Шоколадная лихорадка

Выдохнув, мальчик оперся о подоконник и постарался унять бешено колотящееся сердце. Внутри крепла уверенность, что он не позволит повториться той жуткой ночи, когда комната провонялась разложившейся плотью, а он проснулся с криком от того, что на грудь упала черная, мохната тварь с изъеденной насекомыми мордой. Уно чуть не вывернуло от отвратительных воспоминаний, и он невольно отвернулся к окну, чтобы не видеть кровать.

На щебенке у дома по-прежнему лежала скомканная фольга. Она словно гипнотизировала и заставляла смотреть только на нее. Желанная для каждого ребенка обертка. Если она у тебя в руках, а рот измазан в шоколаде, то каждый будет тебе другом — все будут тебя уважать. Так было всегда, это понимал даже трехлетний малыш, ведь ребята постарше сразу объясняют, как устроен мир. Будь здесь Лонни, то он бы выдвинул заумную теорию о теневых талонах, но Уно был один. И у него получилась не теория, о четкий план: как там говорилось в документах "Людей Моро"? Высокоморален? Сай хотел, чтобы Уно стал таким, вот он и станет — у него будет самый дорогой талон, а затем он достанет еще! Он заставит всех себя уважать, а "Людям Моро" принять его.

Мальчик знал, что собирается делать, и быстро выскользнул из комнаты. Замерев на верхней ступеньке, он присмотрелся к тяжело дышащей во сне сестре. Любимой сестренке. Но как сказала Шэр: любовь, даже самая искренняя, ведь не означает, что ты не можешь убить, если на кону стоит шоколад.

Но с каждой ступенькой мальчик отчего-то все замедлял и замедлял шаг, пока окончательно не замер на нижней. Ладони вспотели, и ему стало трудно дышать от волнения.

— Все так делают, — вслух произнес он, внимательно присматриваясь через прутья колыбели к покрасневшему личику Сары. — Это нормально. Даже если узнают, то никто не будет перешептываться и осуждать! Даже Шэр думала так сделать!

Слова, сказанные вслух, добавляли уверенности, и мальчик ступил со ступеньки в комнату. Осмотревшись, увидел подушку на маминой кровати, и в голове тут же созрел окончательный план.

— Даже атланты никого не арестовывали за такое! Значит, люди А тоже думают, что это правильно!

Еще одна фраза окончательно успокоила, и Уно подхватил мягкую подушку подрагивающими руками.

Сара тихо спала, иногда вздрагивая во сне — будто предчувствовала что-то. Мальчик навис над ней, так что тень от подушки упала на покрасневшее личико. Глаза сестры были плотно закрыты, словно она специально сомкнула веки изо всех сил, чтобы не видеть сосредоточенного лица брата.

Капля пота стекла по виску Уно, и он нервно вытер ее плечом, не отрывая взгляда от колыбельки. Весь мир сжался до спаянной из железок кровати для Сары, и в память мальчика впечатывался каждый неровный изгиб, зазубрина на железной ножке и отметины на неровно спаянной спинке.

— У меня будут талоны. Меня будут уважать, — сам того не замечая, он произнес слова вслух, медленно опуская руки к сестре. — В этом нет ничего плохого!

Губы малышки оказались ярко-красными, прямо как кровь на шерстке Фыра, и Уно вздрогнул — перед глазами появилось безвольно тело зверька. Сердце сжалось, как будто его обхватил холодной лапой атлант, а воздух стал вязким, остающимся комом в горле.

Как же больно было потерять Фыра! Осознавать, что больше никогда его не увидишь, не поиграешь, не погладишь по мягкой шерстке! На глазах мальчика выступили слезы, но он понял, что плачет, только когда почувствовал соленный вкус на губах. Недоумевающее вытерев лицо, он ошарашенно замер.

— Почему мне больно? — вопрос вырвался в пустоту, но Уно наивно ждал ответа. Надеялся, что из кухни вдруг вынырнет Сай, и все объяснит. Сумасшедший ведь знал столько тайн и, кажется, мог объяснить все непонятное. — Ведь не больно, когда умирают...

