— То-то и оно, что мужик нормальный, а по вашей милости может неприятности нажить. Так, ребята, не делается. Что быстро эту шмакодявку приволокли, покуда она там совсем не закоченела — это молодцы, конечно, но с этим справились бы и двое, а третий — и лучше ты, Волний — должен был остаться там и поговорить с портовой стражей. Купец ведь, сами говорите, отплывать уже собирался, а теперь его наверняка задержали, если не арестовали вообще до выяснения. Вы — основные свидетели происшествия, а вы и оторву эту увели, виновницу переполоха, и сами смылись. Ну и кого страже опрашивать?

— Понял, папа, я сейчас мигом слетаю!

— Теперь уж сиди — слетает он. Тебя ещё потом дожидайся, пока разберутся...

Хвала богам, радиотелефонная связь есть. Пройдя в аппаратную, я уселся перед колонкой, настроил корзиночную антенну на квартиру Васькина и звякнул ему.

— Слушаю! — донеслось из колонки с характерным чавканьем.

— Я тебя от стола оторвал? Ну, извини. Отзывай своих ищеек, нечего им по этой собачьей погоде мёрзнуть — нашлась пропащая. Мои парни только что привели.

— А где нашли? Мои перерыли уже всё, что только можно, если город на уши не ставить, у всех ворот дежурят, гонцы по всем дорогам разосланы, и никто нигде ни сном, ни духом. Я уже хотел с обеда вообще прочёсывание города и окрестностей устроить...

— Ну и хвала богам, что не поспешил — отбой, короче. В порту попалась. Знаешь же гадесца Махарбала, владельца "Мула Йама"? Вот, у него в трюме перед отплытием его мореманы обнаружили.

— Вот это отчебучила! — из колонки донёсся смех испанца, — Я чего угодно ждал, но уж точно не такого фортеля! У тебя она, значит? И что объясняет?

— Да ни хрена пока не объясняет — продрогла, да ещё в море искупалась, так что вообще никакая. На кухне пока отогревают и горячим отпаивают, позже с ней поговорю. А тебе я вот из-за чего звоню — мои же оболтусы второпях не сообразили оставить кого-то одного для показаний портовой страже, и Махарбала наверняка задержали. Так ты пошли в порт человека поуполномоченнее, чтобы быстренько его с людьми для порядка опросил, да и отпустил без лишней волокиты. Знаешь же мужика и сам — никаких пакостей никогда за ним не водилось, и чего его держать-то зря?

— Да знаю, конечно, абсолютно нормальный человек. Все бы такими были, я бы без работы остался. Конечно, отпускать его надо, это я распоряжусь. Но девчонку всё-таки тоже допросить надо для закрытия дела. Это, конечно, теперь не горит, я понял ситуацию, спасибо — завтра или послезавтра займёмся. Ну и отчебучила! — из колонки снова донёсся смех, — Ладно, конец связи!

Этот Махарбал уже не первый год торговал с нами, возя из Мавритании зерно и сушёные финики, а от нас туда недорогой железный ширпотреб. Деньги, конечно, лопатой он с такой торговли не гребёт, зато капают стабильно с каждого рейса без особого риска. Зимние шторма — они к северу от Олисипо в основном бушуют, и вот туда зимой попасть не всякому врагу пожелаешь, а здесь — ну, туманы разве только, при которых гляди в оба, дабы на камень подводный не наскочить или на мель не сесть, но это новичкам опасно, а местные знают здешнее море как облупленное. Штили ещё случаются вдали от берега, это неприятный сюрприз для малолюдного торгового судна, плохого ходока на вёслах, но тут уж — как кому повезёт. Многие, конечно, завязывают с плаваниями на зиму, но Махарбал — из тех, кто работает круглогодично, облегчая нам снабжение дефицитной из-за всех этих неурожаев жратвой. И репутация у мужика практически безупречная, так что Хренио по результатам углублённой проверки включил его в список рекомендованных для торговли с теми же Канарами. Не сейчас, конечно, сейчас он здесь нужнее, но попозже, когда уже и наши бастулоны в этих водах как следует пообвыкнутся и смогут на этих ближних рейсах его сменить, то почему бы и нет? Если и там хорошо себя покажет, так глядишь, тогда и на Горгады ему плавать предложим. При всём богатстве и размахе Тарквиниев, все новые маршруты им одним не оживить, тут уже и мелкий частник нужен, хоть и берущий в час по чайной ложке, зато своей численностью свой малый размах компенсирующий. А кого попало туда разве допустишь? Вот и приходится из-за этого тщательно людей просеивать, отбирая подходящих по одному, и каждый из таких отобранных поэтому ценен. Нужного количества так, конечно, не отобрать, ну так подобное ведь тянется к подобному, и каков сам босс, таких и помощников он себе набирает, а раскрутившись и нарастив капиталы, и транспорт нарастит, на который ему уже самостоятельные навигаторы понадобятся. А в дальнейшем, когда они и сами уже раскрутятся, то и компаньоны. Нам не охватить всего самим даже при всём желании, всем дыркам затычкой не будешь, так что предприимчивая частная инициатива в таких делах нужна позарез...

