Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

— Лжа!

— Фу, Андрейша, ты повторяться начал. Долбишь... как дятел сухую осину. Опровергни или прими. Мы не дети, чтобы горлом брать.

— Трое... Что за мужи были?

— Ушкуйники. Их ушкуй в походе за нами полдороги шёл.

— Ладно. Сыщу. Проверю.

— Вряд ли. Два ушкуя — этот и второй, прозываемый "Рыжий", при возвращении из похода отстали и, как всё войско прошло, напали ночью на Стрелку. Пожгли-пограбили. Пришлось сбегать за ними вдогонку. И находников — истребить. Ушкуи — у Стрелки стоят, можно глянуть. Насильники, мною порубленные, в земле за год сгнили, сотоварищей их — раки в Волге съели.

— Хвосты рубишь?!

— Отнюдь. Своё майно оберегаю. Да и по Указу — по твоему Указу! — мне велено на Волге шишей и татей выбить. Волю твою сполняю, светлый князь Суждальский.

— Та-ак... Тех первых трёх... говоришь, зарезал? Почему сразу не сказал?

— Про что?! Про то, что трём... собратьям по оружию, боевым товарищам, воинам православным — хрипы перервал? Так ты б меня сразу, там же, на полчище Бряхимовском и — под топор!

— Лжа! Анна про такое не сказывала!

— Тю! Ну ты... Для неё такое сказать — проще сразу в омут. С камнем на шее и с ребёночком на руках.

— Лжа... Всё едино — лжа...

Мне что, опять Штирлица цитировать?!

"Как вы могли... на полном серьёзе... после стольких лет в СД... при моём опыте работы в разведке... отпечатки на рации... русский резидент...".

Слово "резидент" — Андрей Боголюбский точно не поймёт. Поэтому — чуть иначе. Но тоже... "Не — ваша, Штирлиц, русская, а — наша, герр Мюллер, русская".

— Я говорю правду. Но доказать — не могу. Ты мне не веришь. Но доказать — тоже не можешь. Давай подумаем: какие могут быть в этом деле надёжные свидетельства? К примеру... Оставь у себя нашу ясыню. В смысле: Анну. Если ты будешь её так... плотно пасти, и она родит второго ребёнка — я неправ. В своих предположениях о тебе.

Ну, соглашайся! Тогда я "на коне" — если летописи не врут, то детей у Анны больше не будет!

Фиг. Облом:

— Это ж сколько ждать! А ты, покудова...

Факеншит! Ну и плевать. Формулировать варианты — основа для анализа поведения сложных систем. И — не очень сложных. Типа благоверного русского князя.

— Другой путь: заведи себе гарем. И трахай их по три раза на день. Только надзор обеспечь. Через 2-3 месяца — уже ясно станет. Как бабы блевать стаей пошли — всё. Ты — отец-молодец, Ванька — гад-подлец. Тащите плаху.

Ну это... ещё надо посмотреть. Я ж — не утверждаю, я — только предполагаю. В Янине из-под топора — выскочил, выскочу и сейчас, уговорив Андрея на "осеменительный эксперимент". А там, глядишь, и...

"Бог троицу любит" — русское народное наблюдение. Сегодня он меня пятый раз пытается послать на плаху. Следующее "народное число" — семь. Есть кое-какой запасец.

Пока же — продолжим. Предлагая варианты и аргументы.

— Третий путь... Ты жонкиных слуг проверил? Не верю я, что в такие игры можно вовсе без звона играть.

Андрей недовольно фыркнул. Мотнул головой, отставил к стенке посох. Расстегнул ворот своего кипчакского халата с широкой меховой опушкой, слазил за пазуху, что-то там поправляя, звякнул. Точно: "меч Святого Бориса" — не единственная его... штучка. Попытался занять "позу ямщика". Не понравилось — откинулся на стену.

— Когда ушёл я, противу воли отца моего, из Вышгорода, то многие слуги — и из моих, и из её — испугавшись гнева Великого Князя, от нас убежали. А иных мы и сами прогнали. Вокруг Улиты — всё люди новые, не более 5-6 лет служат. Потрогали мы кое-кого... Бестолку. Прежних сыскать... сыскали. Но не всех. Да и померли иные. А кто попал... Кто?!! Кто у неё в полюбовниках был?!! Говори сучий потрох!!!

