Шоколадная лихорадка

Послушно повернув голову, мальчик вновь всмотрелся в шумящий лес, вдохнул аромат хвои и сочных зеленых листьев. Присмотрелся, как порхают птицы, и почувствовал ту гармонию, которую пытался передать Сай.

— В мире теперь два типа городов: Таксонии и настоящие. Мы не делаем исключений ни для одного ребенка. Все в младенчестве были в городе Б и, лишь пройдя проверку, оказывались здесь. Я тоже прошел. Я был в том же положении, что и ты. И я смог принять правильное решение. Готов ли ты жить в этом мире и менять его?

От волнения Уно вскочил и зашагал по траве, чтобы хоть как-то успокоиться и собрать все мысли. Сай говорил такие правильные вещи! Такие логичные! Да и прекрасный мир вокруг подтверждал его теорию, но одно не давала покоя: они ведь совершали убийства! Те самые, которые сами осуждали!

— Ты задаешься вопросом, что как может быть, что мы сами убиваем? — как будто прочел мысли Сай и привстал. На его спину налипли травинки и комья грязи. — Мы вынуждены. Мы — девятый отдел, жертвуем собой. Идем против своей сущности. Ради меньшего зла.

— А совсем без зла никак? — жалобно уточнил Уно.

— Нет. Никак. Зло есть всегда, но мы вправе выбрать.

— Но ведь нельзя выбирать! Это неправильно!

— Здесь нет черных и белых решений. Это принцип наименьшего зла. Тебе не обязательно приносить себя в жертву и идти в девятый отдел. Оставь это тем, у кого хватит духа, и кто за безнаказанностью не потеряет человеческий облик. Ты должен будешь дать мне ответ, принимаешь ли ты, согласен с этим миром А или нет, но прежде — пойдем со мной.

Сай решительно встал и отправился в сторону высокого белого дома, утопающего в солнечных лучах. Белоснежное и такое чистое — этот цвет ассоциировался с чем-то светлым, да только душу мальчика раздирали сомнения. Он плелся к открытой двери и совсем не хотел покидать лес и поляну.

Оглянувшись у входа, мальчик посмотрел на птиц — как же ему хотелось взлететь и не отвечать на вопрос. Потому что ответа он не знал.

По белоснежным коридорам Сай довел Уно до одной ничем не примечательной стены и внимательно посмотрел на него. Больше смешинок в глазах не было — шутки закончились. Оказавшись в здании мальчик вновь ощутил ту давящую безысходность и наполненный слезами взгляд Альветы. Когда перед глазами не было цветущего мира, то все казалось куда мрачнее.

— Пора. Ты должен это увидеть. Помни все, что я тебе говорил, — тихо сказал Сай и в его голосе слышалось сочувствие. — Помни, что все могли умереть, если бы не мы. Ни у кого бы не было шанса.

Легкое постукивание, и стена расползлась в разные стороны, а перед взглядом мальчика возникло стекло. Подойдя поближе, он всмотрелся в маленькое помещение, где на деревянных лавках сидело множество людей: и молодые, и старые, и женщины, и мужчины в самых различных разноцветных одеждах — но не они привлекали внимание. Взгляды каждого были направлены на едва стоящего на ногах Джими.

Сироту шатало: он был бледен, испуган, а глаза были на мокром месте, хотя от него Уно совсем не ожидал слез. Вытерев потеки грязи с лица, Джими гордо вскинул голову и распрямил плечи.

— Он нас не видит.

— Что происходит? — непонимающе спросил Уно, видя как люди перешептываются, наклоняясь друг к другу.

— Суд. Ты пройдешь через это сегодня. Осталось лишь чуть подождать. Теперь слушай, — пояснил Сай и кивнул на действо за стеклом.

Рядом с Джими стал пожилой мужчина, держащий в руках непонятный металлический квадрат и водящий по нему скукоженным от времени пальцем. Глубоко посаженные глаза выцвели от времени и почти невозможно было угадать их истинный цвет, а морщины так плотно покрывали его лицо, что в складках терялись черты лица.

— Ему уже двести восемьдесят лет...

— Что? — воскликнул Уно, чуть не стукнувшись лбом о стекло. — Как это возможно? Больше пятидесяти ведь не живут!

