Стоило Семёнову выйти, из кабинета, как потребность великого князя в нём не замедлила проявиться. Чернявский положил на стол перед князем изготовленные в мастерских кирасирского полка пули новой формы.
— Прекрасно, штуцер и винтовальное ружьё готовы?
— Да, Ваше Императорское Высочество. Оружие, мишенные щиты и стол подготовлены. Осталось только вынести их на позицию для стрельб.
— Передай моё распоряжение капитану Семёнову, установить щиты и остальное необходимое для стрельб. Через два часа я назначаю опытный отстрел новых пуль.
После завтрака великий князь, сопровождаемый любопытствующими Мердером, Юрьевичем и Ратьковым, вышел на позицию для стрельбы. На столе было уложено оружие: пистолет, пехотное ружьё, гусарский карабин, кавалерийский и егерский штуцера и винтовальное ружьё. Возле каждого лежали как стандартные патроны, так и с десяток новых пуль, сделанных по указанию наследника. Офицеры наблюдали за великим князем, ожидая его пояснений, однако он начал с другого. Взяв в руки пистолет, он принялся заряжать его новой пулей:
— Прежде чем объяснять суть моей задумки, полагаю необходимым сначала продемонстрировать достигнутый эффект. Начну с пистолета. Целкость этого оружия позволяет уверенно попадать с пятнадцати шагов. Сейчас я сделаю десять выстрелов с сорока и полагаю возможным уложить все пули в тот аршинный круг на мишенном щите.
— Ваше высочество, — выступил вперёд Мердер, — прошу вас оказать мне честь и дать возможность первому сделать выстрелы новыми пулями. Мне, боевому офицеру, осознание того, что я был первым доставит неописуемое удовольствие.
— Извольте, — растеряно ответил воспитанник и протянул наставнику пистолет, — я буду рад доставить Вам удовольствие.
— Благодарю, предлагаю Вам, любезный друг, встать чуть поодаль, тогда пороховой дым не будет застилать мишень.
Первый же выстрел заставил флигель-адъютанта удивиться:
— Точно в центр, ваше высокоблагородие! — радостно отрапортовал Чернявский.
При зарядке пистолета Карл Карлович внимательно осмотрел пулю, и, выслушав подсказку юного воспитанника, опустил её в дуло и забил шомполом.
— На две пяди ниже центра, ваше высокоблагородие! — отчитался за следующий выстрел Чернявский.
В результате все пять пуль легли в аршинный круг. Хотя одна из них отметила мишень чуть больше дюйма от края. Гусарское ружьё Мердер отстрелял со ста десяти шагов, пехотное со ста пятидесяти. Результаты явно поразили его. Все пули укладывались в мешенный щит, причём около трети из них лежали в аршинном круге. После отстрела гладкоствольного оружия, Великий князь поинтересовался у наставника:
— Какие у Вас ощущения от выстрела?
— Пистолет, пожалуй, немного сильнее брыкается. По ружьям я разницы не заметил.
— Тогда попробуем штуцера. Но пуля здесь немного другая. С кавалерийского будем стрелять с двухсот шагов, с егерского и винтовального ружья с четырёхсот. Заряжание осуществлять без пластыря.
Мердер взял в руки большую вытянутую пулю, прикинул её вес в руке и задумчиво стал осматривать.
— Вас что-то смущает, Карл Карлович? — поинтересовался великий князь.
— Да, пуля очень тяжела, наверно втрое против обычного. Заряда может быть недостаточно, но больший угрожает разорвать ствол.
— Согласен с Вами, пуля действительно тяжела. Полагаю, сейчас довольно проверить её с обычным зарядом. А после уже думать об увеличении оного. Потом можно попробовать стрельбы и на других расстояниях.