Я... извиняюсь за подробности — чуть не обделался. Мгновенный переход от спокойного, пусть и напряжённого, но — рассудительного тона к вспышке бешенства, к яростному замаху посохом...

Мда...

Посох — не меч. Габариты другие — за потолок цепляет. Но само намерение нашего "святого и благоверного"... динамика с моторикой... длина радиуса вкупе с центробежностью массы... — впечатляют.

А у меня — реакция хорошая. Только он удивился — почему у меня голова ещё целая, а у меня уже — опля! — на голове скамейка.

Как-то это всё... не героически. Один из лучших мечников "Святой Руси" — в цель не попал, за потолок зацепился, самая светлая голова всего средневековья — на полу сидит, лавкой принакрывши.

— Ха... А ты шустёр прятаться. С перепугу-то.

— А ты, Адрейша, здоров землю копать. Вона сколь с потолка вывалил.

Оба, стряхивая пыль, в крайнем смущении снова расселись по своим местам.

— Ты жену-то расспросил? Неужто Улита у Манохи всех не назвала?

— Не спросил. Дурак! Не понимаешь ничего! Как я могу супругу свою венчанную на пытки отдать?!

— Да ну?! А если я прав и измена была?

— А если нет?! Язва ты... душу мою сомнениями разъедающая... Да и не просто взять её было — я с похода пришёл, а она уж схиму приняла. Епископ на пристани молебен за победу отвёл и сразу поведал: "Жонка твоя к благодати божьей устремилася. Просветила её Царица небесная. Принесла, раскаявшись и очистившись, обеты нерушимые, приняла и власяницу на тело белое, и клобук на главу скорбную". Поклон мне да сыну благословение от неё передал. А она уже, за неделю до того, удалилася в лодии епископской в келию свою, в монастырь, что в Ростове Великом.

— И что ж, ты так это и спустил?! Позволил, чтобы жену твою...

— Что позволил?! Противу Богородицы восставать?! Противу души человеческой очищения и к царству божьему приуготовления?! Да и не до того было... С похода пришёл — великое множество дел спешных собралося. Думал чуть уляжется — тогда уж... А тут Анна говорит: в тягости она. Ну, думаю — хоть этот-то мой. Бог с ней, с Улитой. Она ныне крёстным именем прозывается — Софья. А, всё едино дознаюсь. А пока жениться надо. Чтобы сынок не на стороне нагуленным родился — у супругов законных, венчанных. Не было у неё никого, кроме меня! Окромя того часа... Вот же как господь судил... Иная — годами и с мужем, и с соседом, и с прохожим-проезжим, а понести не может. А эта... Слышь, Ванька, а может ты врёшь? Ты уж признайся, не томи душу скорбную.

— В чём, Андрейша? В том, что третьего ушкуйника — прям на ней зарезал, из между ляжек её — дурня выдернул, а у того — с горла кровища хлестала, с конца — семя капало?

— С-с-с-сволочи...

— Да ладно тебе. Не мною сказано: "И про отца родного своего, ты, как и все, не знаешь ничего".

Конечно, можно притащить в Боголюбово мою Марану. Чтобы она провела эксперимент своими колдовскими средствами. Но, во-первых, я её методику не знаю. И совершенно не уверен в достоверности. Для меня, похоже, её выводы верны, но насколько это применимо к другим людям?

Нажал одну кнопку — лампочка загорелась, нажал другую — "хрен с ней, с Америкой". Действия — схожие, результаты — разные.

Во-вторых, Андрей Маре не поверит. Просто потому, что она — "мой человек". Помимо — чертовщины, волшбы и отсутствия у неё души христианской в форме регулярных исповедей с причастиями.

Глава 401

А как нам, коллеги, такая мудрость: "Единственным критерием истины является опыт"? — Это кто? — А, Леонардо да Винчи.

"Да-винченно" — не "да-винченно", а дуй, Ванятка, быстренько в аптеку за виагрой, и будем посмотреть, как у Андрея встанет его "опыт", на... на множество подходящих "критериев".