— В городе А живут. Слушай.

Старик откашлялся и обратился ко всем:

— Подведем итоги. Из нарушений Джими предъявляется: двенадцать краж со взломом; тридцать четыре драки, одна из которых закончилась летальным исходом мальчика возрастом пятнадцать лет; участие в подпольных боях и привлечение новых людей для этого действа. По голосованию участников судебного процесса, Джими признан аморальным человеком, не достойным быть человеком А. Второй вопрос на повестке дня о дальнейшей жизни обвиняемого: так как Джими собирал информацию о людях А, крал книги, проникал на АЭС, негативно высказывался о существующем режиме и в конечном итоге проник в город А, то он признан потенциально опасным. Ввиду возможной в дальнейшем попытки бунта, вариант частичного стирания памяти по единогласному решению участников судебного процесса отклонен.

Уно еще не понимал, к чему все ведет, но напряженное лицо Сая говорило само за себя: для сироты не ожидалось ничего хорошего. С ужасом мальчик смотрел на своего друга. Тот старался стоять гордо, но плечи с каждой фразой сказанной сухими, бесчувственным голосом все опускались и опускались. В конце речи Джими понуро опустил голову и сжал ладони в кулаки.

— По голосованию, учитывая возраст обвиняемого, было принято решение о сохранении его жизни.

Облегченный вдох вырвался из груди Уно, и он буквально сполз на холодный пол, ведь ноги держать отказывались. Мальчик бы не пережил, если бы с другом что-то случилось — тем более, что это из-за Уно сирота оказался здесь. Подняв голову, мальчик вдруг заметил, что Сай с тем же мрачным лицом смотрит через стекло, заложив руки за идеально выпрямленную спину.

— Вердикт суда: Джими подвергнется полному стиранию памяти и будет возвращен в город Б. Заседание окончено!

Подскочив, Уно припал к стеклу и с ужасом увидел, как уже знакомые мужчины в черных нарядах и белых масках подхватывают сироту за руки — Джими даже не сопротивлялся. Он безвольно повис и не пытался отбиться. Висящие сальными прядями волосы закрывали его лицо, но когда его резко заставили выпрямиться, Уно увидел глаза — потухшие, пустые, прямо как у Альветы. Только сирота не кричал, а крепко сжал зубы, прокусив опухшую нижнюю губу.

— Что это значит? — дрожащим голосом спросил Уно, видя как его друга утаскивают в другое помещение, которое было не разглядеть из-за стекла.

— От него мало что останется, но он будет жить.

— Как Клэн? Как Чак? — похолодев, спросил мальчик.

— Да. Такое случается. Иногда наши самые близкие люди не оправдывают ожиданий и допускают роковые ошибки.

— Но он полез сюда из-за меня! — закричал Уно и схватил Сая за рубашку. — Он не хотел сюда идти! Он хороший! Он спас меня в катакомбах, рискуя жизнью!

— Решение суда изменить нельзя, — холодно ответил Сай, убирая дрожащие от напряжения руки мальчика и заглядывая ему в глаза. — Это не сказка. Это реальность. Где может случится все. Ответь мне, готов ли ты жить в этой реальности? Только хорошо подумай. Я умею отличать ложь.

Отстранившись, Уно с неподдельным ужасом смотрел на невозмутимого человека из девятого отдела — как он мог когда-то казаться смешливым и дружелюбным? Как заставил поверить, что он друг? Разве друзья могут смотреть так холодно, пронизывая насквозь?!

Голова закружилась, и мальчик осел на пол. Он смотрел на подошвы ботинок, к которым пристала земля и пара травинок. Такие зеленые и сочные...

— Нет, — глухо выдохнул Уно, а затем вскинул голову и очень громко воскликнул: — Я не хочу здесь жить!

Двадцать шестая глава

Лишь выкрикнув смелую фразу, Уно осознал, что только сорвалось с языка, но только упрямо вскинул голову и посмотрел в глаза Саю. Тот неожиданно улыбнулся и заметил:

— Точно весь в отца. Будто под копирку одни и те же фразы говорите. Да только оба не осознаете, от чего отказываетесь. Не повторяй чужих ошибок.