Слегка вздохнув, Мердер зарядил кавалерийский штуцер, и отстрел нарезного оружия начался. Спустя час офицеры сидели в кабинете великого князя, который, разложив на столе рисунки и изготовленные пули, пояснял им суть изобретения:
— ... Я подумал, что свинец достаточно мягкий, и пороховой газ вполне может сплющить пулю и вогнать её в нарезы. Только для этого пуля нужна довольно тяжёлая, чтобы не быть вытолкнутой сразу. И уже потом пришёл к выводу, что свинец можно отлить c выемкой со стороны заряда и сделать поперечные канавки, тогда тонкие стенки его легче вдавятся в нарезы. Вот так и получилась эта пуля. Для гладкоствольных ружей можно сделать такую же пулю только полегче, поскольку в нарезы ей вдавливаться не нужно, а довольно чтобы газ пороховой слегка расширил её и она плотнее прильнула к стенке ствола. Полагаю, что необходимо ещё попробовать разный вес пуль и зарядов, проверить точность стрельбы и убойность, прежде чем внедрить оное новшество в армию и гвардию Его Императорского Величества, но уже сейчас видно, что новые пули существенно лучше обычных. Авраам Петрович, — внезапно наследник переключился на генерал-майора Ратькова, — как Вы полагаете, будет ли толк, если вооружить армию новыми пулями?
Старый генерал вздрогнул от неожиданности и пригладил свои короткостриженные седые волосы и не спеша начал отвечать:
— М-м, Ваше Императорское Высочество, пули весьма неплохи ... м-м-м... Я сам полагаю использовать их на охоте. И думаю многие господа будут довольны ими...м-м-м... Однако армия это сложный организм, далеко не всегда лучшее используется в ней, — Ратьков приободрился, и речь его стала плавной, — Вот казалось бы маленькая пулька, почему и не стрелять именно такой, а не обычной. Ведь выстрел точнее. И мы с вами вполне можем такие пули использовать для своих ружей. Но армия очень не любит новшеств и отнюдь не потому, что начальство не понимает выгод от нового. А потому, что возникает необходимость перестроить всю службу. Повторюсь новая пуля хороша. Но в удалённом от столиц полку ружья старые, разных калибров с разбитыми стволами. Там льют круглую пулю трёх-четырёх размеров. В часть ружей такие пули входят плотно, в других болтаются. И все ружья худо-бедно стреляют на сто шагов по вражеской линии. Новая пуля делается под конкретный калибр. Как она полетит из отличного от начального на пол линии не понятно. Как она будет прижиматься к стенкам разбитого многолетней чисткой ствола неизвестно. Сегодня мы видели, как прекрасно летят новые пули, но сделаны они были под известное мастеру оружие. Если вдруг окажется, что эту пулю придётся лить конкретно для каждого ствола, то армия такую пулю не примет. Это невозможно, отливать отдельную пулю для каждого солдата.
— Что же в армии нет принятого единого калибра? — усмехнувшись, спросил великий князь.
— Единого нет. В армии, да и в гвардии на вооружении стоит множество образцов оружия не только отечественных, но и трофейных и купленных за рубежом. Есть много старых ружей, заводы постоянно выпускают новые, но заменить всё оружие не удаётся. Армия это большое хозяйство. Вспоминаю сколько времени и сил заняло у Алексея Андреевича приведение к единому образцу артиллерии. Но это был сам Аракчеев...
— Вы знали его? — приподняв левую бровь и слегка наклоняя голову спросил великий князь.
— Конечно, мы гатчинцы... — старик немного замялся, видимо, не зная как продолжить.
— А где он сейчас, здоров ли, чем занят? — Насыпал вопросов великий князь, спасая старого генерала из возникшего затруднения.
Но Ратьков не успел ответить. Мердер, как-то непонятно нахмурившийся, встрял в разговор:
— Он очень болен, посему был отправлен государем в отставку и сейчас находится на лечении заграницей. Я бы хотел обратить внимание вашего высочества, на слова Авраама Петровича. Главное в армии не ружья и не пушки, а полковое хозяйство. Любое новшество, прежде всего, оценивается потому в состоянии ли его принять в полках. Смогут ли они отлить эти пули в нужном размере и количестве. Если окажется, что на большую пулю будет не хватать свинца или нужно лить её для каждого ружья отдельно, то, как бы ни позволяли эти пули дальше и точнее стрелять, в армии их быть не должно.
— Я это понял, уже, — ответил наследник престола, — Однако, я хочу спросить у вас Карл Карлович, а будут ли данные пули достойным подарком государю? Сделаем пулелейки, шкатулку, а?
