Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

Прокол! Блин! Ответ на вопрос о дороге должен содержать отсылку к божественному. Типа: с божьей помощь, вашими молитвами, Царицы Небесной попущением... Проспал.

А вот имя-отчество без титула... тут "проверка на прогиб". Он-то ко мне — чисто официально, без имени, "товарищ лейтенант".

Вообще, вот прямо сейчас идёт позиционирование статусов. Официальных. Человеческие между мной и Андреем — уже есть и дальше ровняться будут отдельно. А вот показуха... Причём не только — между нами на людях, но и отношение его людей ко мне. И, соответственно, к моим людям.

"Жалует царь, да не жалует псарь" — русская народная мудрость.

Мне это "не жалует" обеспечено изначально. Просто фактом существования. Но важно, чтобы здешние "псари" своё "не жалует" выражали только шёпотом жене под одеялом.

В голове крутятся всякие... расчёты с предположениями, а язык лепит текст как задумано:

— Как ты знаешь, сам видал, мы люди бедные, новосельные, прибыткам большим взяться неоткуда. Ты уж извини-прости нищету нашу. Подарков дорогих — не сыскать, не выкупить. Зато — от чистого сердца. От него, от самого — вот тебе три блюда больших золотых деревянных.

Поныл, поскулил, "сиротой казанской" прикинулся. И, естественно, последнее слово несколько проглотил. Пока из рук Лазаря вырывал стопку наших блюдов, завёрнутых в платки.

Его ж просто клинит в собрании! Может, ему спиртяшки перед высочайшим присутствием прописывать?

Был у меня знакомый из комсомольских лидеров. Ему врач перед каждым выступлением по 30 граммов медицинского выдавал. Речь по теме: "любовь, комсомол и весна" — только под дозой.

Как же я ухитрился себе такого... "деревянного посла" подобрать? — А что, у меня выбор был?! Боярин — одна штука. Из того и выбирал. Зато — честный. "Зато" — за что? — А за всё! Средневековое сословное общество.

Общество, не всё средневековое, а чисто застольное — лязгнуло челюстями. Возвращая выпавшее — в исходное. Слова: "три блюда больших золотых" — распахивает рты туземцам не хуже, чем динамитная шашка — дверцы простенького сейфа.

Вы что, думаете — я тут понты кидаю? — Отнюдь. В подарках князю не должно быть никаких традиционных товаров. И — ничего в товарных объёмах. В словах — никаких "блюдом кланяемся", "прими подношение". Чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что здесь — именно подарки, выражение личного уважения и доброй воли. Дарение. А не, не дай бог, дань. Или иная форма подчинённости Всеволжска Суздалю.

Это в 21 в. этикетки клепают: это — налог, это — благотворительность, это — кредит на развитие и реформирование, трансферт из федерального центра... В Средневековье просто: раз даёт — значит обязан. Гунны думали, что греки им дань платят, а греки рассуждали о доброте и благосклонности басилевса, выразившейся в помощи диким степнякам в трудном деле приобщения к высотам греко-римской многовековой культуры.

Что такое "золотое блюдо" на "Святой Руси" — я уже рассказывал. Типа... порше в Мухозасиженске. На него можно только смотреть, плакать от увиденной красоты и предполагать, что где-то там, далеко по ту сторону телеэкрана, есть места, где живут люди, которые используют это... эту хрень. По её хреновому назначению.

Все молчат. Но по-разному.

Андрей... — он и настоящие золотые блюда, явно, видал. А после ряда эпизодов общения со мной, после "Ласточки" вчера, он готов к тому, что... что у меня бывают небывальщины.

Народ у Андрея за столом — выученный. Рты открывают-закрывают, но ни слова. Будто караси на воздухе.

Один Глеб, младшенький, не выдержал. Глаза в распашку, голос тоненький, аж дрожит:

— Они чего... они вправду... из золота?!

— Да ну что ты, княжич. Были бы из золота — мы б их не снесли, тяжело. Возьми рукой, полёгай. Они из дерева. Однако и на стене висят красиво, и рыбу не горячую на них положить можно. Только ложкой сильно скребсти не надо.