— Получается, Андрейша, гарем. Лишь бы — с контролем. В смысле — без посторонних контактов. И, через несколько месяцев, ты точно будешь знать.

— Нет. Это для жены моей — бесчестье.

Для какой жены?! Для этой... "ясыни"?! Которая... которую... Эмир Ибрагим тогда смеялся: "русские на обноски падки". Да тут, на "Святой Руси" у каждого всякого вятшего...!

— Ты ж сам про отца своего Юрия Долгорукого, сказывал, что у него по паре ублюдков в каждом селе! От Старой Ладоги до Канева! Да ты ж сам по-молоду...!

— То было прежде. То я не женат был. А ныне... грех. Паскудство и непристойность.

Та-ак. Облом. Я, конечно, знал, что Боголюбский — человек твёрдых принципов. Но чтобы и в этом поле...

* * *

Чему есть подтверждение в показаниях рентгенолога. Понятно — не нынешнего, не 12 века. Но профи и по костям может и из 21 века кое-что сказать о моральных ценностях человека.

"По состоянию скелета следует признать, что он принадлежал человеку темпераментному, легко возбудимому, с живой фантазией, склонному быстро впадать в расстройство и бурно откликаться на самое незначительное раздражение. Несколько покатый лоб сообщал лицу выражение жестокости, а в минуты гнева сверкающие белки создавали впечатление свирепости. Этому человеку было за шестьдесят, но выглядел он моложе своих лет. Окружающие считали его заносчивым и спесивым. Он не избегал драк и в пылу схваток обнаруживал недюжинную силу и храбрость. Нравственный облик этого человека не был омрачен распутством. Надо полагать, что он щадил честь женщины и хранил верность супруге.

Его предательски убили. Только один удар был нанесен противником спереди, остальные наносились сбоку и сзади по лежащему телу различным оружием: рубящим — саблей или мечом, колющим — вероятно, копьем. Роковой удар последовал сзади. Рубила опытная рука: она срезала часть лопатки, головку и большой бугор левой плечевой кости. Обильное кровотечение лишило жертву сил сопротивляться, но нападавшим этого, видимо, было недостаточно: целью нападения было не ранить, а во что бы то ни стало убить. На беззащитную жертву сыпались ошеломляющие удары сзади. Человека, лежащего на левом боку, рубили мечом и саблей...".

У каждого человека — не только у турок — в голове есть костяное "турецкое седло". По форме которого можно судить о состоянии "наездника". Который, в немалой степени, управляет поведением человека.

Здесь есть деталь, противоречащая летописи: судя по костям, Андрею отрубили левую руку, а не правую.

Это описание по скелету, соответствует моменту убийства, когда ему было 64 года.

"Нравственный облик этого человека не был омрачен распутством. Надо полагать, что он щадил честь женщины и хранил верность супруге".

Я же предполагал сохранение у него юношеского отношения к сексу, так, как оно описано в его "Житии", а оно вона как...

Мда... люди с годами — меняются. Очень не оригинальная мысль. Гарем — отпадает. Жаль.

* * *

— Тэ-кс. Проверять на других... самочках — ты не хочешь. Слова Ану... И её "да" — ничего не значит, и её "нет" — ничего не значит, и если она скажет "не знаю" — это тоже ничего не значит. Улиту... м-м-м... Софью — ты отпустил в Ростов. Расспросить её — ты не можешь.

— Зато я смогу расспросить её... блудодеев! Имена которых ты видел в своих... в своём "свитке кожаном"! Иезикиля плешивая! Кто?! Кто там назван?!

Я задумчиво смотрел на снова входящего в бешенство князя. Сегодняшняя ситуация отличается от нашей беседы в Янине. Но — незначительно. Прежние аргументы, как и тогдашние отмазки — сохраняют актуальность. Я могу назвать имена только один раз. И только в состоянии гарантированной личной безопасности.

— Разговор пустой. Не скажу. Сам не уверен. А дела нынешние показали, что ты мои предположения принимаешь на веру бездумно. И начинаешь сразу... крушить что не попадя. Я такой грех на душу — не возьму.