— Это будет прекрасный подарок, — широко улыбнулся воспитатель.
— Вот и славно. Тогда, прошу вас, господа, никому не рассказывать об этих пулях. Я хотел бы приятно удивить Его Императорское Величество, — приняв радушное согласие, великий князь продолжил: — Вас, Карл Карлович, я прошу озаботиться заказом шкатулки. Семён Алексеевич, Вам доверяю заняться опытными стрельбами. Опробуйте пули на разных по калибру ружьях, с разными зарядами. Пули можно слегка менять по весу. Результаты стрельб прошу скрупулезно записывать в отчёт. У Вас на проведения всех испытаний есть два месяца. Полный отчёт я передам государю вместе со своим подарком. Авраам Петрович, я вас прошу помочь Семёну Алексеевичу и передать ему ружья и штуцера всех видов и качества, которых вы только можете предоставить. Александр Константинович, прошу Вас передать под команду Семёна Алексеевича десять солдат, самых метких и толковых.
Наследник посмотрел на офицеров и остался недоволен их реакцией. Ратьков еле заметно улыбался, глаза его искрились каким-то весельем. Возможно, это углубившиеся морщинки в уголках глаз создавали такое впечатление. Мердер был хмур и явно недоволен происходящим. Он бросал взгляды на Ратькова и становился всё мрачнее, будто бы пытаясь компенсировать весёлость генерала. Юрьевич был явно озабочен взвалившимся на него грузом. Он только что закончил делать пометки и теперь оценивающе прищуриваясь, поглядывал на Щербцова и Вжосека. Лицо Семёнова не выражало никаких чувств. Впрочем как и лицо Вжосека. Щерцов демонстрировал полное безразличие, находя массу интересного в одежде других офицеров, впрочем, не задерживаясь взглядом подолгу ни на ком.
— Господа, надеюсь, вы понимаете, я не допущу, чтобы мой подарок, пусть даже очень красивый и интересный, оказался бесполезным или опасным для государя. Поэтому его необходимо тщательнейшее проверить во всех возможных вариантах. Теперь о самом дарении. Авраам Петрович, прошу оказать мне любезность, найти для меня, и передать корнету Щербцову пять егерских штуцеров. Вжосек, Вам необходимо отобрать пять егерей, самых метких. Василий Константинович, Вам надлежит сделать тоже. Пять гусар вы передадите под команду Вжосека. Ему же, по получении в своё распоряжение гусар, предстоит начать тренировочные стрельбы новыми пулями под командой Семёна Алексеевича. Василий Константинович купите пятьдесят больших глиняных кувшинов размером примерно с человека. Вот так, в общих чертах. Теперь прошу высказывать свои соображения и задавать вопросы. Арам Петрович, прошу Вас...
* * *
25 апреля 1827, Царское село
Утренние водные процедуры придали Саше бодрости. Поздно вечером он приехал в царское. Дорога вымотала его. Карл Карлович своим брюзжанием о предстоящих тратах на порох и свинец, выбешивал своего ученика. Кончилась их беседа не хорошо: "Я уверен в необходимости наиболее всесторонних опытных стрельб. Я намерен тратить на них деньги. Вы мой наставник и вправе ограничить любое моё решение, на то у Вас есть высочайшее дозволение." — раздражённо сказал наследник остановил коляску и пересел на верного Бурана. Большую часть дороги он проделал в седле, ощущая на своей спине недовольный взгляд Мердера.
"Впрочем, сегодня важный день. Надо мириться. Если конечно Мердер упрётся, придётся папу задействовать."
— Доброе утро, Карл Карлович, — первым приветствовал учителя великий князь. — Как Вам спалось?
— Доброе утро, ваше высочество. Спасибо, хорошо, надеюсь и вы выспались. Сегодня важный день. Вы готовы к нему?
— Да, у меня есть просьба, не могли бы вы мне помочь. Нужно узнать в каком зале меня будет слушать государь. И я хотел бы осмотреть его сразу после завтрака.
— Хорошо, я выясню это, — удивлённо подняв бровь, пообещал Мердер.
