Главное великий князь увидел сразу: зёв пушечных портов цитадели Пиллау и огромное количество судов, причаливших как к морскому, так и к внутреннему молу. Торговая жизнь кипела. Грузы, разгружаемые на морском моле, перетаскивались к внутреннему и грузились на лихтерные суда, чтобы отправиться дальше в Кёнигсберг. Множество мелких судёнышек и простых лодок шныряло по акватории. У пролива Пиллау стали на якорях несколько относительно крупных кораблей.

— Ждут своей очереди на проход, — без слов понял пассажира стоящий рядом капитан. Он указал пальцем вперёд. — Видите ялик с красно-белым флажком, таким же как поднят на гроте у большинства стоящих кораблей. Обычно лоцманы доводят корабли до входа в реку, а там подсоединяются буксиры. Хотя многое зависит от размеров корабля. Наша шхуна никому не интересна, и мы сами вышлем лодку до таможенного поста.

— А без лоцмана большим кораблям невозможно пройти в залив?

— Это не просто. Глубина пролива обычно обколи трёх метров, но при штормах его сильно заносит песком. Некоторые морские суда вынуждены перегружаться в Пиллау. И дальше фарватер около четырёх метров глубиной идёт вдоль берега залива извиваясь меж мелей. Впрочем, фарватер давно не углублялся, и я бы не рискнул идти им с осадкой более трёх метров. В само же заливе обычны глубины в два метра и сесть на мель можно даже на нашей шхуне. Впрочем, я знаю эти места и мы, на нашем мелком судёнышке, без затруднений пройдём чуть правее основного фарватера.

В это время матросы подтянули болтающуюся за кормой шлюпку. В неё спустился капитан и переводчик с королевскими документами. Четверо матросов сели на вёсла, и шлюпка бодро побежала к берегу. Пока они отсутствовали на шхуне, великий князь мог наблюдать как из устья Преголя, пыхтя высокой и узкой чёрной трубой и шлёпая колёсами по воде, вывалился пароходик. Он за час добрался до пролива и пришвартовался на внутреннем моле Пиллау. Тем временем формальности были улажены, и шлюпка с капитаном отвалила от берега и направилась к шхуне.

Когда капитан поднялся на борт великий князь поинтересовался у него:

— Я видел здесь паровой бот, и много ли тут таких?

-А, — капитан улыбнулся, — Это Copernicus. Он ежедневно перевозит между Кёнигсбергом, Пиллау и Эльбингом людей, почту и небольшие грузы. Это единственный паровой бот в округе.

— И сколько людей он может перевести?

— Не более двух десятков.

— Очевидно эта техническая новинка пользуется популярностью у молодых щёголей.

— Мы снимаемся с якоря, — предупредил капитан. — Сейчас пройдём через пролив и дальше большим фарватером в устье Преголя. Вы можете определять фарватер по бочкам, установленным по его границам.

Шхуна выбрала якорь, подняла один косой парус и плавно двинулась через имевший ширину около двадцати метров пролив. Пройдя им подняли остальные паруса и лавируя между установленными на якорях бакенами понеслись к Кёнигсбергу. В устье реки паруса снова пришлось убавить не столько из-за боязни мели, для шхуны река была достаточно широка и глубока, но большое количество мелких лодочек, шхун и яхт, снующих по реке, создавало опасность столкновения. Хороший ветер быстро привёл их к городу и вот впереди показалась цитадель Фредериксберг.

— Ваше Высочество, — переводчик привлёк внимание великого князя. Сразу за цитаделью будет портовый мост. Справа на берегу торговая площадь. Капитан попробует найти место именно там. Мы оставим шхуну, и я проведу вас к бургомистру, после чего можем осмотреть мореходную школу, цитадель или ещё что-нибудь, по желанию вашего высочества. В пять часов вечера шхуна будет готова направиться в Ригу. Я же сойду в Пиллау и дальше вы отправитесь без меня.

— Благодарю вас. Сейчас я хочу погулять по торговой площади. Полагаю бургомистр может подождать, а к вечеру торговля совсем спадёт, и я не получу должного впечатления если отложу прогулку на потом. Полагаю часа мне хватит понаблюдать за торговлей.

Тем временем шхуна миновала цитадель и по обоим берегам протирался город. Набережные были облеплены лодками, плотами и шхунами. На обеих сторонах реки бойко шла торговля. Река являлась для города действующей транспортной артерией нагруженные шлюпки отваливали от причалов и устремлялись по своим делам. Их места занимали другие. В Петербурге реки и каналы тоже не пустовали, но здешнее движение интенсивностью напоминало петербургский тележный трафик. Очевидно, лодки в Северной Венеции не смогли обрести такого бытового смысла.

— А насколько далеко судоходна Преголя? — спросил великий князь.

— Сложно однозначно сказать, — пожал плечами капитан. — На своей шхуне я бы дальше Биржевого моста не пошёл бы. Но поляки приплывают на своих плотах издалека. Каждую весну после схода льда они приплывают сюда продать свой товар и остаться на летнюю подработку в здешнем порту и в Пиллау.

