Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

Князь, по-прежнему не оборачиваясь ко мне, выдал ещё пару деловых фраз. Как найти лодочку с сопровождающими, как выйти из города затемно, пуговица от княжеского кафтана в качестве мандата — подтверждение для Софьи моей миссии.

— Скажешь: послан привезти ко мне. Тайно. Для разговора о делах семейных. Ты ж только правду говоришь? — Вот правду и скажешь.

— А если откажется?

— Тогда... как нынче тысяцкого. Цепками своими. Служанка обиходит.

Андрей вёл разговоры отрывисто, малословно. Отнюдь не объясняя и не разжёвывая. Причина — в его государничании. Всякому... чудаку каждую мысль свою растолковывать — на дела времени не хватит. Привычный к бою, к конной атаке, он и в жизни разговаривал приказами.

Такое малословие, глубоко в нём укоренившееся, давало место недоговорённостям. Что создавало для меня простор свободы. Не произнося лжи, не являя неповиновения, на одних лишь недомолвках и недосказанностях, находил я возможности делать вроде бы и по его приказу, а и по своей воле. И являть ему уже дело сделанное, а не помыслы сомнительные.

Такая же манера — говорить кратко — насаждалась мною на Стрелке, среди людей моих. Видя Андрея со стороны, я лучше понимал: где одного слова достаточно, а где нужно человеку в душу влезть да наизнанку вывернуть.

Глава 408

Только с комнатушки вышел — моих искать не надобно: крик на весь дворец слыхать. Николай орёт. Так это... заковыристо. С приговором. Но — без вердикта. Заглядываю: они со скотником за грудки уже сцепились.

— Николай, оставь боярина. На сегодня всё, завтра докуёте.

Мужи добрые расцепились, пофыркали. Скотник рукав полуоторванный пошевелил, хмыкнул удивлённо:

— А и добрый у тебя, воевода, купчик в приказчиках. За выгоду твою бьётся яро, торг ведёт хитро. Славно поразговаривали. Как в годы молодые. Э-эх, было времечко... Ты, слышь, Николка, ты завтра после ранней заутрени приходи. Да в княжеские палаты не ходи, ходи прям ко мне, вона, напротив, по лесенке на второй поверх, в мою каморку. Там и договорим. Оно быстрее будет.

Выбрались во двор — Лазарь на крылечке сидит, с камнем дворовым — в один цвет.

— Ну что, бледнолицый посланник мой? Живой? Тогда пошли домой. Давай-давай, подымайся. Смотреть — выше, дышать — глубже.

И завертелось. Цыба плакала, что ей уезжать велено. Лазарь в испуге хлопал глазами и поджимал губы — решил, что я его наказываю за... за пищеварение и прочие негоразды.

Пару раз являлись на двор разные... депутации. Типа:

— А вот здрав будь соседушка, а вот как живешь-можешь?

Живу — хорошо, могу, в основном — матерно. Для знакомств-разговоров — не время.

Наглые такие, прилипчивые. Слов не понимают. Ты ему, как из сортира: "Занято!", а он прёт будто президентский кортеж брюхом по осевой. Он — боярин, он — в гости пришёл.

По русскому обычаю, хозяин свои дела — в сторонку, гостя принимает. Солнце ясное заявилося.

Это хорошо, когда в дому делать нечего, или к своим делам душа не лежит. "Гость в дом — бог в дом" — правильно. Если в дому от безделья мухи дохнут.

"Сначала все к нему езжали;

Но так как с заднего крыльца

Обыкновенно подавали

Ему донского жеребца...".

Я — не Онегин. И дончаков здесь пока нет. Поэтому — словами.

Сказал раз, сказал другой — не доходит. Благо — у меня мужики здоровые. Не жеребцы, но близко. Резан, после пары моих реплик — как наскипидаренный, пар из ушей — аж свистит.

Гости как приехали, так и отъехали. Не, "отъехали" — значительно быстрее. Кое-кто и шапку оставил. В спешке "отъезжания".

Время. Пока суетня — ни сделать, ни подумать. А надо много.

"Ласточку" с Цыбой, "гороховой вдовой" и кое-какими вещицами — послезавтра, чуть светанок — домой, во Всеволжск.