Уно помнил много смертей — люди в Таксонии жили недолго, а умирали часто, но разве кого-то это огорчало? Все дети радовались, похлопывали в ладоши и со смехом неслись в обменные пункты, чтобы поменять долгожданный теневой талон. Мальчик сам мечтал о заветном шоколаде. Смерть — это шанс получить самое дорогое! Так почему же ему стало больно дышать?

Сара дернулась во сне и перевернулась на бок, скидывая одеяло, и привлекла внимание брата. Он со смешанными чувствами смотрел на сестру, невольно опустив руки с зажатой подушкой.

— Почему?

Громкий стук в дверь прозвучал так неожиданно, что Уно подскочил и испуганно засобирался, словно его застали на месте преступления. В проеме окна мелькнуло лицо Сутулого. Он задорно подмигнул и приглашающе махнул рукой, мол, выбегай сюда — ты же хотел меня видеть.

От волнения забыв отложить подушку, мальчик рванул из комнаты на улицу. Холодный вечерний ветер отрезвил, и Уно, замерев на ступеньках, с наслаждением втянул носом наполненный примесями влажный воздух — в доме он больше не мог дышать спокойно.

— Как мои бумаги поживают? — усмехнувшись, спросил Сай и с любопытством посмотрел на подушку — удивления в хитро прищуренных глазах не было.

— Я все прочитал, но там ничего нет о "Людях Моро"! — заметил Уно и хотел было высказать все накопившиеся обиды, но его перебили.

— Мы те, кто знаем, как попасть в город А. Этих знаний достаточно? И я пришёл спросить, ты этого хочешь? Хотя, о чем это я, вижу по лицу, что хочешь.

— И как туда попасть? — недоверчиво, но поумерив пыл, уточнил мальчик. — И если ты знаешь способ, то почему еще не там?

— Ты ищешь легкие пути, но так просто человеком А не стать. Нужно сделать то, чего боишься. Потерять то, что дорого. Сделать так, чтобы тебя зауважали.

— Ты говоришь загадками! Я не понимаю тебя! — в голосе Уно мелькнула обида.

— Подумай, кого уважают в Таксонии, и будет тебе ответ, — сказал Сай и ухмыльнулся, видя как мальчик переводит мрачный взгляд на подушку.

— Уважают тех, у кого есть талоны. Ты хочешь сказать...

— Я ничего не хочу сказать. Уж прости, но это не мои тайны, однако, скажу тебе, что ты на правильном пути, — показательно посмотрев на подушку, ответил Сутулый и потянулся. — Поздно уже, так что не знаю, как ты, а я иду спать. Тихой ночи, Уно. Надеюсь, твоя сестра не будет сегодня плакать, а то соседи жалуются.

Под напряженным взглядом мальчика, странный знакомый зевнул, а затем, отчего-то нахмурившись, полез рукой в карман — оттуда лилия яркий красный свет. До слуха мальчика донесся щелчок и тихо бормотание: "Снова сбоит".

— Мы с тобой еще поговорим.

Смотря вслед уходящемy Саю, Уно изо всех сил сжал пальцами подушку, понимая, что ему только что недвусмысленно намекнули: "Хочешь в город А, тогда получи теневой талон". Вернувшись в дом, мальчик не спешил подходить к колыбельке — замеров у двери, он издалека наблюдал за ворочающейся малышкой и чутко слушал ее прерывистое дыхание. Ведь он может никогда больше его не услышать. В полумраке лицо сестры выглядело сосредоточенным и донельзя серьезным, тени залегли на детском лице как морщинки, и Уно мелькнула мысль, что он никогда не увидит Сару состарившейся. Но ведь на кону стоит город А! Все, о чем мальчик мог только мечтать — горы конфет, а еще расцветающие в чистом, незамутненном небе яркие огни фейерверков! Ему больше не придется бояться атлантов и дорожать от мысли, что шастает по улицам после отбоя! Но самое главное — он докажет всем обидчикам, все умникам, всем сиротам, что он лучше!