— И много здесь поляков?

— Видите людей, таскающих мешки, — капитан широким жестом показал на пристань, — не будет ошибкой считать их всех поляками. Весной в город приезжают тысячи людей. Многие с семьями, которые остаются жить на плотах выше по течению реки за городом.

12 июня 1829, Рига

* * *

Шхуна пришвартовалась в Рижском порту, расположенному в устье Даугаве, около четырёх часов дня, и великий князь поспешил в Рижский замок, дабы засвидетельствовать своё почтение остзейскому генерал-губернатору. Чернявский отправился на поиск места для совместного с военным губернатором ужина.

Генерал от инфантерии Филипп Осипович Паулуччи, рабочий день которого уже подходил к концу, принял наследника престола сразу, отменив при этом остальных посетителей. Он встали вышел навстречу вошедшим в губернаторский кабинет:

— Рад приветствовать вас в Риге, Ваше Императорское Высочество.

— Направляясь в Ревель, я не мог не засвидетельствовать вам свою благодарность за гостеприимство ревельского гарнизона, гарантированное вашим участием.

— Это мой долг, — коротко ответил Паулуччи.

— Тем не менее, учения легиона, вносят хаос в размеренную остзейскую жизнь. И то смирение, с которым вы согласились участвовать в сём мероприятии, говорит о вас как о мудром губернаторе.

— Это был мой долг, — делая паузы между словами, повторил генерал-губернатор.

Великий князь на долю секунды замер, что-то соображая.

— И всё же не одной благодарностью я был ведом, но и любопытством. Поскольку по поручению государя я изложил своё особое мнение по вопросу крестьянской крепости, я не мог не ознакомиться с опытом Остзейского края. И сейчас имея возможность лично расспросить участника тех событий, я не могу отказать себе в удовольствии пригласить вас отужинать со мной. Чтобы за общим столом вы могли подробно рассказать мне все обстоятельства и сложности, с которыми вы столкнулись, освобождая крестьян этого края от крепостного тягла. Я надеюсь, вы не откажете посвятить этот вечер мне.

— Хм, у меня хороший аппетит, — улыбнулся Паулуччи.

В это время в кабинет вошёл и встал у двери Чернявский.

— Надеюсь, мой человек сможет порадовать вас, — отметил великий князь и приказал конвойному: — Докладывай.

— Хозяин гостиницы Санкт-Петербург, что расположена на другой стороне Замковой площади, со всем радушием ожидает Ваше Императорское Высочество и Его Высоко Превосходительство.

-Надеюсь, Санкт-Петербург это достойно нашего посещения? — спросил великий князь у губернатора

— Вполне.

— Тогда, позволю себе присоединить к нам своего наставника генерал-майора Мердера и личного секретаря госпожу Евагренкову, надеюсь, их общество не стеснит вас.

— Нисколько.

— Не будем заставлять вкусные блюда ожидать нас, — улыбнулся великий князь и простёр руку к двери.

— Да.

Через пять минут он уже сидели за столом в отдельном кабинете ресторана Санкт-Петербург, расположенного на первом этаже одноимённой гостиницы. Конвойные расположились у дверей кабинета, наблюдая за остальными посетителями в зале.

— Я рад нашему знакомству, — констатировал великий князь, отпивая из бокала подкисленную ягодами воду, в то время как остальным было предложено красное вино. — И с нетерпением жду, когда вы приступите к рассказу. Как же так получилось, что в весьма непродолжительный срок без существенных крестьянских волнений, вам удалось освободить здешних крестьян.

— Я бы не сказал, что срок был не продолжителен. Труд по проведению преобразований был начат задолго до меня. Я исполняю обязанности военного губернатора с двенадцатого года. А положение о лифляндских крестьянах было утверждено государем ещё в четвёртом году. Да и без волнений не обошлось, ибо поводом для учреждения Лифляндского комитета стал крестьянский бунт в имении Каугуры.

— Вот как, и сильно ли помогло это положение дальнейшему освобождению? — склонив голову на бок и приоткрыв рот, великий князь уставился на Паулуччи.

— Оно положило начало столь важное, что без оного не случилось бы дальнейшего. Было объявлено что крестьяне, трудящиеся на земле, прикреплены к своему наделу, а не к помещику. Это разделило крестьян на дворохозяев, безземельных хлебопашцев и дворовых. Дворохозяевам сразу был дан особый статус, освобождающий их от рекрутчины и делающий подсудными только суду. Их земля объявлялась защищённой от передела и наследуемой. Повинности дворохозяев перед помещиком устанавливались в соответствии с доходностью надела, которую определяли специальные ревизионные комиссии, председательствуемые русскими чиновниками. Решение этой комиссии о доходности надела и соответствующих повинностях записывались в вакенбухе. После чего помещики уже не могли ни изменить крестьянский надел, ни связанную с ним повинность. Безземельные крестьяне и дворовые оставлялись в личном владении помещика, но воля его над ними была ограничена. Создавались избираемые волостные суды из трёх человек. Одни назначался помещиками, другой дворохозяевами, третий безземельными и дворовыми. Над ними стоял суд из помещика и трёх заседателей из числа дворохозяев. Подобное положение было позднее утверждено и для Курляндской, и для Эстляндской губернии. Семь лет действия такого положения привело остзейских помещиков к тому, что они сами стали выступать с проектами отмены крепостной зависимости. Но война двенадцатого года заставила отложить эти нововведения.