С Салманом. Без бойца — никак. Такая невидаль многим — как кусок лакомый. То, что они с ней мало чего сделать смогут, только на дрова порубить, да паруса на штаны перешить — после дойдёт. Сперва будет "ё!", потом "моё!", а уж потом-то и мозги включаться.

Пристрастие русских людей к вещам чужим редкостным имеет характер острого мозгового заболевания. Сходное явление наблюдалось на реке Тибре и в городе Пизе... Так. Про это я уже...

"Чёрный ужас" одним своим видом — многих распугает. Да и в драчке у пристани они с отсендиным Диком сработались.

Терентию и Чарджи — срочно сочинить инструкцию. Как встречать караван "подъюбочников". В смысле: под ленточками из старой юбки. Суть инструкции — "жёстко". "Вор должен сидеть". Здесь, в "Святой Руси", "вор" — государственный преступник. Для меня — всякий, не исполняющий мои законы.

"Государство — это я".

С Николаем снова прошлись по "повилам на четыре ноги". Что-то закрывается полностью, что-то — частично. Но серное масло придётся покупать. И не только во Владимире. "Серная кислота — хлеб химической промышленности". У меня — нет промышленности. Да и "масло" — не кислота. Но из доступного сегодня — наиболее похожее.

Химики убьют. За "похожее".

Ну и плевать — другого-то нет. Как и химиков.

Коней! Коней — аж горит! Местные тарпаны для серьёзного дела негодны. Нужны кони породистые. И под седло и в упряжки. Коневодство — дело нескорое.

"Раньше сядешь — раньше выйдет" — русская народная мудрость. Про Данилу-мастера. Который присел, а "каменный цветок" — не выходит. С конями ещё медленнее.

— Ищи коней, Николашка! И никому не верь: тут каждый первый — коневод, каждый второй — конокрад. И бычков. Не на привес — на удойность смотри! Ну, не бычков же! Что ты как баран глядишь?! И баранов. Бараны здешние — сами прибегут. Ты смотри на шерсть! Козлов? — Козлов не надо — своих полно. Хотя... Сафьян делают из козлиных шкур... Будет у меня сафьян? Посмотрим. Прикупай и козлов.

Как всё это вывозить? С учётом скорого формирования и ухода Клязьменского каравана. Чтобы не нарваться на откат от корабельщиков в форме: "справедливое возмущение широких народных масс"?

Лодейки казна даст, но нужны экипажи — гребцы и кормщики. Ещё надо людей взять — мастеров-охотников. Да не звероловов, а добровольцев! На каких условиях? Два года обязательной отработки, как новосёлов? Или как эрзя-лесорубов — на конкретную работу, на срок без продолжения? Артели брать? Лесорубов, землекопов, плотников... Мастера по солеварению есть? Кузнецов по серебру — аж пищит. Цветмет? — Да. По разумной цене. А откуда я знаю — какая разумная?! Ты — купец, тебе решать. Запасы наши, из племён выдоенные, ты сам складывал. Стекловара мне... едрить-колотить!

— Николай, все долги Лазаря — закрыть. Чтобы ни у кого ни одной долговой грамотки на моего посла не было. Лазарь, ты понял? Ни одна гнида не должна иметь ниточку, чтобы тебя дёрнуть. Есть нужда — иди к Боголюбскому. Только и прямо — к нему.

По вышкам. О-ох. Мы с Фрицем разные варианты просчитывали. Но с собой бумаг нету. Сели втроём. Я в потолок смотрю, вспоминаю. Николай — на бумаге строчит, Лазарь рот открывши сидит.

От Боголюбского нужно "да" — вообще, и "да" — от конкретных местных властей, пятачки земли в нужных местах. А где эти "нужные места" — связисты ещё будут определять. По рельефу. Может попасть — на княжеской земле, на крестьянской, боярской... Отчуждение земли при проведении коммуникаций. Нефтепровод, там, линия электропередачи, железная дорога... Это дела всегда скандальные. В наших условиях без приличного вооружённого отряда, с грамотами княжескими, печатями вислыми и мечами точенными — не решаемо.

Местные и потом пакостить будут. По ксенофобии:

— Чужое! И — торчит! А вот не хочу я! Не по ндраву мне!

