Глава 7. Часть 2. Тени Севера
3 июля 1997 года, 11 часов утра, Хогвартс.
Со времен завтрака Большой зал будто проснулся и наполнился теми обитателями замка, что не желали выходить навстречу представителям нового правления школы. Глухое напряжение, висевшее в воздухе ранним утром, развеялось тихим, но многоголосым шумом. Гарри снял очки, устало потер глаза пальцами и постарался мысленно отрешиться от всего вокруг. Больше всего на свете он хотел бы сейчас лечь спать, давая сну отогнать все то напряжение, что безраздельно владело его телом и сознанием. Но после принятых им бодрящих настоек сон не шел, а зелье сна без сновидений он пить боялся: в случае необходимости его могли бы и не добудиться. Он вновь надел очки, привычным движением поправил растрепанные волосы и огляделся в поисках Уизли, которым еще предстояло объяснять его решение на голосовании.
Рон, Флер, Артур и Молли находились в дальнем конце зала, неподалеку от широко распахнутых входных дверей и раскрытых настежь окон, пропускающих в помещение теплый воздух. Супруги Уизли о чем-то спорили, и Молли, по-видимому, не собиралась уступать мужу, энергично качая головой из стороны в сторону и уперев руки в бока.
— Нет, Артур, их всех нужно размещать здесь! — раскрасневшаяся миссис Уизли гневно глядела в усталые глаза Артура. — Больные не должны лежать продуваемые всеми ветрами посреди хогвартского огорода!
— Молли, но мы поставим для них шатры… — Артур скептически посмотрел на нее, потирая пальцами переносицу и желая только того, чтобы она перестала кричать.
— Нет, ты себя сам слышишь? — она перебила его, взмахнув рукой. — Это немыслимо! Может, и Хагрида назначим к ним санитаром?
— Почему? Такие же шатры, как хотели поставить на свадьбу Биллу…
— А что? Хагрид будет хорошим санитаром, самым лучшим! — не унималась Молли. — Такой мастер ухода за животными не должен зря пропадать! Где ж еще такого найдешь?!
Артур умоляюще посмотрел на подошедшего Гарри, надеясь, что хотя бы он смягчит его разгоряченную супругу. Поттер растерянно переглянулся с сидящей за ними Флер, но та только пожала плечами и развела сомкнутые на коленях руки. Гарри хотел обратиться за поддержкой к Рону, но тот, не отрывая глаз, смотрел на мать. Наконец, проследив за взглядом мужа, обернулась сама Молли и без лишних слов со стороны Гарри умолкла.
— Обсуждаете размещение больных? — неловко выдавил из себя Гарри, надеясь, что Уизли не затянут его в собственный спор, оперируя его мнением внутри семейной борьбы.
Молли рассеянно посмотрела на него, собираясь с мыслями, и заправила за ухо выбившийся из прически локон.
— Ах да, Гарри, нужно что-то сделать с больными: их все больше и больше пребывает сюда и в Хогсмид, — с задержкой ответила она, вглядываясь в его глаза. Сама она думала о чем-то ином. — Ты мог бы помочь с уходом.
— Ох, не думаю, что из меня получится хороший санитар, — возразил Гарри, не желающий принимать в ее затее никакого участия: Молли обязательно нашла бы добровольцев и без него. Он думал все свое время посвятить поиску книг, которые могли бы пролить свет на природу магического барьера, но для этого прежде всего нужно было поговорить с МакГонагалл, которая куда-то пропала сразу же после собрания.
— Брось притворяться, будто ничего не произошло, Гарри, — неожиданно произнес Рон, подняв на него с пола осуждающий взгляд. — О чем еще ты не думаешь? О Гермионе, о Джинни ты точно не думал, да? И когда поддерживал план Шеклболта? — Рон хотел начать говорить иначе, но слова не желали сознательно связываться во что-то более осмысленное. В его голосе сквозила плохо скрываемая обида.
«Вот оно и началось», — подумал про себя Гарри и глубоко вздохнул, стараясь не заводиться. Он был готов к этому разговору, за ним сюда и пришел, но от этого все равно не становилось легче. Не желая больше терпеть никаких истерик, кроме своих собственных, с общей скамьи встала Флер и отошла от собравшейся компании к группе забытых второкурсниц, надеясь успокоить хотя бы их. Глаза Рона выражали растерянность и будто кричали за своего хозяина о том, чтобы Гарри сказал хоть что-нибудь в свое оправдание, чему Рон бы поверил и что смог бы понять.
— Нет, Рон, я, скорее, наоборот думал слишком много, — произнес он вслух и постарался привычно тепло улыбнуться другу. — Потому так до сих пор и не смог ничего решить. Но у идеи Кингсли был сформированный план, а составить другой мы уже не успевали, помнишь? — он неровно развел руки и поймал себя на мысли о том, что невольно начал оправдываться, собирая понятную для Рона чепуху в качестве доступных аргументов. Этот разговор он планировал не так, но, увидев перед собой Рона, понял, что иначе не выйдет. Гарри лучше других знал, каким упертым бывает его лучший друг, и уже не видел смысла высказывать ему в лоб всю жесткость предоставленного выбора, если уж тот сам не понял этого из громких слов Грюма на собрании. Тем более, что Рону, очевидно, не было никакого дела до политики, и все его мысли были направлены исключительно на оставшихся за завесой близких. Лучше всего было просто постараться обойти острые углы, не внося раздора.