— Что случилось с моим отцом? — тихо спросил мальчик.

— Он получил вестника. Редкость, когда люди в таком возрасте доказывают, что достойны лучшей жизни. Твой папа совершил много ошибок в молодости, но смог исправиться. Я тоже показал ему весь мир, но перед судом он ответил мне также.

— И что вы с ним сделали?

— Разве ты уже не догадался? Он ушел тихо, так что мог вернуться в город Б, но в своем уме отпускать его было слишком опасно. Ему полностью стерли память, — ответил Сай, отвернувшись к стеклу. — Жаль. С его сообразительностью он мог однажды возглавить девятый отдел, не то что этой Таксонии, но даже до двадцатой бы дошел. Самое райское место. Хорошо там уходить в отпуск — рядом Новые Сейшелы. По слухам, они хуже затопленных Старых.

— Он сказал, что победил.

— Его вечно тянуло воевать, да только войн уже давно нет, а враги кроются лишь в вас самих.

— Со мной все будет также? — сглотнув, спросил Уно.

— Суд покажет. Не только я принимаю решение, — ответил Сай и задумчиво посмотрел на мальчика. — Вставай, нам пора. Лонни уже вынесли вердикт — теперь твоя очередь.

— А что сказали Шэр? Она жива? Ответь мне.

— Твоя подруга полноправный житель города А — а еще она тебя ждет. Хорошая девочка. Далеко пойдет. Мы подкинули ей много испытаний, но она справлялась со всем. Но ты даже не спросишь, что случилось с Лонни?

Мальчик равнодушно пожал плечами — судьба очкарика перестала его волновать с тех пор, как тот попытался убить свою мать. Такого Уно простить не мог, а прикрываться лживым волнением не хотел. Довольно с него было поддельных чувств.

Сай задумчиво пожевал губами, будто его посетила какая-то крайне занимательная идея, а затем, махнув рукой, — мол, иди за мной — он направился по коридору. Мысль сбежать даже не мелькнула в голове Уно: куда здесь сбежишь? Не в лесу же прятаться! Лапы девятого отдела достанут везде, тому яркое подтверждение Альвета.

Дойдя до стены, знакомый из "Людей Моро" потарабанил пальцами и замер у открывшегося прохода. Кинув взгляд внутрь, он довольно кивнул и скомандовал:

— Проходи. Тебя ждет первый и, возможно, последний суд.

Помещение не отличалось от того, где безжалостно решили судьбу Джими — только голые белые стены и лавки: Уно лишь скользнул взглядом по разодетым людям, но не стал цепляться за их внешность — больше люди А не вызывали жгучего интереса, ведь мысли были заняты рассказом Сая. Взвешивая все "за" и "против", мальчик пытался понять не ошибся ли он. Может, мир делится не только на черное и белое? Но приходил лишь к одному выводу: быть может, он бы принял новый мир, но только не после суда над Джими! Да и осознание, что мать навсегда останется в мире иллюзий, терзало мальчика — она достойна лучшей жизни! Она ведь плакала на похоронах, а значит, прекрасно понимала, что смерть — это плохо! Но девятому отделу этого было мало.

Подняв взгляд, мальчик увидел, как Сай шепотом переговаривается с уже знакомым стариком, и последний задумчиво кивает, кидая взгляды на ребенка. Разговор длился недолго, и по лицам нельзя было понять, что же они решили.

— Рассматривается дело девятьсот шестьдесят три. Подсудимый — Уно, коренной житель Таксонии, — с кряхтением подойдя к мальчику, объявил старик. От него пахло как от древнего, потрепанного временем фолианта, и Уно словно наяву глотнул пыли, когда невольно сделал глубокий вдох. — Рассматривается заявка на его принятие в город А.

Мальчик тут же ощутил заинтересованные взгляды и все-таки всмотрелся в лица людей, которым предстояло решить его судьбу.

Статный мужчина с настолько прямой осанкой, что казалось будто к его спине привязали палку, скользнул равнодушным взглядом и хмыкнул в пушистые, тронутые сединой усы — невольно мальчик засомневался: как он только дышит, ведь ноздри крючковатого носа просто утопали в "растительности".