Сглотнув ставшую вязкой слюну, мальчик прошёл к колыбели.

— Прости, Сара, — дрогнувшим голосом сказал Уно и будто бы чужими руками опустил подушку на покрасневшее личико.

Сестренка дернулась и сквозь слой синтетических волокон раздался сдавленный всхлип. Руки Уно предательски задрожали, и чтобы совладать с эмоциями, он до крови закусил нижнюю губу. Сара заколотила ногами и даже попала пяткой по локтю брата, но он лишь сильнее навалился на подушку.

— Ради города А, — едва слышно проговорил мальчик, не отрывая взгляда от все более вяло дергающейся сестры. — Это ради мечты...

Тонкий, жалобный всхлип пронесся по комнате, и сердце мальчика сжалось — он вновь почувствовал на губах соленный вкус. Сознание охватила апатия, но где-то далеко, на задворках билась мысль: "Почему мне больно? Почему это кажется неправильным?". Он сильнее надавил, убеждая себя, что поступает хорошо! Не могут все люди ошибаться!

"...Или могут?", — пронеслась мысль. — "Я ведь считал себя другим, не таким как все! А сейчас веду себя также как мерзкий Арчи!".

Сестренка почти перестала дергаться, и Уно, за один миг сделав выбор, в панике откинул подушку — она с глухим хлопком упала на пол, и серые волокна разлетелись в разные стороны по погруженной в полумрак комнате. Мальчик с ужасом, только теперь осознав, что чуть не сделал, подхватил малышку на руки и прислушался к сбивчивому дыханию — она была жива.

Мальчик сам не помнил, сколько просидел на полу рядом с колыбелькой. Глубоко внутри он понимал, хоть и не хотел признавать, что закрыл для себя дорогу в город мечты — он разочаровал Сая и "Людей Моро". Он не смог убить Сару и получить талон, а ведь этого от него ждали...

Уно и сам не мог объяснить, что его остановило в последнюю секунду, когда сестра почти перестала дышать, но он теперь знал одно: смерть — это больно.

Голова у мальчика закружилась, и он подумал, что давно не ел. В шкафу должны были остаться химические смеси из старых запасов — в обменный пункт идти уже поздно. Уно встал с пола и тут же почувствовал, что мир уходит из-под ног, а спазм сжимает желудок. Непонимающе осмотревшись, мальчик словно впервые увидел комнату: все предметы искажались и растягивались, будто сделаны были из жвачки — от такого зрелища ему стало совсем нехорошо, и он на ватных ногах дошел до маминой кровати.

Рухнув на твердый матрас, Уно прикрыл глаза — так меньше тошнило, он это хорошо запомнил еще со времен "черной лихорадки", когда его выворачивало через каждые полчаса, а мама не спала ночи напролет, держа его за руку. Невольно улыбнувшись, мальчик вспомнил, как много времени тогда мама проводила с ним — да, она каждый день уходила на работу, но потом все внимание доставалось ему.

У нее были очень холодные руки, сбивающие жар. Стоило пальцам притронуться к горящему лбу, как Уно становилось легче. Сейчас бы мальчику не помешало такое прикосновение.

Засыпая, он думал, что есть плюсы в том, что он не попадет в город А — он останется вместе с мамой и сестренкой и сможет им помогать.

Мальчик заснул прямо в грязном защитном костюме на кровати матери. Сил у него не осталось.

Уно проснулся от шума, хотя скорее приоткрыл налившиеся свинцом веки, но сознание и не думало обретать ясность. В комнату ворвались — мальчик слышал перестук лап атланта, а еще незнакомые голоса, но они доносились будто бы издалека. Яркий свет фонаря ударил ему в глаза, и он зажмурился. Стало легче различать звуки, но странная апатия мешала сосредоточиться и вдуматься в смысл слов.

— Зона заражения двести пятьдесят метров.

Уно захотелось, чтобы все замолчали, и он смог спокойно поспать, но голоса и не думали прерываться, усиливая головную боль.

— Излучение пятьсот восемьдесят бэр.

