— Павел Генрихович, Вы уверены, что этот выстрел был произведён правильно? Ружьё в станке было закреплено по меткам, порох был отмерен верно и забит правильно?
— Порох-с отмеряли и забивали при мне, метки я также лично проверил. Перед началом отстрела, я осмотрел все пули. Таблица осмотра-с находится у Семёна Алексеевича. Я понимаю, что этот выстрел получился какой-то не такой, но причин для этого определить не могу.
— Пусть будет так. Видимо что-то было сделано не так как обычно. Мы не знаем что, но что-то было не так. Посему утверждаю данный выстрел при подсчёте средних значений не учитывать, будто его и не было. И призываю Вас Павел Генрихович внимательно следить за тем, чтобы выстрелы делались одинаковым образом.
— Я буду стараться, Ваше Императорское Высочество.
— Доброго Вам дня, ваше высочество! — приветствовал наследника подошедший Сперанский.
— Доброго дня, Михаил Михайлович, я рад видеть Вас в здравии. Прошу Вас немного подождать.
— Непременно, Я пока развлеку себя беседой с Карлом Карловичем.
Великий князь продолжил изучение результатов стрельб. Через некоторое время он обратил внимание на один выделявшейся своей кучностью опыт:
— Вы обратили внимание, что вот эта серия легла вся в две трети аршина? — великий князь вернулся к разговору с Дортом.
— Да-с.
— Передайте Семёну Алексеевичу, чтобы уделил этому опыту особое внимание. Возможно, следует повторить его, и, даже, пользуясь готовящимися таблицами пересчёта, провести на других стволах отстрел аналогов. Хотите ли Вы обратить моё внимание на что-либо?
— Нет-с, стрельбы проходят по установленному порядку. Дополнительно к отмеченному Вами, добавить ничего не имею.
— Тогда ступайте, — Великий князь вернул планшет и посмотрел в сторону Сперанского, ведущего ленивую беседу с Мердером.
Заметив, что наследник освободился, Михаил Михайлович быстро свернул разговор с воспитателем и переключился на воспитанника. Мердер воспользовался предоставленной свободой и погрузился в чтение полученного письма.
— Ваше высочество, я с большим удовольствием прочитал Ваше заключение. Отдельной похвалы заслуживает выказанное Вами стремление постичь не только государственные выгоды, но и саму возможность установления предусматриваемого законом порядка. Однако, выполняемый Вами урок показал, что Вы не только можете понять, но и нуждаетесь в классе по уяснению самих основ устроения государства и закона. И я приехал сюда, дабы начать этот класс.
— Я внимательно слушаю Вас, Михаил Михайлович, — дал ответ наследник престола, сообразив, что Сперанский намеренно сделал паузу, дабы услышать его.
— Во времена первобытные, когда люди жили в дикости, и государства ещё не было... — Внезапно Сперанский спохватился, будто вспомнил что-то. — Да-да, всё имеет свой конец и своё начало. Государство, каким мы его теперь представляем, тоже имеет своё начало. И потому не сложно представить те времена, когда люди уже жили на земле, но государства ещё не существовало. Так вот, в те времена люди бытовали по законам естества, они рождались, жили, владели собственностью, женились и были свободны в своих поступках и желаниях. Эта свобода, порождённая естественным ходом их жизни, изначальна. И ныне она во многом утрачена, но всякий раз, когда проявляется несправедливость мироустройства, люди вспоминают о естественной свободе и стремятся вернуть её. Вы можете спросить меня, как же получилось так, что люди отдали свободу, и государство теперь устанавливает для них порядок. Всё дело в этом слове: "Порядок". В те первобытные единого порядка не существовало. Творящийся хаос порождал множество конфликтов между людьми, поскольку каждый полагал свою свободу более важной, чем свобода другого. Никто не знает, долго ли люди жили по законам естества и кто первым догадался, что всем нужно поступиться частью свобод, дабы проживать друг с другом в мире и спокойствии. Но именно тогда родилось государство, оно забрало у людей свободы и дало им взамен порядок, который стало поддерживать силой оружия. Такой порядок, проистекающий из законоустановлений, мы сейчас называем правом. Оное наделяет людей правами и вменяет им обязанности. То есть позволяет им пользоваться прежними свободами, обязывая использовать их только так, чтобы это не доставляло неудобств другим, более необходимого. Именно этой ограниченностью права отличаются от первобытных свобод.
Сперанский замолчал внимательно глядя на воспитанника, очевидно, силясь понять насколько тот вникает в сказанное. Великий князь слушал, молча кивая головой в нужные моменты, демонстрируя своё участие в беседе, но видимо этого показалось учителю мало.
— Следует ли из этого, что всякий установленный государством порядок есть благо для людей, поскольку избавляет их от первобытного хаоса? — спросил великий князь.
