Шоколадная лихорадка

— Такие как Лонни? — отчего мальчик не вовремя вспомнил про очкарика.

— Да, непременно нужны, но насчет твоего друга еще есть вопросы. Все войны начинали умные люди, так что одного ума, к сожалению, мало. Как ты думаешь, ты готов стать человеком класса А?

Уно показалось, что он ослышался: неужели его спрашивают о таком? Неужели ему дают шанс перебраться за Стену?! От неожиданности у мальчика перехватило дыхание, а язык стал ватным — как им только можно шевелить и выговаривать слова?

— Так что, Уно, ты готов стать человеком А и навсегда покинуть город, погруженный в нищету и бесконечные склоки?

— Да, — выпалил мальчик и задержал дыхание.

Сутулый, хотя теперь он совсем не соответствовал прозвищу, встал и достал из кармана пробирку с аквамариновой жидкостью. Цвет был знаком Уно, а когда Сай откупорил пластиковую крышечку, то горький запах не оставил сомнений — также пахла свалка закрытого завода номер шесть.

На губах знакомого блуждала хитрая улыбка, которая совсем не понравилась Уно — ох не улыбаются так по-доброму настроенные люди.

— Смотри, сам подписался. Мог бы отделаться легким испугом как Дэви, и мы бы оставили тебя в покое, но выбор твой. Все дальнейшие испытания лишь по твоей инициативе. Никто не настаивал.

Мальчик открыл было рот, чтобы задать еще один вопрос, как острая точечная боль пронзила шею, и он вновь потерял сознание.

Третий день рождения Уно выпал на четверг: отец в этот день отрабатывал двойную смену — уходил с рассветом, а возвращался под сигнал отбоя. Мальчику нравился этот протяжный звук — он означал, что скоро папа будет дома.

Мама, как она говорила, старалась получить дополнительные талоны, так что с работы сразу ушла в один из домов на улице Зеленых крыш, чтобы посидеть с маленькой дочкой богачей. Мальчик не понимал, почему она должна идти к какой-то девочке, когда он сидит один. Нос все еще был покрасневший от слез, а внутри зрела обида, и если бы не ожидание отца, то Уно совсем бы загрустил — не так ему хотелось отметить праздник.

Усевшись на крыльце, мальчик играл спаянной из железок снежинкой: подарок папы, оставленный под подушкой.

— Дай! — грубый голос раздался совсем близко.

Перед Уно столпилось несколько ребят постарше: Дэви скоро исполнилось пять, Юстафу — четыре, а Йорику три стукнуло еще пару месяцев назад.

— Не слышишь? Дай! — угрожающе повторил Дэви и надвинулся на мальчика.

Уно дернулся назад и прижал к груди игрушку, стараясь защитить, но драчун был на две головы выше, так что жалкая попытка не удалась. Дэви одним движением вырвал из пальцев мальчика подарок, а затем резко пихнул в грудь.

— Когда говорят "дай", нужно отдавать. Запомни.

— Понял?! — тонким голосом воскликнул Юстаф и пнул перед собой щебенку так, что мелкие камешки полетели в лицо Уно.

Щеку мальчика обожгло, а на глаза снова навернулись слезы. Это был его подарок! Его! Но что он сделает против троих?

Ребята это тут же увидели и загоготали.

— Да он плачет! Маленькая девочка!

— Да девочки и то так не плачут! Слюнтяй!

— Это хочешь? Это? Игрушку? — Дэви издевательски повертел ей перед лицом Уно, а затем размахнулся и швырнул ее изо всех сил куда-то за ближайший дом.

Уно дернулся, словно получил хлесткую пощечину, и между бровей залегла складка, но сон не спешил отпускать. Мальчику очень хотелось проснуться, но сновидения сковали его цепкими лапами, прямо как атлант, и не спешили отпускать в реальность.

Папа снова ушел. Мальчик опустил руки с зажатым рисунком, на который отец даже не взглянул — его озарила очередная теория о людях А, и он буквально вылетел из дома не попрощавшись.

Уно со злостью скомкал картинку и кинул в стену, а потом присел на пол.