Проведя языком по губам, мальчик почувствовал взбухшую кровоточащую язву, и его затошнило. Но вставать все равно было лень — слишком тяжелая была голова. Кто-то прикоснулся к шее Уно, но он даже не шелохнулся, только отметил, что перчатка холодная.

— Может, удастся спасти без пересадки костного мозга. Выносите их.

— Девочку не спасти.

Холодные лапы атланта мальчик узнал бы из тысячи, так что сразу сообразил, что вновь оказался в ловушке, да только желания бежать не было — слабость и сонливость держали Уно крепче механического монстра. Теплая жидкость запузырилась из носа и стекла тонкой стройкой вниз. На зубах чувствовался соленый вкус крови, и сознание мутнело с каждой секундой все сильнее и сильнее. Горькие запахи и сырость улицы казались материальными, они обволакивали, касались открытой кожи и щекотали волоски. Мысли напоминали камни, ударяющиеся о черепную коробку с глухим звуком и разносящиеся в разные стороны вибрацией.

Время перестало существовать: может, прошла минута, а может, час или даже сутки. Уно ощущал холодные прикосновение металла к коже, и тогда он вздрагивал, покрываясь мурашками, а иногда слышал обрывки разговоров-малопонятные, сумбурные, но пару раз мальчик узнавал печальный голос Сая.

— Зачем лечить? Только теряем время и ресурсы. Он провалил проверку, а ты слишком привязался.

— Он похож на меня, — голос Сутулого, обычно звонкий и полный смеха, звучал опустошенно.

— Ты сделал верный выбор, а он — нет. Да к тому же он еще и глупец.

— Он не заслуживает смерти...

Вновь холодные прикосновения приборов, но Уно не хватало сил даже открыть глаза: реальность и сон переплелись так плотно, что он не был уверен не снится ли ему все.

— Сотрем сейчас, и шанс, что повредим двигательную память, увеличится вдвое. Не говорю уже о других видах. Он станет полнейшим идиотом, как и его отец, — женский голос полон раздражения. — Зачем с ним возиться?

— Он почти ничего не помнит. Дадим ему два дня, а затем сотрем. Этого срока хватит, чтобы все прошло без обострений? — говорит Сай, и в голосе легко различить приказные нотки.

— Ты нарушаешь правила... Чем он тебя зацепил? Слышала, что он провалился — останется в городе Б.

— Но живым и в своем уме. Он лучше многих.

— Этого недостаточно. Сделаем по-твоему, но, если он проговорится о чем-то, то сам будешь ликвидировать.

Вновь холодные прикосновения, к которым постепенно начинаешь привыкать. Мысли путаются, словно кто-то забрался в голову и намерено затянул все в прочный узел. Уно почти не просыпался, но неожиданный толчок в грудь привел его в чувство.

В переулок между двух домов почти не проникали лучи восходящего солнца: они завязли в плотной пелене фиолетового дыма, не дойдя до макушки мальчика с взъерошенными волосами. Подслеповато прищурившись, Уно огляделся и, опершись об шершавую стену, осторожно поднялся. Под обитыми железом подошвами звякнул осколок стеклянной бутылки, и Уно с удивлением уставился на него, успев отвыкнуть от реального мира.

— Не вырони свой талон, — из-за спины раздался голос Сая. Он стоял, вальяжно облокотившись на стену и с грустью наблюдая за растерянным мальчиком. — Из правого кармана сейчас вывалиться.

Рука Уно дрогнула, когда он нащупал картонную карточку, а когда вытащил на свет и увидел черно-белый талон, то чуть не выронил его в грязь.

— Это ведь теневой, — ошарашенно произнес он. — Но это значит...

— Сара мертва. Поздравляю, — спокойно заметил Сай. — До обменного пункта всего пара шагов, так что поспеши обменять — еще успеешь сегодня утереть нос Арчи.

Влажный воздух показался мальчику особенно холодным, и он передернул плечами — внутри было также хмуро и промозгло. Желанная для каждого ребенка карточка не всколыхнула никаких приятных чувств.

— А город А? — встрепенулся Уно на секунду и поднял голову.