Сперанский широко улыбнулся и ответил:
— Не следует, ваше высочество. Тот порядок, что ограничивает изначальную, естественную свободу более необходимого, не будет благом. Люди что уступили государству одному вершить насилие для поддержания порядка, восстанут... — поняв, что ученик хочет спросить, Сперанский замолчал и протянул руку ладонью вверх, предлагая высказаться.
— Мне не совсем понятно, как определить что ограничение свободы менее или более необходимого?
— Это очень сложно. И многие монархи переходили означенный предел. Даже известны случаи, когда возмущённый народ лишал их головы. Во избежание этого во многих странах есть парламент. Лучшие представители общества избираются туда. Они, являясь голосом общества, а не государства, зная о чаяниях народа более монарха, принимают лишь те законоустановления, что идут во благо.
Полагая, что ответил на вопрос, Сперанский замолчал, ожидая знака понимания, но вместо этого услышал от воспитанника иное:
— Хм, мне всегда казалось, что всякий государь держит совет с избранными из общества людьми. Поэтому у них всегда есть возможность донести до монарха благие законы. Наш Государственный совет такой же парламент.
Пока Сперанский беседовал с учеником, Мердер, дотоле внимательно следивший за её ходом, был отвлечён офицером, доставившим письмо. Карл Карлович незамедлительно погрузился в его чтение, перестав наблюдать за ходом класса, что явно добавило свободы законоучителю.
— О, нет, ваше высочество. Достойнейшие члены Государственного совета избираются из общества волей государя. Ею же они покидают совет. Этим они становятся частью государства, такой же как министры и военачальники. А парламент избирается самим обществом и не зависит от воли монарха, потому и является он частью общества, а не государства.
— Но Вы, Михаил Михайлович, сами ранее говорили, что государство было создано, чтобы устанавливать порядок, принимая законы. А теперь Вы говорите, что лучше, когда законы принимает не государство, а общество. Получается, что государство не нужно более. Но до возникновения государства, люди не могли между собой договориться и установить справедливый порядок. Почему же Вы полагаете, что избранные из общества люди смогут договориться? Не станет ли парламент тем местом, где всякие алчные господа из общества, смогут принимать законы выгодные лично им? Народ же от такого порядка будет страдать не меньше чем от не благих законов монарха и бунт по-прежнему будет весьма возможен. Только головы будут рубить не одному монарху, а всем парламентариям. Я где то слышал, что после французской революции парламент, называемый Директорией, принимал законы. И оные эти были столь дурны, что народ силою оружия разогнал парламентариев и усадил на трон монарха. Я говорю о Наполеоне Бонапарте.
— О, да! — радостно воскликнул Сперанский. — Именно поэтому я считаю, что государство по-прежнему необходимо. Необходим парламент избранный обществом и принимающий законы. Необходим монарх, следящий за тем, чтобы эти законы были на благо народа. Необходимы суды с выборными из народа присяжными, которые будут судить по этим законам сообразно чаяниям народа. Только создание такой сложной системы независимых друг от друга учреждений даст возможность установить благой для людей порядок. Франция являет нам прекрасный пример, как становятся плохо, если страной управляет исключительно общество, монарх или народ. Директория закончила свой кровавый путь позорно. Бонапарт вверг государство в длительные войны, окончившиеся его крахом. Народ не смог управлять вообще, ввергая страну в первобытный хаос. Только все вместе, помогая друг другу, монарх, общество и народ смогут достичь великого блага.
— Несомненно, что для достижения блага все должны помогать друг другу, но мне представляется, что Ваши предложения, будучи воплощёнными, приведут к иному. Монарх вынужденный ограничивать парламент в его стремлении установить законы благие для общества, но пагубные для народа и государства, навсегда станет для парламента и общества врагом. Народ же своим судейством не станет признавать законы парламента и волю монарха, реализуя в суде своё понимание справедливости. А для монарха народ и общество станут помехой в защите государства от внешнего врага. Они станут не помогать, а будут пытаться уничтожить друг друга. Как это бывало между английским парламентом и королём. Головы слетали не только у монарха, но и у членов парламента. Одна лишь разница, что суд народный возник только во Франции и утопил страну в крови. В самодержавии власть монарха направлена божиим промыслом на общее благо. Монарх отец своего народа и забота его отцовская. Общество же напоминает мне повзрослевшего ребёнка желающего жить отныне своим умом. Оно заявляет, что не нуждается в опеке отца. Но мечты его не свободе, он хочет занять место отца и подчинить народ себе. Но помимо силы для этого потребна ещё и ответственность за детей. Вот пример. Многие в обществе заявляют о свободе для крестьян. Но понимание её у них странное. Помещик в былые времена за службу свою получил землю от государства, и ныне полагает оную своею безусловно, и не считает себя обязанным служить. Но часто он обременён необходимостью содержать крестьян на этой земле. Не в силах согнать их, он вынужден терпеть их личные запашки, а иногда и кормить их в неурожайные годы. Создайте парламент. И первый же его закон освободит крестьян из крепости, но землю оставит помещику и обречёт народ на голодную смерть. И будет бунт сильнее пугачёвского. И тогда повзрослевший сынок побежит к своему старому отцу-монарху с криком "папа помоги". Но возможно ли будет исправить что-то или Россию ждёт путь Франции. Путь смерти и страданий из которой она скорее всего выйдет уже не великой державой, а территорией разделённой на колонии разных европейских государств. Так и сбудется мечта многих людей из общества, они станут частью Европы. Её колониальной частью.