— План, — фыркнул Рон. — План! Этот план бы ничуть не пострадал, если бы, — Рон прервался и прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего в присутствии уже начавших собираться вокруг них ушей, — если бы предложение профессора было принято!
Гарри оставалось про себя только вздохнуть. Самым плохим во всем этом было то, что Рон действительно верил в свои слова. Несмотря на общие испытания, проходимые ими на протяжении шести лет, на оккупировавших Англию безумцев, на войну, собравшую в детской школе армию, в некоторых вопросах Рон по-прежнему оставался неисправимым идеалистом, верящим в то, что на стороне света не может быть черных пятен. Гарри уже намеревался напомнить Рону о том, что сделала бы Гермиона, окажись на их месте, но Артур, обеспокоенный опасной несдержанностью сына, неожиданно прервал их. Рон никогда прежде не давал Обетов, и Артур боялся, что он сможет невольно нарушить клятву о неразглашении, подвергнув себя смертельной опасности.
— Так, хватит, — встрял он в разговор. — Здесь не время и не место обсуждать подобное, — он положил руку сыну на плечо и придавил его к скамье, убеждая замолчать, а затем посмотрел на Поттера: — Возможно, ты прав, Гарри, — сказал он, комментируя вовсе не историю с планом, а истинные мотивы решения, которые понимал не хуже Шеклболта и МакГонагалл, — и мы бы потеряли больше, чем приобрели. Но оно стоило того, чтобы попробовать. Это было бы правильно.
Рон, пышущий недовольством под рукой отца, сухо прокашлялся и встал со скамьи, надеясь подальше держаться от Гарри до тех пор, пока они не останутся наедине. Он недовольно сверкнул глазами, жалея о прерванном разговоре, и вышел из зала с твердым намерением дойти до Хагрида, с которым мог бы, если и не обсудить произошедшее, то спокойно выговориться, не боясь быть разорванным изнутри собственной магией.
— Ох, ладно! Что теперь это обсуждать? — Молли попыталась скрыть осуждение во взгляде, пряча его за искренним беспокойством о сыне, за которым следила, пока тот не скрылся из вида. — Пойду посмотрю, из чего можно сделать эти шатры на улице, а то ведь ты мне с ними покоя не дашь! — она сердито посмотрела на Артура и, поспешно поправив сбившуюся за время спора широкую юбку, направилась вслед за сыном в сопровождении безвольно идущего за ней мужа.
Мимо Гарри к кабинету прошли Сэвидж и Грюм, недовольно покосившиеся на него за организованный в зале беспорядок. Только сейчас он заметил, как много людей собралось вокруг него за время спора. Все они делали вид, что заняты безусловно важными делами, подпирая собой стены и закрывая солнечный свет из окон, пока перечитывали важные конспекты или нарочито громко обсуждали утреннюю ясную погоду. В углу стояла небольшая стайка первокурсников из четверых человек, закрывавших от взгляда Гарри пятого. Они о чем-то тихо говорили, и Гарри бы не обратил на них внимания, если бы ему не показалось, что со стороны угла доносится тихий плач. Страшно было слышать его в Большом зале среди скопления взрослых людей, которые и не думали смотреть в сторону детей, уверяя себя в том, что в одиночку не смогут решить эту проблему. Гарри, подумав, что исполнение скучных обязанностей старосты могло отвлечь его от тяжелых мыслей, быстрым шагом подошел к ним. Он ни на секунду не сомневался в том, что проблема не может быть страшнее неровно поделенных сладостей. В конце концов, что еще могли делить дети, ни сном, ни духом не ведающие том, какой хаос их окружает? Однако сложности начались уже тогда, когда Гарри увидел форменную расцветку их школьных мантий. Плакал маленький слизеринец, которого вообще не должно было быть в школе. Он был окружен двумя гриффиндорцами, девочкой с Пуффендуя и когтевранцем, которые, видимо, не брезговали издеваться над ним, пользуясь беспечностью взрослых.
— Эй, эй! — Гарри за плечо оттянул самого высокого мальчика, который грубо что-то втолковывал заплаканному ребенку, злобно глядящему исподлобья на окруживших его детей. — Что здесь происходит?
Высокий гриффиндорец прервался на полуслове, удивленно поднял глаза, и Гарри узнал в нем второкурсника, которого часто встречал в общей гостиной. Имени его Поттер не помнил, но он всегда казался Гарри спокойным и уверенным в себе ребенком, которому не нужно было самоутверждаться за счет унижения других. Девочка, стоящая рядом с ним, была с первого курса, и, судя по характерным для обоих высоким лбам и длинным носам, приходилась ему младшей сестрой. Когтевранца и пуффендуйку Гарри вообще видел впервые, если не считать общие обеды в Большом зале.