— Х-ха... А ежели я тебя тут... прикопаю? А? Пожить-то не хочется? Ты ж там, на Стрелке, такие дела начал. Неужто не жалко? Всё это прахом пойдёт.

Злорадство на этой татарской морде... выглядит особенно отвратительно.

— "Неужто?" — Ужто. Жалко. Но я потерплю. Ты меня о смерти и прежде спрашивал. Ты уж запомни наперёд, брат — я смерти не ищу. Но сапоги тебе, или хоть кому, и под топором — лизать не буду. Крепко запомни. А то у нас — что ни встреча — всё одно. Давай, Ванечка, на дыбу да на плаху. Повторяешься, братец. Утомляешь однообразием. И ещё: твои потери будут больше. Вспомни наш разговор в Янине. А теперь, ко всем тогдашним моим словам, которые тебя тогда от казни моей удержали, они ведь никуда не делись, добавь Всеволжск. Он есть, он растёт. Русский город на Стрелке. Меня нет — и его нет. "Всё — прахом пойдёт". И ты — это знаешь. Как и то, что поставить там свой городок — тебе не по зубам. Гороховец на Клязьме — вот твой нынешний предел. Не твой — всей земли Залесской.

Я играю очень опасную игру без чётких правил: сталкиваю разные варианты его логик.

Точнее — его эмоциональных оценок противоречивых логических построений.

Как муж-рогоносец он должен отправить меня на дыбу. Но если бы он был только мужем, он бы не был Боголюбским. Как нормальный русский князь, он должен отрубить голову дерзкому слуге. Только я ему — не слуга. И нормальный князь не додумался бы до такой новой сущности — "Воевода Всеволжский", до проистекающего от этого "пограничного явления" — "вольный город Всеволжск" — выгод. А вот Боголюбский, который не вообще, где-то там, князь чего-то, а князь Суждальский, светоч православия в дебрях лесных, столп закона Рускаго средь племён диких, распространитель границ земли нашей, витязь святой Царицы Небесной...

Кто ты, Андрей? Муж, князь, светоч? Кого в тебе больше? Какая часть твоей сущности — верх возьмёт? Я, несколько идеалистически, делаю ставку на государя, "отца-основателя", столб фонарный — в смысле: столп со светочем.

Ставка — моя голова.

Азартное, должен вам сказать, занятие — играть собственной головушкой.

"Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю...".

На краю бездны человеческой души... очень даже.

Три разных последовательности логических построений завиваются в одну плеть, расцвечиваются полным спектром эмоциональных переживаний, гасят, давят, мешают друг другу. Сбивают оценки рисков и туманят ожидаемые множества последствий.

Теперь к прежнему, из Янина, набору возможных потерь и выгод добавилась цена Всеволжска.

* * *

Постоянная беда не только здешних земель — всего Русского порубежья. И здесь, на Восточной окраине, и на Юге, и в литовских землях — нет людей.

Я об этом довольно красочно толковал применительно к моему Всеволжску. Но это не чисто моя беда — это постоянная забота всякого городка, всякого поселения в любом русском порубежьи.

Нет достаточного количества людей, которые могли бы придти в новые земли, освоить, заселить и, одновременно, оборонить их от врагов. Русская община-"мир" — прекрасный инструмент освоения новых территорий. Самодостаточный, многофункциональный, адаптивный. Но не для их обороны.

В следующих десятилетиях русские князья начнут двигаться. На юг, как Игорь-Полковник к Донцу, уловив ослабление половецких орд, на северо-запад, по Даугаве, как полоцкие князья, здесь, на северо-востоке, создавая и перестраивая Нижний Новгород и Китеж-град. Совмещая боевые победы и основания новых крепостей, покорение местных племён и переселение русских "миров".

Для освоения новых земель необходимо сочетание движения народа и княжеских дружин. Пример неудачности — Муром. Дружины, князья — были. Но не было русского народа. Наконец, плотность русского и обрусевшего населения стала достаточной, но тут княжество поделилось надвое — Рязань в гору пошла. Снова — сил не хватает. И Муром, из первейших, древнейших русских княжеств, не растёт. Нечем.