Генерал-губернатор прервался, чтобы отпить вина и о чём-то задумался, вызвав невольную паузу. Наконец он спохватился и продолжил.

— А с шестнадцатого года государь начал переустройство края. Новые положения о крестьянах давали им личную свободу. Дворохозяева становились арендаторами своих наделов и могли выкупить его по установленной цене. В пределах своих волостей они могли перемещаться и заключать сделки даже на приобретение земли, пусть и с некоторыми ограничениями. Однако для того, чтобы исключить бродяжничество им запрещена перемена места жительства и получение паспорта без согласия помещика. Эстлянская губерния была первой, в которой дворянство согласилось с таким положением. Но буквально через год такое положение было одобрено и в Курляндии и Лифляндии. В целом должен заключить, что от подобного положения дел выиграли все. Землевладельцы получили необходимую им ренту от крестьян землепользователей. Крестьяне составили волостную общину и сами стали избирать её правление, которое занималось сбором арендных платежей, податей, рекрутскими наборами, призрением за немощными, судом и полицейским надзором, что обусловило большее довольство крестьян новым положением. Они теперь сами решали свою жизнь в большинстве важных для них дел. Помещик и государственные чиновники были теперь нечастыми надзирающими в волостях.

— Правильно ли я понял, что крестьяне лишены возможности переезжать в города и наниматься там на работу?

— Без согласия помещика они не могут этого сделать. Если бы так не было, то города оказались бы наводнены людьми. Дела для них не хватало бы и это склонило их к бродяжничеству, а следом к разбою. Ведь самое худшее, что может быть это толпы людей, слоняющихся без дающего им пропитание дела. Они основа всякого воровства, разбоя и бунта.

— А в Псковской губернии удалось начать подобное, ведь с двадцать второго года она относится к Остзейским землям.

— Эх, вы напоминаете мне о болезненной неудаче. Как только эта губерния попала под моё управление, я стал прилагать усилия для отмены на ней крепости, но не встретил понимания Петербурге.

— Вот как, это интересно. А что вы предлагали? — великий князь, отхлебнув из бокала, подался вперёд.

— Прежде всего, необходимо утвердить прочную связь крестьян с землей, а не с помещиком. Это немедленно пресечёт такое зло как продажа людей без земли.

— Но возможно ли скопировать для русских лифляндский опыт? Ведь благость положения о крестьянах во многом заключена в том, что дворохозяева получили навечно в своё владение землю. Это постоянство было им привычно и установление жёсткой связи понятно. Она же потом преобразовалась в аренду или владение. А волостная община стала для них лишь администрацией. Русский крестьянин живёт общиной. И всякий отрез земли имеет возможность перейти из одного крестьянского владения в другое при последующем переделе земли миром.

— В таком случае можно закрепить землю за общиной, — тут же нашёл выход генерал -губернатор.

— Увы, это не настолько хорошее решение. Дворорхозяин это конкретный крестьянин ответственный за землю перед помещиком за себя и своих детей. Его владение наследуется детьми. И они также будут ответственны за полученный надел. Но община содержит слишком много имеющих собственное хозяйство крестьян, объединённых лишь совместным проживанием. Большинство дел в общине свершаются лишь с единогласного одобрения. Обращаться с миром как с семьёй дворохозяина невозможно. Это будет непонятно ни крестьянину, ни помещику, ни чиновнику. Община — это своеобразная традиционная структура между крестьянской семьёй и помещиком или чиновником. А её в лифляндии не было. И забывать о ней нельзя.

— Вы правы это несколько осложняет дело, — согласился Паулуччи, — но не делает закрепление за общиной земли невозможной. Более того, мне известно, что подобное широко применяется помещиками в великоросских губерниях, как и возложение на мир обязанностей по оброку и барщине.

— Вы правы, — кивнул великий князь. — А что ещё вы предлагали?

— Псковской губернии достаточно много поместий находятся под опекой. И самое простое для чиновников это передать поместья в аренду. Арендаторы же имеют свою выгоду. Получив землю с крестьянами, они сдают мужиков в рекруты за плату, оставшихся распродают, а бесхозная земля остаётся, пока не закончится срок аренды. Подобное злоупотребление необходимо пресечь. Также полагаю возможным отменить право помещиков ссылать крестьян в Сибирь без суда.

— Вот как, и когда вы последний раз обращались в комитет по крестьянским делам. Ведь, я не так давно состою в нём, но не помню ваших предложений.