Народ выдохнул. И обиделся. На себя, что поверили. На меня, что поверили мне.

Ну, на всякий чих не наздравствуешь, гоню дальше:

— Зима была снежная, делать было нечего, вот умельцы мои и сварганили. Красоту такую. Ещё делаем миски, чашки, ложки. Все — вот такого образа. Думаем продавать по городам и весям Руси Святой. Для людям радость да жизни украшение. Ежели надумаешь себе, в дом свой — скажи сколько чего. Тебе, светлый князь Андрей Юрьевич — завсегда в первую голову. И — недорого.

То, что я делаю... За такое бьют. А то — и убивают.

Я пришёл просить милости. Какой-то мутный туземный князёк, пусть и в важном месте, но нищий, может только умолять о благосклонном внимании государя к его нуждишкам мелким. Вместо того, чтобы, помня о своём месте, низко кланяться, просить соблаговолить принять подношения бедные, шкурки пушные, медок лесной... — прими, благодетель ты наш, не побрезгуй отец родной... а уж мы-то тебе!... мы ж за тебя!... мы ж всех-всех затебее!... я выложил на стол невидальщину. Которая их всех потрясла.

Всё, дяденьки, теперь нос передо мной задирать... можно. Только это уже смешно будет. Я вас умнее, искуснее. И вы моё превосходство — уже ощутили.

Важный оттенок: монополия. У меня, не — у вас. Этот товар — я буду делать и продавать. И не только вам. Вы не купить — не можете. Бедность, не по чести. У других — есть, а тебя в дому — дырка. И другим запретить купить не можете.

Начинается гонка визуального выражения вятшизма и гоноризма. У кого какого размера, раскраски, рисунка, формы... Надо не просто иметь — надо иметь первым. Раньше всех других. Которые там где-то обретаются, за границей вашего "Садового кольца", людишки второго сорта.

Я эту стратегию форсированного потребления, обосновываемую не функциональностью, а сравнением социальных статусов, многократно проходил в своё время, те же ай-фоны, к примеру. Важно оказаться максимально близко к началу цепочки продаж. Откуда — "проистекать будет". Цена ставится не от себестоимости, не "по Марксу" — от "затрат общественного труда", а от ёмкости. Ёмкости карманов гоноровых.

* * *

Снова — не ново.

И дело не только в фокусах рыночных игр 21 в., в брендах, трендах и дизайнах. Дело в том, что именно так, на гоноре, строится почти вся средневековая торговля. Потому что, из-за убойных транспортных расходов, основной товар здесь — предметы роскоши. Почти весь средневековый товарооборот — способ почесать эго одного процента населения: аристократии, духовенства, высшего купечества. Обозначить их, внутри-одно-процентный, относительно друг друга, социальный статус. Помассировать их вятшизм, претенциозность, гордыню.

"Почесывание ЧСВ" — не такое новое выражение, как кажется.

"БЩдетъ бо врИмя, егдА здрАваго учИнiя не послЩшаютъ, но по свои?хъ пСхотехъ изберЩтъ себ?? учи?тели, чИшеми слЩхомъ". 2 Тим. 4:3, Елизаветинская Библия.

Фразу: "изберЩтъ себ?? учи?тели, чИшеми слЩхомъ" можно перевести так: "изберут себе учителей таких, что они чесали (расчесывали) бы им слух".

В 21 в., даже и без средневековой проблемы транспортных расходов, это называется "концепции демонстративного потребления".

"Эффект Веблена": чем выше стоимость товаров, тем больше уровень спроса на них. Богатеющих китайских потребителей характеризовали, как "абсолютно не сдержанных" в демонстрации атрибутов своего состояния.

Здесь, в средневековье, такая "несдержанность" — постоянный элемент существования правящих социальных групп.

Ради этого "почёсывания" с "демонстрированием" — всё остальное население, которого 99%, загоняется в нищету. Изымается не только прибавочный продукт, не только необходимое для расширенного воспроизводства, но и просто необходимое.