За обедом я не стал портить шмакодявке аппетит своими расспросами — хоть её и подкормили уже немного на кухне, но видно же по ней, как проголодалась. Да и сам-то с детства не люблю, когда прямо за едой мозги выносят. Поэтому у меня в семье такого и не заведено — если и заслужит кто из детей или слуг взбучку, так за мной и это не заржавеет, но она будет идти как отдельный номер программы, а приём пищи — это святое. Поэтому пообедали себе спокойно, только о повседневных новостях болтая как ни в чём не бывало, затем я сигариллу выкурил и только после этого приступил к разбору дела.

— Ты можешь не рассказывать мне, кто ты такая и откуда взялась, — сказал я ей, — Я знаю обо всех вас достаточно, чтобы понимать ситуацию, и большего пока не нужно. Я хочу знать, зачем ты сбежала от наших "гречанок"? Я не слыхал, чтобы они с вами плохо обращались. Что тебе не понравилось у них?

— Я боюсь. Гулящие девки. Не хочу, как они, — судя по этим коротким рубленым фразам и сильнейшему акценту, она и понимает-то по-турдетански наверняка с трудом.

— Ни по-гречески, ни по-финикийски она не говорит вообще, а на латыни — даже хуже, чем на нашем, — обломила меня Турия, угадав мою мысль, — А её родной язык хоть и похож на балеарский, но очень отдалённо, и в нём очень много совсем чужих слов — я так почти ничего и не поняла.

— Да, балар, — подтвердила девчонка, сообразив, что мы выясняем, каким языком она владеет нормально, но когда она попробовала говорить на своём, то стало ясно, что ни хрена не ясно — лучше говорить на турдетанском, приноравливаясь к её познаниям в нём.

— Значит, ты решила, что наши "гречанки" задумали сделать из тебя продажную женщину? Ты только из-за этого от них убежала?

— Да, только это. Не хочу... как это сказать? Потянутой?

— Потаскухой? — мы рассмеялись, — Ну а почему ты решила, что они готовят тебя именно для этого? Тебя разве начали уже учить этому ремеслу?

— Меня — нет. Но место такое — учат продажных женщин.

— Там немного сложнее, хотя есть и это. Немного позже ты поймёшь сама, когда ко всему присмотришься и будешь получше знать наш язык. А почему тебя этому не учат, как ты думаешь сама?

— Мне ещё рано.

— Ну, хотя бы это понимаешь — уже хорошо. Я не буду сейчас уверять тебя, что ты ошибаешься. Мало ли, чего я тебе могу наговорить, и откуда тебе знать, правда это или обман? Твои родители должны были научить тебя, что нельзя верить незнакомым людям. Ты правильно делаешь, когда подозреваешь худшее. Если ошибёшься, то будешь хотя бы радоваться своей ошибке, а не горевать. Но то, что тебя ещё рано класть под мужика, ты поняла и сама. А как ты думаешь, когда уже не будет рано? Через три дня, через неделю, через месяц, через полгода, через год? И как ты сама думаешь, сколько тебя нужно учить, чтобы из тебя вышла хорошая рабыня-помощница для кого-нибудь из наших "гречанок"?

— Я не знаю.

— Самих их учат три года, и это ты сможешь проверить легко. Хорошая рабыня гетеры должна уметь не только раздвигать ноги, но и играть на флейте, и петь, и красиво танцевать. Их тренировки ты должна была уже видеть не раз. Ты пока не умеешь ничего. Я не знаю точных сроков обучения всему этому, но уж наверняка не один месяц. Значит, ближайшую пару месяцев то, чего ты боишься, тебе уж точно не грозило. Ну и зачем тебя понесло на корабль, где эта матросня в море могла сделать это с тобой уже и сегодня и не посмотреть на то, что тебе ещё рано? Как тебе вообще в голову такое отчебучить пришло?

— Я не подумала про учёбу. Боялась, что скоро. На суше как убежать? Собаки по следам найдут, конные догонят. Корабль — ты сам сказал, кому в голову придёт? А моряки — ну, я немножко умею... как это сказать? Быть плохо видной?

— Точно, папа! — припомнил мой наследник, — Пробовала замаскироваться и от нас — замерла, эфирку съёжила. С нами, конечно, не прокатило, ты нас всем этим фокусам хорошо научил, но с мореманами — наверное, могло у неё и прокатить.

— Значит, ты умеешь делаться невидимой? Вот так? — я втянул всю свою эфирку глубоко внутрь тушки, замер неподвижно и остановил мысленный "внутренний диалог".

