, а не дразнится! Ох, глубоко! Ох, достал! Ещё! Ещё, Ванечка! Ещё миленький! Ой, славно! Ой хорош уд мужа доброго, не огрызок недовыросший! Сильнее! Лишь с тобой с одним — по-настоящему! Не детва сопливая да гоноровая, муж могучий да искусный! Ох и мастер же ты Ваня! Мастер-мастерище — здорово ...ище! Ай! Ой! У-у-у! Ещё-ещё-ещё! Ай! Ай! У-ё-ё-ё-й...! Уф.

Ну и текст она гонит! Несколько... просветительский. Мне, конечно, лестно, но как-то...

— Цыба, я чего-то не понял: кто тут кого...?

— Сейчас, господине. Только окошко закрою. Ну вот, теперь хоть режь, хоть бей — во дворе не услышат. Коль ты меня поял — мне бесчестия нет.

Так. Что-то я от "Святой Руси" отвык. Как-то мне... другая связка между этими понятиями казалась...

— Господине, ты велел мне в опочивальне посветить. Ну и вот... по обычаю... как с дедов-прадедов заведено...

* * *

Быстренько закапываюсь в дебри местного и сиюминутного "эжоповского языка" и вспоминаю. Наш, великий, могучий, всепогодный и вездесуйный. Именно его: русский язык.

"Ублажить" — в смысле оказания сексуальной услуги — понятно. "Греть постель" — слышал. Есть и ещё ряд иносказательных выражений близкого смысла. Типа: "взбить перину", "потереть спинку" или "посветить в опочивальне".

* * *

То-то Лазарь с лица свалился, в смысле: спал, когда я велел Цыбе мне посветить.

— Так ты б не ходила.

— Как это?! Это ж хозяину дома — прямое бесчестие! Что у него — служанки своевольничают. А уж после сегодняшнего... Он же не возразил! Стало быть — согласен. Стало быть — его воля.

Во, блин. Скажи — бесчестие, промолчи — аналогично. После сегодняшнего инцидента, когда я ему публично жизнь спас... Хотя, чисто между нами — я же сам конфликт и спровоцировал. Можно ж было мягче всё сделать.

Лазарю нынче отказать мне хоть в чём — прямая и явная неблагодарность. А это — точно "потеря лица". Бесчестие. Помимо яркого осознания собственной глупости, никчёмности и к делу непригодности.

Опять же — святорусский обычай. Лазарь — за старину держится. По "Закону Рускаму" жить стремится.

* * *

По традиции хозяин обязан предоставить гостю "постельную грелку". Причём, статус гостя в глазах хозяина сложным образом накладывается на иерархию женщин в усадьбе. Личные предпочтения гостя, всякие там внешности, физические, моральные, возрастные подробности "грелки"... учитываются, конечно. Но очень вторично. И срабатывают — нелинейно.

Типа: в одном доме нашёл в постели "квашню расползшуюся" — честь великая: "самая у нас толстая баба!". Толстая — значит красивая. В другом доме такое же — оскорбление: старуху корявую, никому ненадобную, бросили. "На — и утрись".

Отказываться нельзя — позор. "Не стоит". Слаб гость, не годен.

По сути: обязаловка. Изволь, гостюшка дорогой, делом доказать своё жеребячество. Оно же — мужество, оно же — правоспособность и боеготовность.

— Доктор! У меня беда: не встаёт.

— (Доктор в панике): А кого вы здесь, в моём кабинете, собрались...?!

Здесь — паники не возникает, здесь все "с младых ногтей" знают — "всех!". Однозначно. "Как с дедов прадедов заведено бысть есть".

Допускается освобождение по возрасту. Но здесь столько не живут. По ранению, по болезни, по пьянству до состояния общей неподвижности. Усталость от похода воспринимается как отговорка и сопровождается немедленным встречным вопросом:

— А в баньку?

Ссылки на церковные запреты и каноны воспринимаются как странность, манерничанье и приводят к отчуждению — "не наш человек". А уж указание на моральные устои, типа: у меня своя законная есть — как оскорбление.

— Ты чего, считаешь, что у нас ничего приличного не найдётся?! Возгордился немерено! Смотри — за гордыню-то господь наказует!

* * *

Цыба шустро влезла в своё трёхслойное платье и принялась заматывать платок.

— Ты бы сказала. Ну, типа: не в настроении, устала, голова болит или просто...

— Ежели бы ты меня отсюда так выпустил, не огуленую — мне бесчестие. Побрезговал, де.

* * *

Это обязалово с другой стороны.

Выбранная хозяином или хозяйкой, в больших домах — старшим слугой, женщина должна качественно обслужить клиента. Не — "абы как", а с восторгом и удовольствием. Отсутствие в русском боярском доме качественной шлюхи воспринимается как бедность, запустение боярского рода. Не многим менее, чем отсутствие породистых жеребцов на конюшне или изукрашенного оружия на стенах парадных комнат.

Особая тема в "русском гостеприимстве": из каких пришлют?

Времена, когда в постель гостя, более-менее добровольно, отправляли всех подряд, начиная с хозяйки дома, с приходом христианства... несколько отодвинулись. Не прекратились, конечно. Эпизоды из похождений Григория Распутина, например, тому свидетельства.

В русской поздней классике есть милый рассказ о переживаниях молодого столичного ревизора-карьериста, которого совратила губернаторша. И он, как честный человек, смущённо закрыл глаза на наблюдаемое в губернии воровство и казнокрадство её супруга. Ломая, таким понятием "чести" — собственный, столь желанный ему, карьерный рост. Вопросы измены государевой присяге и службе, торжества беззакония, как и мысли об обнищании соотечественников в данной губернии — даже не возникают.

Но оттенок массовости, обычности, даже — обязательности осеменения хозяйки каждым гостем — утрачен. В отличие от, например, нынешних обычаев моих лесных племён от Стрелки до Чукотки.

Однако не-члены семьи хозяина, не — "чады", но — "домочадцы", как вольные, так и невольные — вполне в группе "подстилаемых".

Если же к отношениям гость-хозяин добавляются отношения начальник-подчинённый, то ограничений и вовсе нет. Тут уж "ублажить" — общественный подвиг.

Кстати, и в 19 в. — сходно:

"Что гусей было перерезано, что кур да баранов приедено, яичниц-глазуний настряпано, что девок да молодок к лекарю да к стряпчему было посылано, что исправнику денег было переплачено!".

Исконно-посконный русский обычай: дача взятки женским телом. Неоднократно, группой, по предварительному сговору, с целью оказания давления на исполнение правосудия. В общем ряду кур, баранов, яишниц, но — дешевле денег.

* * *

— Понял. Ты пошла — потому что он ничего не сказал. Ты дала — потому что сюда пришла. Так. А зачем ты этот... представление с криками в окошко устроила?

— Позлить миленького захотелось. А то он много об себе понимать начал. К просьбам моим невнимателен. А теперь... вся дворня наслышана. Что у меня и получше мужички бывают. Я ж для тебя все кусты свои сбрила. Мой-то так этого не любит! Колко ему, вишь ты! А теперь... хоть зубами скрипи, а выше головы не прыгнешь.