— Я хоть кому-то нужен?! — вырвался вопрос в никуда, но ответа не было. Мальчик остался дома один. — Мне нужно стать человеком А, чтобы ты меня заметил?!

В ответ снова лишь тишина. Мама как всегда пропадала на работе.

Старая обида царапнула сердце, и Уно во сне прикусил губу. Он помнил тот вечер, отлично помнил — тогда он захотел пробраться за Стену, чтобы папа наконец-то заинтересовался им также, как счастливчиками. Не успел.

Здание кремации мало чем отличается от остальных: разве что все серое, будто каждый предмет окунули в краску. Уно встал рядом с матерью — у нее красные и опухшие глаза, а нос вспухший. Пахнет лекарствами, точнее, той настойкой, что дал Аврелий. Папа лежит на железном столе, укрытый самым красивым покрывалом, что нашлось в доме — в красную клетку.

Мальчик с любопытством смотрел на неподвижное лицо папы и невольно вспоминал его последнюю фразу: всего за пару часов до смерти. Он казал, что победил. Уно понимал, что победа — это хорошо, а потому совсем не грустил. Да и много еще было причин радоваться.

Он переминался и не знал, что должен делать, ведь ему ничего не объяснили, разве что молчать сказали. Раньше он не был на кремации, всегда ждал дома. Теперь Уно понял, что когда кто-то умирает, нужно непременно молчать, а еще плакать, но вот слезы не лились, как бы он не старался. Ведь он уже знал, что скоро получит теневой талон, а, значит, наконец-то попробует шоколад. В этот раз точно должен быть шоколад!

Мама подошла и поцеловала отца в лоб, а потом кинула взгляд на Уно, намекая, что он должен сделать также.

Папа холодный. Будто совсем продрог, и целовать его неприятно, но мальчик понимал, что эта плата за теневой талон. Он ему очень нужен! Тогда ребята примут его! Позовут гулять на строящийся завод на окраине Фонарного района.

Тело вкатывают в железный ящик, от которого тянет теплом, даже жаром, но что случается дальше, Уно уже не увидел — крышка закрылась.

От волнения кровь застучала в ушах: скоро будет теневой талон!

Впервые воспоминание было приятным, и мальчик перестал ворочаться. На губах мелькнула улыбка: ребята его приняли, зауважали. Хотя Дэви и презрительно фыркнул: "Всего одна шоколадка? Ха", но это был лучший день в жизни. На зубах вязла сладость, а он гулял вместе со всеми по стройке и даже сбегал от рабочих.

Снова метка изгоя. Уно старался проглотить слезы обиды: он так хотел похвастаться, что научился читать! Ребята же смеялись.

Когда мальчик плелся домой, в ушах стояли насмешки:

— Читать? Да кому оно нужно, мелкий? Если на работе понадобится, то научат. Чего ты приперся с этими бумажками? Умный, что ли?

— Он не умный, он изгой. С нами развлекаться не пошел, вот и расхлебывает пусть!

— Придурок. Мозгов совсем нет! Кто на такую чушь время тратит?

Мальчик шел, понурив голову: он делал что-то не так, но ведь отец говорил, как важно уметь читать... Правда, сам же потом сошел с ума, а родители ребят получили разнарядки на престижные заводы. Наверное, они правы.

Лучи заходящего солнца осветили лицо Уно, и он внезапно проснулся. Спина затекла от неудобного положения, и, пошарив руками вокруг, мальчик сообразил, что лежит на щебенке.

Он валялся в переулке недалеко от дома. В панике вспомнив о талонах, Уно полез рукой в карман — там было пусто.

Его оштрафовали. Атлант забрал все талоны.

Разбитый и упавший духом, мальчик плелся домой, со злобой пиная попадающиеся на дороге камешки. С металлическим отзвуком они разлетались в разные стороны — парочка даже чуть не попала в проходящих мимо людей, но Уно не было дела до осуждающих взглядов и окриков.

Он потерял все талоны — ни одного не осталось. И самое обидное то, что юродивый сосед не упустит шанса подшутить. Будет измываться изо всех сил, на сколько фантазии хватит.