В диких местностях, в землях племён — могу пакостников просто вырезать. На "Святой Руси"... надо аккуратнее, по закону.

Ещё хорошо бы получить от князя для этого строительства людей — плотников, землекопов — для исполнения части работ. И — оплату им. И оплату других работ. И, к примеру, зеркал бронзовых...

"Бабушка! Дай воды напиться. А то так кушать хочется, что и переночевать негде" — старинная солдатская приговорка.

По географии — полный перебор вероятных потребностей даёт десяток вариантов. Вплоть до замкнутого кольца через Ярославль. По Оке-Клязьме-Нерли-Которосли-Волге. С отростком вверх. До Мологи. А, чего уж там — до Зубца! Не сразу, конечно. Но перспективу князь видеть должен.

Показать? — У нас ящик с игрушками привезён. Для княжичей. В нём пара маленьких, в локоть высотой, макетов вышек. Деревянные, простенькие, но крашены — ярко. На верхней площадке — резной человечек-сигнальщик, снизу — верёвочки. Снизу дёрнул, человечек — красный бубен белой стороной развернул. Точка-тире.

Понятно, что в реале такой глупости нет, никто такую парусную дуру таскать не будет — сигнальщики работают рычагом подпружиненных жалюзей. Как на флоте. Днём — используется окрашенная сторона перекладинок, в темноте — закрываемый-открываемый источник света в виде скипидарного светильника. За него бы отражатель поставить. В форме параболического бронзового зеркала...

* * *

"Исследование светлой зоны параболического отражателя"... да я же сам ей тот диплом делал! Какая женщина! Ух! Нас в тот год только из православных церквей три раза выгоняли! За что? — Ну как бы вам объяснить... "Бог есть любовь". Но это как-то... виртуально. А вот когда реально... паства возражает.

Ща-ща, чуть остыну и пояснительная записка — как живая. В смысле: перед глазами.

* * *

К игрушке — таблица кодов кириллицы на бумаге. И полный восторг Лазаря! Дитя-дитём. Деревянных медведей-пильщиков видели? Здесь — не сложнее. Но у моего чрезвычайного, полномочного и единственного посла — "радости полные штаны".

Мужчины и до старости — дети. Раз уж так...

— Завтра пойдёте в детинец вместе. Николай к скотнику, ты, Лазарь — к княжичам. Лучше к Глебу. Он как-то поживее. Мстислав сам прибежит. Отнесёшь эти... вышки. Ещё: модель "Ласточки". И ящик с воинами.

* * *

Откуда модель? — Ну, вы обижаете! Я ж по Военно-Морскому музею хаживал, однажды меня оттуда бабушки-хранительницы-"божьи одуванчики" с заломленными за спину руками вывести пытались. Я ж — акын! Где-то в душе. "Что вижу — то и пою". А "пою" я увлекательно. На разные голоса и в лицах. Поскольку самому интересно.

Народ собрался, негры какие-то в очередь становятся. А экскурсии водить — нельзя. И вот только стал я наглядно показывать, как в старину мерили "узел" скорости — налетели злые коршуны-пенсионерки... Спутницам моим — спасибо. Энергичные девушки были, из Донбасса. Вот они и... по-шахтёрски. Отбили меня у музейной напасти. При всём моём глубоком уважении к музейным хранительницам.

С тех пор помню: сначала делают модель корабля, а уж потом, где-то через полгода, и сам броненосец на воду спускают.

* * *

Самому бы надо в детинец идти. Установить добрые отношения с княжичами. Особенно — учитывая, что фактически всеми большими последующими воинскими походами будет командовать Мстислав Андреевич. Тут день не то что год кормит — жизнь бережёт! И не только мою. Пока он молодой — сделать другом задушевным. На интересе, на рассказах о новом да непривычном, вырастить внимание, уважение. Ко мне, к делам и людям моим... Как же, блин, эта Софочка... как серпом... не вовремя.

— Ой, а это ж... Это ж Эрик. Ну... тот, который...

И в краску. В багровое. Вспомнил наши тогдашние приключения. Как его, Лазаря, тверского боярина, православного воина, храбреца и хоругви предводителя, как девку глупую, бессмысленную, нурманы, с княжьей помощью, в баньке напоили, разложили да поимели.