— Но опыт других стран показывает, — с некоторой задумчивостью на лице возразил Сперанский, — несмотря на всю вражду между государством, обществом и народом, под страхом уничтожения внешним врагом, они вынуждены научиться договариваться друг с другом. Никто из них не может взять всю власть, и они вынуждены уважать другого.
— Вынуждены договариваться? — Усмехнувшись, переспросил великий князь. — Я знаю такую страну. Это Жечь Посполитая. Где она теперь? А польские егеря служат наследнику русского престола. Почему-то у этого общества, монарха и народа не получилось договориться и уважать друг друга. Видимо, это правильно, когда нежизнеспособная держава перестаёт существовать. Русские не германцы, они славяне, как и поляки. Вы уверены, что русские смогут договориться и как это... будут уважать другого. Когда Батый пришёл на наши земли — не смогли, а сейчас смогут. Впрочем, Индия же стала жемчужиной в английской короне, вполне завидная участь.
— Как бы оно ни было, — угрюмо проговорил Сперанский, — но любому здравомыслящему человеку, очевидно, что доле так продолжаться не может. Крепостное право, пристрастный суд, непомерная армия, занятая пустой шагистикой и требующая для оправдания своего существования постоянных войн. А в это время Европа делает великие открытия, она создаёт философские учения, там строятся машины, оружие, корабли, научный инструмент, ткани и многое другое, которое мы вынуждены покупать, поскольку сами ничего подобного создать не в силах. Она опережает нас во всём, возможно ещё не поздно и нам стать европейским государством. Принять совершенные законы, дать людям свободу и положиться на частную инициативу людей из общества. Если мы не хотим стать жемчужиной в чужой короне, нам необходимо научиться работать и жить по-европейски. Иначе мы будем навсегда азиатской деспотией...
— Ах, Михаил Михайлович, — вклинился в разговор Мердер. — Извините, что вынужден прервать Ваш класс. Это письмо призывает меня немедленно препроводить Александра Николаевича в Павловск. Уже к вечеру Её Императорское Величество ожидает нашего прибытия. Полагаю, что класс придётся перенести или Вы можете провести его в дороге.
— Полагаю, что разумнее будет продолжить нашу беседу после того как Александр Николаевич ознакомится с остальными переданными ему законоустановлениями.
— Вот и славно, — заключил воспитатель и, более не удостаивая Сперанского вниманием, начал подготовку к отъезду. — Ваше высочество извольте собираться, мы должны выехать незамедлительно. Чернявский! Извести конвой и Агафонова об отъезде в Павловск. Я направляюсь во дворец и ожидаю там Александра Николаевича.
* * *
20 мая 1827, Павловск
Мария Фёдоровна, против обыкновения, заставила наследника некоторое время ожидать в кабинете императрицы её появления. Ответив на приветствия, вдовствующая императрица пригласила внука и его воспитателя присесть на диванчик у стены и сама с видимым облегчением опустилась в кресло. Как всегда, безукоризненно одетая и причёсанная, являя обычно вид женщины строгой и сильной, теперь она выглядела немощной. Пожелтевшее и сморщенное лицо, на фоне которого стал особо выделяться своей крупностью нос. Круги под глазами, скрыть которые пудра уже не могла. Её руки странно потряхивало, не часто и мелко как это бывает у стариков, а редко и довольно сильно. Было заметно, что точные движения даются ей с трудом. Всё это говорило о тяжёлом нездоровье Марии Фёдоровны. Бабушка ласково посмотрела на внука.
— Я рада, что ты смог так быстро приехать, хотя и ожидала тебя только завтра.
— Ты написала, и я не стал ждать. Сел на коня и вот я здесь.
— Эх, молодость, это мы старики тяжелы на подъём. Я бы собиралась несколько дней, а ты сел на коня. Впрочем, я позвала тебя по важному делу, и благодарю за такую поспешность...— внезапно императрица закашляла, поднеся ко рту платок.
Нельзя сказать, что приступ длился долго, но после него Мария Фёдоровна измождено откинулась в кресле.
— ...Иван Фёдорович успокаивает меня, говоря, что не в этот раз, — усмехнувшись, сказала она. — Тем не менее, императрица не может позволить себе беззаботности. Слишком много судеб зависит от неё. Я знаю, мой сын продолжит дела мои, но у государя достаточно забот и без этого. Ты же, Sasha, как благонравный сын, должен во всём помогать ему. Для того надлежит тебе прилежно внимать учителям своим и, со всем тщанием, вникать в дела короны.