Следствием существования вот тех миленьких, высокохудожественных и сильно-блескучих цацок, которые я сегодня вижу на светских и церковных вельможах, являются регулярные русские голодовки.

Неубранные трупы на улицах русских городов — не по воле божьей, не в результате стихийного неодолимого бедствия. Да, бывают климатические флуктуации, засухи, заморзки... Для их преодоления создают запасы. Я уже рассказывал как ссыпают зерно в хлебные ямы. Где оно сохраняет всхожесть три года. А само может храниться — десятилетиями.

Созданное, сохранённое — изымается. Отбирается этими... "золочёными крысами", превращается в то, что им ценнее, в великолепно выполненные эмалированные картинки, в бриллианты с рубинами и изумрудами. А потом приходит зима. И менее ценное — люди русские — дохнут от голода по канавам. По воле Господа. За грехи свои.

По воле какого "Господа"?! За какие "свои" грехи?!

* * *

Я не могу изменить восемь миллионов людей, что нынче живут на "Святой Руси". Не откусить, не прожевать. Пока.

Я могу лишь чуть-чуть пошевелить этот... крысятник. Это... "узорчье русское", "лутших и вятших" людей. Дав им возможность чуть сильнее себя подгонять. Чуть быстрее бегать, чуть выше подпрыгивать, чуть сильнее крысятничать. Ради очередной скребницы для их "гонореи" — ублажению собственного гонора. Путём демонстрации моей инновации — "золотых блюд из дерева".

Конечно, "крысятник" зашевелится. Из податных начнут выжимать ещё чуть-чуть больше. Не сильно. Сильно — неоткуда, не из чего, ума — не хватает, "с дедов-прадедов, отродясь.." — не думали, не умеют.

Всем русским людям податным, преждевременно умершим от голода, холода, болезней, нищеты... мои соболезнования.

Каждая из моих крашенных деревяшек обернётся чьей-то смертью. И — не одной. Сожалею. Только...

"Лишь тот достоин счастья и свободы

Кто каждый день за них идёт на бой".

Никогда не слыхали? А вы даже не на бой — ко мне на Стрелку задницы поднять не осмеливаетесь. Теперь — спите спокойно.

"Вы жертвою пали в борьбе роковой.

Любви беззаветной к народу,

Вы отдали всё, что могли, за него,

За честь его, жизнь и свободу!".

Только не за "жизнь, честь и свободу", а за чесалку для статусности очередной "золочёной крысы".

Что ж, мы люди взрослые — "за базар отвечаем". Это ваш выбор.

А вот у "крыс" выбора нет. Они в системе, им нужно позиционироваться, им нужно постоянно доказывать и демонстрировать. Что они не хуже других. "Других" — "крыс". Гонка в колесе серых зверьков, увешанных цацками и блестяшками, продолжается.

Теперь добавляется ещё один, отнюдь не самый важный параметр: получить первым "деревянное золото". Оказаться в начале цепочки продаж. А начало цепи — у меня. Потому и говорить со мной будете ласково.

Чтобы я соизволил принять у вас, конкретно, вашу денюжку побольше и пораньше, чем у других.

Можете, конечно, попробовать сдвинуть меня "наехалом". Только...

Да поздно, блин, предки!

Это в Киеве меня пугать можно было, в Рябиновке по первости. А теперь, после Бряхимова и Янина, после "Ледового побоища" и Усть-Ветлуги, после дел моих с ушкуйниками, марийцами, мордовцами и мещеряками... Пугать — не получится. А всерьёз побить... Опасаются. Пока — Боголюбского. Но и обо мне... Бренд "Лютый Зверь" — уже заставляет задуматься. Не всех, не всегда. Остальные...

"Не спрашивай: по ком звонит колокол? — Он звонит и по тебе". Если ты — дурень.

"Бьют не слабого — бьют трусливого" — русская народная мудрость. Меня побить... теперь — вряд ли.