— Похож. Сухан по памяти из сухой глины вырезал. Потом гончары вылепили, обожгли, раскрасили. Вот таким Эрик был. Когда на меня в Мологе на божьем поле кинулся.

Эк как беднягу трясёт. И — передёргивает. От воспоминаний.

— Слушай, кончай дрожать! Что было — прошло. Опыт получил — используй.

— Что?! Используй?! Да я забыть пытаюсь! Как сон страшный! Чтобы и не было!

— Коли человеку дано знание — человек может его истребить, втуне спрятать. А может — применить.

— Применить?! Вот такое?! Как???

— По Господу нашему, Иисусу: не делай добрым людям того, чего не хочешь себе.

— А... а злым?

Однако. Хоть и "посол деревянный", а не совсем болван — додумался спросить про "инверсию".

— А злым — наоборот.

— А как... как отличить? Ну... одних от других.

— Слушай меня. Слушай душу свою. На худой конец — закон Русский.

— Но ведь... ведь если я сам... Я же тоже — злым человеком стану?!

— Лазарь, друг мой, ты что — светоч несказанный? Пламень ангельский? Нет? Тогда будь зеркалом. Отсвечивай. Светлому человеку — свет, тёмному — тьма. Можешь чуток подправить. К лучшему. В меру данного тебе господом богом ума, чутья и разумения.

Всепрощение с милосердием — не моя стезя. И, соответственно — не моих людей. "Аз воздам". Принимая на себя последствия и неизбежные ошибки.

Я вытаскивал из ящика, засыпанного опилками, новые глиняные фигурки.

— Вот, узнаёшь? — Старший нурманов, Сигурд. По прозванию "сука белесая". Умный мужик. Это... Ты сегодня его видел. Хан Асадук. Каким он был после Бряхимовского боя. Этот из ваших. Из тверских бояр. Как же его звали-то? В Янине камнем голову разбили. А этот — из хоругви твоей парнишка. На Бяхимовском поле лёг. Упокой, господи, душу грешную. Смотри: Живчик. Это когда мы с ним муромских "конюхов солнечного коня" резали. А тут уже новые пошли, ты их не видал. Оны из мари, шаман ихний, вот эти два — из черемис, на Ветлуге познакомились. Этот из мещеряков. Наглый такой был. Зарезали. Эти два из Яксерго, утки эрзянские...

— Ваня... Не, это тебе идти к княжичам надо. Я ж, ну...

— Жевать перестать. Я знаю. Что мне. Но у меня нынче — другая забота. Потому пойдёшь ты. И будешь... Будешь показывать и рассказывать. Что сможешь. Но — не врать.

Лазарь прав: я могу вокруг каждого из этих кусков обожжённой и раскрашенной глины построить запоминающийся, яркий рассказ. Который расположит мальчиков ко мне. Мальчики, может быть, станут правителями, полководцами. Их расположение, уважение, дружелюбие, проистекшие из этих... "сказок среднего школьного возраста" превратятся в указы, налоги, дороги, победы... В судьбы десятков тысяч людей. Которые я смогу сделать чуточку лучше, чуточку сытнее, здоровее, веселее... Или — не превратятся.

Вместо этого наиважнейшего дела — топать хрен знает куда, хрен знает зачем. За экс-супругой взбесившегося ревматика. Для помещения её в пыточный застенок со смертельным исходом. М-маразм!

— Николай, Сухан остаётся с тобой. Мошна у тебя нынче такая... Что б без "живого мертвеца" за плечами — никуда! Ты мне морду не кривь! Во всюда! И в нужник — только с ним! Мне не серебра жалко — тебе голову оторвут. Я помню, что ты купец-невидимка! Чуть намекнулось — тебя и не видать вовсе. А теперь — за двоих смотри и думай! Вспомни сегодняшнее, как вы со скотником за грудки схватились. Сухан — ваших разговоров не понимает. Вот был бы он рядом, тебя бы оберегал. Тебя за ворот рукой — хвать, он ту руку долой — хрясь. Топором. Дальше такое было бы... Ежели тебя, Николашка, прирежут — мне жалко будет.