Мальчик ничего не помнил: последнее, что мелькнуло перед глазами — это лапы атланта, а затем лишь сон. Очень странный сон. Будто специально кто-то в голову вбил самые обидные и болючие моменты. И эмоции были такие реальные, будто это произошло минуту назад!

Погруженный в мрачные воспоминания, мальчик дошел до дома и понадеялся, что сможет пройти незамеченным, но Арчи не мог упустить момент триумфа. С отвратительно наглым и сочащимся самодовольством лицом юродивый вышел на встречу. Уно с раздражением смотрел, как соседа просто разрывает на части от довольства, а тонкие губы растягиваются в пренеприятнейшей ухмылки.

— Я уж думал смелости вернуться не хватит. Не решился сбежать с концами, а? И где же продукты?

— Меня атлант оштрафовал! — Уно предпринял глупую попытку оправдаться, зная, что Арчи не поверит.

— Долго думал, что соврать? Всю ночь, что ли? Значит, нет талонов, да? А я уж всем ребятам рассказал, чтоб за тебя порадовались, — еще сильнее осклабился сосед. — Мы тебя вчера ждали, а ты сбежал. Не понравилось это всем.

Уно прошиб холодный пот: если сосед не врал и рассказал всем, да еще и выставил его вруном, то в ближайшие дни можно ждать очередного "привета", как говорил Дэви. Неужели к нему снова прицепятся? Снова обидные прозвища, идиотские шутки и мертвые крысы в окно?! Нет, нет, не должны так все отреагировать — ну соврал и соврал, что страшного?

— Похоже, все решили, что ты богатенького из себя строишь. Зазнался совсем, — издеваясь заметил Арчи, видя как напрягся мальчик. — Так еще и на пустом месте, оказывается...

— Отстань от меня! — как можно увереннее воскликнул Уно, непроизвольно сжимая ладони в кулаки. — Оштрафовали меня вчера!

— Рассказывай, рассказывай, попрошайка, — хмыкнул юродивый. — Без талонов совсем, да? Не то что конфет, картошки не видишь? Держи, это тебе, хоть в руках подержишь.

Мальчик сначала не понял, что ему в лицо кинул Арчи, но инстинктивно уклонился, а когда повернул голову, то увидел упавшую н щебенку скомканную фольгу от шоколадки.

— Ты посмотри повнимательнее, может, чуть шоколада растаявшего осталось. Делюсь по доброте, а то исхудал совсем, да и сестра твоя надрывает глотку весь день — с ней поделись. Она же такой же неудачницей вырастет, что и ты! О конфетах только слышать рассказы и будет.

У Уно что-то перемкнуло внутри: сразу вспомнились и издевки детства, и безразличие родителей, и "Химера" — смятая в шарик фольга стала последней каплей. Он сорвался с места и кинулся на соседа. Тот не ожидал такого поворота и пропустил удар в нос. Кровь окрасила лицо с не успевшей исчезнуть самодовольной ухмылкой, и раздался хруст. Уно потряс рукой — костяшки заныли — кажется, он ударил не слишком удачно, но подумать об этом времени не было: Арчи ринулся в ответ.

Оглушающий удар пришелся в ухо, а за ним еще один в живот. Закрыться Уно не успел, да и не умел: согнувшись от боли, он почувствовал, что теряет почву под ногами, а юродивый обезумел, похлеще Тихони Тома. Он с остервенением ударил ногой, а затем еще раз и еще по упавшему противнику. Железная подошва ботинка врезалась в плечо, и Уно вскрикнул. Ему хотелось подскочить и ударить в ответ, а лучше вцепиться в шею Арчи, хоть зубами, хоть ногтями, но от боли перед глазами заплясали искры, а удары все сыпались и сыпались.

Неловко прикрывшись рукой и сощурившись, Уно попытался отползти и у него вышло. Тишина резанула слух, хоть гул из-за первого удара в ухо все еще откликался в голове. Открыв глаза и убрав дрожащую от напряжения руку, мальчик увидел успокоившегося соседа.

Тот вытер кровь с лица, с любопытством посмотрел на измазанную перчатку и снова ухмыльнулся. Да так, что в этот раз еще гаже получилось.