— Что здесь происходит, я спрашиваю, — Гарри грубо оттолкнул мальчика, закрывавшего собой слизеринца, и обратился глазами к его сестре, ища ответа.
— Что такое, мистер Поттер? — опешившая гриффиндорка озадаченно переглянулась с ничего не понимающими друзьями. — Мы просто, — она скосила глаза на молчавшего слизеринца, — общались.
Гарри пораженно замер на месте, поочередно всматриваясь то в компанию обидчиков, то на слизеринца, который уже вытер с щек все слезы и теперь только холодно и злобно смотрел перед собой, стараясь казаться сильным и независимым. Похоже, что все происходящее для ребят уже успело стать привычным, и Гарри мог только удивляться тому, как быстро это случилось. Дети считали свое поведение по отношению к слизеринцу не только допустимым, но и одобряемым. Все свое время Гарри проводил в комнате для собраний, выходя из нее только на завтраки, обеды и ужины. Он понятия не имел, что происходило в школе с теми, кто не входил в Орден. Ему казалось, что в спокойной жизни учеников не могло ничего поменяться за три коротких дня, если не брать в расчет того факта, что все оставшиеся задержались в школе дольше положенного. Официально о появлении барьера еще не было объявлено, и те, кто не уехал в Лондон на поезде, должны были думать, что их родители просто задерживаются, не соотнося эту задержку ни с одной из противоборствующих сторон.
Гарри еще раз оглядел компанию, а затем самого слизеринца, и понял, что разрешать конфликт громко и прилюдно не стоит: обидчики не поймут, почему он защищает слизеринца, так же, как и не поймут это все собравшиеся в зале люди, а тот посчитает это за оскорбление личного достоинства. Он растерялся, не зная, как лучше будет выйти из ситуации, но решение пришло озарением из самого неожиданного источника: из испуганных глаз детей.
— Ты, — обратился Гарри к обиженному мальчику, — пойдешь со мной.
Гарри взмахнул рукой, желая подтвердить в глазах студентов образ собственного авторитета, которым никогда не пользовался прежде, и направился в сторону свободного места за обеденным столом Слизерина в противоположном углу зала, где думал поговорить с мальчиком без свидетелей. К делам Ордена это не относилось и без лишнего шума уж точно не должно было привлечь внимание нежелательных свидетелей. Через секунду за спиной Гарри послышались одиночные детские шаги, и он спокойно выдохнул: проверку авторитета прошел. Если это был единственный слизеринец в школе, то можно было больше не беспокоиться о поведении остальной компании: конфликт исчезнет сам собой после исчезновения мальчика.
Подойдя к столу Слизерина, Гарри обернулся, опустился на скамью и взглядом указал ребенку на соседнее место. Сейчас, когда обзору ничего не мешало, Гарри увидел, что мальчик был необычайно хрупок для своего возраста, а носки его туфель едва достигали пола, когда он свободно сидел за столом. Краем глаза Гарри заметил, как сзади к нему тихо подошла Флер, промелькнув юбкой тонкого голубого платья, и уселась за его спиной, оперевшись поясницей на край стола. Видимо, ее тоже интересовали оставшиеся без надзора дети.
— Я считал, что в школе не осталось никого с факультета Слизерин, — начал Гарри, внимательно изучая черты лица ребенка. — Ты остался здесь один?
Мальчик поднял на Гарри глаза и молча кивнул, усевшись на краешек скамьи так, чтобы ноги свободно стояли на полу. Флер за спиной тяжело выдохнула, и Гарри обернулся к ней. Они думали об одном: дети со всех других факультетов сейчас должны были срывать на мальчике накопившуюся злость.
— Ты ведь Джон Фоули, верно? — мягко обратилась к нему Флер, поворачиваясь в пол-оборота. Десять минут назад она услышала о нем от второкурсницы с Когтеврана, которой в тайне от всех было жаль мальчика, и она высказала свои опасения за него первой взрослой, что к ней подошла. Флер и сама надеялась разыскать его, прежде чем заметила, что им занялся Гарри.
Мальчик еще раз кивнул, не поднимая глаз, и скомкал в руках накрахмаленные манжеты рубашки.
— Где живут твои родители, Джон? — осторожно продолжила Флер.
Мальчик ничего не хотел отвечать и только плотно сжал губы, опуская взгляд еще ниже к полу и соединяя на коленях руки. Гарри встал со скамьи и сел на корточки напротив Джона.
— Послушай, — заговорил Гарри, заглянув снизу вверх в его глаза, — тебе здесь не место. Как и всем вам, на самом деле, — на этих словах Флер передернула плечами, вспоминая потерянные лица детей, которые не понимали, что происходит, но чувствовали, что началось что-то страшное. — Но поверь, Джон, дальше будет только хуже, — мальчик оторвал взгляд от пола и посмотрел в глаза Гарри. Что-то страшное было в этом взгляде, и Гарри понял: Джон уже знал, что его родители не приедут. — Здесь тебе житья не дадут. Скажи, откуда ты родом? Где живут твои мама и папа?
— Не здесь, — ответил мальчик, подняв голову. — В Уэльсе.