Рыжеволосая девушка, напоминающая Шэр, с задорно торчащими кудряшками и курносым носиком на круглом лице подбдаривающе улыбнулась, а затем хитро сверкнула нереально зелеными глазами.

Паренек — на вид лет восемнадцати — нервно ерзал на стуле и то и дело проводил по волосам, покрытым толстым слоем геля, и на объявление даже не повернул головы. Размышлял он точно не о предстоящем деле, а кидал смущенные взгляды на рыжую красавицу.

Две женщины близняшки — смуглые, кареглазые, пухленькие и одетые в платья синего цвета — дружелюбно улыбнулись, когда мальчик исподлобья присмотрелся к ним.

Последний же судья оказался стариком, вряд ли уступающим по возрасту тому, что читал приговор, да только глаза еще не выцвели и в них бегали смешинки, словно вся ситуация казалась ему невероятно забавной. Перебирая руками по палке, он словно играл в неведомую игру, где одна покрытая крупными морщинами ладонь должна была догнать другую.

— Подсудимый прошел испытание и отказался убивать свою сестру Сару; также, когда на его глазах попытались совершить убийство, он кинулся спасать женщину. К делу приложено дополнение, что подсудимый пытался ценой своей жизни помочь подруге, которой угрожали смертью, — уткнувшись в металлический квадрат с белым экраном, на котором ровными рядами шли буквы, объявил старик, и судьи одобрительно закивали — даже влюбленный паренек с уважением посмотрел на мальчика. — Однако, по словам Сая, подсудимый негативно отозвался о существующем режиме и, цитирую, выкрикнул: "Я не хочу здесь жить!". Прошу учитывать данный факт, который лишает Уно возможности стать человеком А и делает его потенциально опасным. В пользу того, что в дальнейшем подсудимый может начать бунт, говорят следующие поступки: он собирал и читал книги с черных рынков города Б; работал в "Подполье", где проводятся нелегальные детские бои; проник на АЭС и украл радий; также он потерял отца, который подвергся полному стиранию памяти — данные факты позволяют предполагать зарождение ненависти к людям А.

Лица присутствующих помрачнели, а в голове Уно вертелась одна мысль: "Почему судьи они? Кто им дал право судить каждый мой поступок?!". Мальчик припомнил давний разговор с Шэр о Боге — она была права: боги — это люди А, самые важные люди, которые безжалостно вершат судьбы.

— В виду данных фактов, прошу судей выбрать из двух вариантов: казнь или полное стирание памяти.

Простые слова, как брошенный булыжник, врезались в голову мальчика, и он пошатнулся. Отчаянным взглядом он прошелся по лицам своих палачей: рыжая уже не улыбалась, а грустно опустила голову; мужчина вновь хмыкнул в усы; близняшки переглядывались и словно не хотели встречаться глазами с мальчиком; паренек потерял всякий интерес к подсудимому и поправлял манжеты; только старик внимательно смотрел на ребенка странным, исполненным горечи взглядом.

— Протестую! — пронесся по залу властный голос Сая, и он встал с лавки под удивленные взгляды присутствующих. — Так как я лично привел этого мальчика в город А, то до того момента, как уважаемые судьи вынесут вердикт, хочу добавить существенную информацию по делу.

— Мы вас слушаем, — кивнул старик, нисколько не удивившись.

— Наблюдение за подсудимым позволило мне сделать вывод, что он очень привязан к своей семье и друзьям. Негативные взгляды на существующий режим оказались вызваны двумя факторами: сегодня состоялся суд над его другом Джими — коренным жителем Таксонии — по приговору того ждет полное стирание памяти; второй фактор — мать мальчика осталась в городе Б — этот фактор не более чем проявление инстинктивной привязанности к женщине, которая породила его на свет с помощью устаревшего способа деторождения. "Материнский инстинкт" всегда признавали смягчающим обстоятельством, и в данном случае мы видим проявление подобной реакции, за которую подсудимого нельзя осуждать. В других же случаях, когда дело не касалось близких людей, Уно не проявил негативного отношения к существующему режиму и был готов принять его, что подтверждает случаи с еще двумя подсудимыми — Альветой и Лонни.