Около девяти часов великий князь, в сопровождении воспитателя, вошёл в Лионский зал. Он постоял у дверей и долго осматривался, как бы сканируя помещение взглядом. Мердер тихонько присел на стул слева от входа и наблюдал за воспитанником. Саша, одетый в ставший для всех привычным гусарский мундир, ещё некоторое время постоял, держа кивер в согнутой руке. Медленно подошёл к окну. Задумчиво положил кивер на подоконник. Вернулся к двери. Сделал три шага к центру зала. Замер. Поправил саблю, провёл ладонями по бокам, погладил свой зад. Опять замер. Потом стал медленно обходить зал вдоль стен, против часовой стрелки, при этом он касался рукой стен и стоящих возле них предметов. То и дело останавливаясь, он оглядывался на дверь и замирал, что-то бормоча себе под нос. Наконец он вернулся к двери, шумно вдохнул, выдохнул и сообщил:
— Я закончил, Карл Карлович и теперь хотел бы немного прогуляться.
— К сожалению, ваше высочество, я не смогу сопровождать Вас, государь дал мне некоторые поручения, вынуждающие меня оставаться во дворце.
— Хорошо, я отправлюсь один, мне есть о чём подумать.
Они расстались у двери Лионского зала, чтобы встретиться возле неё через два с лишним часа.
Великий князь входил в зал вслед за секретарём, благоразумно оставив саблю, кивер и трёх сопровождающих его гусар при входе. Сердце его бешено колотилось.
"Хорошо, что немного пожёг адреналин на улице. Чуть-чуть спорта и сейчас уже не так волнительно. Самое важное, что чуть-чуть. И поменял бельё. Уставшим себя не чувствую. Наоборот посвежевшим, сильным. Сейчас я их порву. Публика будет рыдать и плакать. Сейчас я их..."
Он встал перед императором и мысли покинули его. Он был безволен и руководим непонятными рефлексами.
— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество! — выкрикнул наследник.
— Здравствуйте, Александр Николаевич, — благодушно улыбаясь, ответил император.
Остальные присутствующие, за исключением разве что Канкрина, погруженного в свои мысли, заулыбались. На удивление, Мердеру на репетициях удалось весьма точно описать расположение гостей. Наследник теперь мог в этом убедиться, окинув взглядом присутствующих. Стоило великому князю посмотреть лицо воспитателя, как он пришёл в себя и вздрогнув спросил:
— Ваше Императорское Величество, дозволите ли мне начать?
Государь кивнул, сделал приглашающий жест рукой и откинулся на спинку стула.
— Ваше Императорское Величество, заботой моих учителей, особенно Михаила Михайловича, я ознакомился с известной Вам запиской Карамзина. Николай Михайлович многое изложил дельно и точно, чем побудил меня высказать своё мнение, высоко оценив его труд. Оное было доложено Вам и сейчас я готов дать все необходимые пояснения. Записка Николая Михайловича весьма пространна и касается многих важностей, однако сейчас я хотел бы оговорить часть из них...
Присутствующие, надев на себя доброжелательные маски и затаив дыхание, внимали словам наследника престола.
— ...Многие считают, что в основании государственного здания должны лежать незыблемые законы. Именно на них основывается истинная власть. В поисках этих незыблемых законов они обращаются к истории европейских государств, пытаясь обнаружить там те законы, которых, по их мнению, не хватает в России. Так и рождаются те прожекты, кои Карамзин называет плохо переведённым Наполеоновым кодексом. Всем прожектёрам следовало бы напомнить, что их творения есть дело рук человеческих. И писаны они, как и Наполеонов кодекс, людьми и для людей. И как следствие этого, они прекрасно применимы только в тех местностях, где были написаны. Россия во многом отлична от европейских стран. Её территория является наибольшей среди всех. Она населена одновременно как чисто европейскими народами, так и народами азиатскими. И если благородные жители Москвы и Санкт-Петербурга ещё несколько похожи на европейцев и речью и пониманием мироустройства, то жители провинций во многом сохранили традиционное русское миропонимание. Для них закон, созданный по европейскому образцу чужд и непонятен. Николай Михайлович, подробно говорит об этом в своей записке. Такой закон непонятен не только тем людям, которых будут судить, но и большинству судей...