— Сии вещицы, княже, сделаны из дерева да красок. Сделаны трудами да умениями людей моих. Ныне, за цену разумную, буду продавать людям добрым. Ещё дозволь, княже, подарить тебе и изделие кузнецов моих. Сии браслеты сделаны из железа. Дабы показать их пользу надобен мне охотник один. А, вот, боярин — ростом велик и силушкой не обижен. Дозволь, княже, на твоём сотрапезнике испытать.

Сидевший с мрачным каменным лицом "Портос" растерянно задёргался. На равнодушном лице Андрея появился слабый интерес.

Конечно, работать с добровольцами из публики — "особ статья". Вообще, активная работа с залом... За всю Демо Россию могу вспомнить едва ли одного-двух. Не считая нашего главного вербовщика. Но у него — принципиально другой жанр, текст и аксессуары.

— Ты, боярин, не волнуйся, это не страшно, не больно, совсем даже просто, сам же видишь — простые, тонкие, железки гладенькие. Тебе-то, при твоей-то силище и смотреть не на что... ты ж, поди, и подковы в пальцах разгибаешь... а тут-то... ручки-то давай вот сюда, опусти чуток, согнуться придётся малость... вот и хорошо... экая у тебя лапища могучая... ещё чуток пониже... вот и всё.

Я поднялся с колена, на которое пришлось опуститься возле "Портоса". Он сидел, криво согнувшись на лавке, опустив, по моей просьбе, кисти рук по обе стороны, спереди, между колен, и сзади, за спиной, сбоку. Под лавкой я и застегнул браслеты. Довольно неудобное положение. Руки у мужика длинные, но всё равно — пришлось ему изгибаться, браслеты сошлись в натяг.

Не очень зрелищный вариант. Но больше его пристегнуть не к чему. А реализовывать "британский" вариант, как я сделал вчера у Лазаря на подворье — не пройдёт. У мужика сапоги такого размера, что на щиколотку просто не налезет. Даже самые большие "браслеты".

В Боголюбово мы привезли с десяток наручников и пяток ошейников. Чисто на показ. Как оно на рынке пойдёт — непонятно. Николай сомневался и по конструкции — у нас есть три варианта, и по размеру — тут тоже три.

Откуда образцы? — Когда Прокуй меня сильно доставал от своего безделья, я частенько посылал к нему Христодула. А тот, естественно, заказывал именно такие изделия. Часть, в самом деле, нужна. Но контингент у Христодула стабилизировался. В смысле: сколько прислали — столько и закопали. А личные... гигиенические принадлежности — переходят к следующему "терпиле". Вот и образовался некоторый запас на складах.

— И чего теперь?

— А — всё.

Застольные члены рассматривали меня с недоумением. Феодор громко фыркнул и весело посмотрел на Андрея. Андрей, как ему свойственно при любых непонятках, собрался рассердиться. И — остановился. Он очень внимательно меня рассматривал, явно подозревая продолжение. Я тянул паузу, ожидая его прямого вопроса. Вот тогда, с чувством глубокого превосходства и с позиции недосягаемой компетентности, я, пожалуй, объясню этим всем... так это, особо доходчиво. Для ещё недоразвитых и уже затормозивших.

Ваня, понтов — меньше. Забыл, что в кругу дети? А у них реакция быстрее и непосредственнее.

— А "всё" — это что? Что теперь должно случиться?

Глеб, почувствовав мой дружественный тон при обсуждении предыдущего подарка, не удержался. И задал тот риторический вопрос, который я хотел бы получить от самого князя.

Значит — не судьба. Не в этот раз.

— Главное, княжич, что теперь должно НЕ случиться. Вот тот добрый человек, боярин, большой и очень сильный, теперь не сможет свободно двигаться. Был бы на его месте какой-нибудь плохой человек, я бы его так пристегнул. И ушёл по делам. Стражу, там позвать, или кваску попить, а он бы...

Й-ё-ё! Мать моя женщина! Гос-с-поди! Ну нельзя же так!

"Портосу" было очень неудобно сидеть. Он успел чуток подёргаться, ощутил свою беспомощность, ограниченность.

В смысле: перемещения, распрямления и рукоположения.