— И драться не умеешь. Тьфу. В первый раз тебе еще повезло, — сказал Арчи. — Бери уж фольгу и уматывай. Еще об тебя руки марать. Как всегда был изгоем, так и останешься.

Уно остался жалко сидеть на земле, смотря как сосед уходит к себе домой. Изнутри каленными щипцами жгла обида.

Зарычав от злости и несправедливости, мальчик подхватил поблескивающую в вечерних лучах фольгу и швырнул ее подальше, а затем туда же полетела жменя щебенки. Песок попал на разбитые костяшки, но это было не важным. Все было неважным!

С трудом встав и зажав ноющее плечо, Уно, переваливаясь, зашел в дом, захлопнул дверь и тут же сполз на пол. Пустым взглядом он уставился в стену, а в голове билась судорожная мысль: "Неужели может быть так больно?!", и дело было совсем не в ссадинах.

Мальчик бы еще долго так просидел, если бы не услышал всхлип и не ощутил неприятный запах рвоты. Непонимающе подняв голову, он присмотрелся к колыбельке.

Сару рвало, да и кожа странно покраснела — не как обычно от плача, а прямо ярко-красной стала. Оцепенение немного отпустило, и мальчик подошел к сестре. Странное, непривычно равнодушие сковало его: в любой другой день он бы в панике заметался, увидев, как Саре плохо, но сейчас чувства слова притупились. Будто обида выжгла все изнутри, не оставив сил на другие эмоции. Присмотревшись, Уно разглядел на маленькой ножке бурую сыпь.

— Чем же ты отравилась...

Не задумываясь, а действуя как запрограммированная машина, мальчик вымыл сестру и уложил обратно — вроде бы рвать перестало, и сестра даже заснула. Устало вздохнув, мальчик пошел наверх, в комнату — ему хотелось увидеть Фыра, обнять его, погладить по мягкой шерстке и заснуть. Крысеныш оставался единственным светлым пятном в жизни.

Мальчик достал железный ящик из-под кровати и заглянул внутрь. Маленький друг спал, странно вытянув лапки.

— Эй, ты чего? Фыр? — прошептал Уно и потормошил звереныша.

У рта виднелись красные капельки, а ворсинки шерсти остались на пальцах мальчика. Он еще раз притронулся к зверьку, и тело безвольно перекатилось. Крысеныш не дышал.

Уно, еще до конца не веря, медленно осел на пол. С губ помимо воли срывалось тихое и непонимающее: "Фыр? Фыр, но как же так". Отвернувшись, чтобы не видеть безвольное тело друга, мальчик едва сдержал всхлип. Только не он, только не сейчас! Как так могло случится?! Почему?

Вместо слез пришли отчаяние и злость: Уно подскочил и со всей силы пнул железный ящик. С грохотом тот ударился о ножки кровати, но этого было мало. Мальчик подхватил один из кусков арматуры и, размахнувшись, швырнул в стену, а затем еще один, и еще один.

Дом сотрясло от ударов, но Уно не унимался — вихрем пронесся по комнате и, поддавшись порыву, одним движением перевернул спаянный из металла стол, как будто подхватил пушинку. Одна из ножек упала прямо на ногу, и мальчик зашипел сквозь зубы.

Боль отрезвила, но не более, чем на минуту: ярость застилала глаза — никогда в жизни он не чувствовал такой ненависти ко всему. Ко всей Таксонии, к каждому живущему в ней человеку. Уно в первые в жизни понял, что значит ненавидеть. Это когда хочется вгрызться в глотку, вцепиться в волосы и ударить об стену! В воображении мальчик представлял каждого своего обидчика, начиная от задир из детства и заканчивая насмехающимся Арчи, и видел, как беспощадно убирает мерзкие усмешки с их лиц. Не задумываясь, Уно винил их всех в смерти Фыра — все они были виноваты в его глазах, потому что им везло. Им везло, а ему нет!

Всю жизнь он жил изгоем, терпел насмешки, верил, что однажды переберется в город А и докажет, что не изгой, а лучший! А что получилось? Пинки и издевательские смешки?! Скоро и трупы крыс полетят в окно, если не что похуже, а ведь он обещал себе, что больше не будет слабым, не потерпит издевательств!