— Так быстро? — поразилась шмакодявка, после чего сделала то же самое и сама, но гораздо медленнее и с явным напряжением.

— Ты умеешь это от рождения, и тебя никто этому не учил?

— Да, просто умею вот так.

— Ну, тогда понятно — и как ты пробралась не замеченной на корабль, и почему ты не "закрылась" так же от моряков. Не успела?

— Скучно ждать, я задремала. Они быстро зашли, я растерялась.

— В общем, попалась спросонья. Ну, бывает. Если бы не задремала — могло бы и получиться, и тогда ты бы уплыла. Но дальше-то что? До Гадеса два дня пути. Что бы ты пила эти два дня, что бы ты ела, и как бы ты справляла эти два дня другие надобности? — ага, призадумалась и заметно помрачнела, — Или ты и запахи тоже умеешь отбивать? — всё моё семейство рассмеялось.

— А в трюме ещё и крысы могли оказаться, — как бы невзначай заметил Волний, — Здоровенные, раскормленные, наглые, — я хмыкнул, Велия прыснула в кулак, пацанва и в голос расхохоталась, а Турия, тоже смеясь, погрозила моему наследнику пальчиком.

— Я не боюсь их, — ответила шмакодявка, даже не вздрогнув, — Крысы — не люди.

— Это хорошо, — одобрил я, — Но так или иначе, ты бы всё равно попалась, только уже не в порту, а в море. Правда, тебе повезло с кораблём — я знаю его хозяина, он человек порядочный. Вернулся бы в порт и передал бы тебя нашей портовой страже. А попадись ты другим — ты хоть понимаешь, что они с тобой могли бы сделать? И никто бы не узнал.

— Я бы не далась им. Прыгнула бы в море.

— Ну, прыгнула бы, а дальше что? Хорошо, если берег близко, а если он далеко? А плаваешь ты, ребята говорят, получше топора, но похуже дельфина, — все рассмеялись.

— И пусть! Лучше утонуть, чем такое...

— Да кто бы тебе утонуть дал? Догнали бы тебя в два счёта на вёслах и выловили бы рыболовной сетью. Ты думаешь, ты первая такая? Но вообще — да, девка ты отчаянная, — я и сам не удержался от смеха, — Но больше так не делай. Утопиться ты и в нашем порту можешь, если уж жизнью не дорожишь, и вовсе незачем тебе для этого отплывать в море с матроснёй. Твои одёжка и обувь скоро должны уже высохнуть. Ты переоденешься, ребята отведут тебя обратно к "гречанкам" и расскажут, как было дело. Когда спросят тебя саму — расскажешь всё так, как рассказала мне. Как-то тебя за твой побег, конечно, накажут, но не думаю, чтобы очень уж сурово. В том, что ты испугалась постыдной участи и хотела её избежать, большой вины нет, и понять тебя можно. Учи наш язык, присматривайся у нас ко всему и проверяй всё, что тебе говорят. Если и через несколько месяцев ты ещё будешь считать, что тебе уготована у нас дурная судьба — ну, тогда снова сбежишь, но уже с умом, зная обстановку и имея продуманный план. Тогда, глядишь, и шансов будет больше...

То, что сардка, не зная ещё толком ни турдетанского языка, ни наших здешних раскладов, подумала хрен знает чего, вполне естественно. И остальные наверняка думают примерно то же самое, если не худшее, просто решимости у них меньше, а мелюзга ещё и ждёт будущих бед не так скоро. И оснований для пессимизма у этой детворы с Сардинии более, чем достаточно. В Риме рабы-сарды ценятся не дорого, поскольку и непокорны, и не умеют толком ни хрена, как и все дикари. Горцы ведь из внутренних районов острова, а не окультуренные этрусками, финиками и греками жители прибрежных долин. Ну, разве только немного дороже лигуров стоят, у которых больше надежды на удачный побег до дому, до хаты. А какова их цена, такое с ними и обращение — расходный материал. Так это если речь о взрослых мужиках, бабах и подростках, уже способных работать. Ну, совсем мелкие карапузы — те идут довеском к своим матерям, которые и опекают их сами, что их ценность как работниц снижает, зато при хорошем обращении хозяин получает лояльного и преданного его семье раба, выросшего в его доме практически с пелёнок. Но много ли таких покупателей, для которых это имеет смысл? А кому нужна детвора немного старше, ещё нуждающаяся в лучшем обращении, чем взрослые, но неспособная оправдать работой своё содержание? Естественно, работорговцы от неё в основном отбрыкиваются, только в нагрузку с партией взрослых им и можно впарить одного или двух, редко больше, и это не первое уже поколение, и Италия недалеко, так что ни для кого на Сардинии это не секрет. И если вдруг находится на такую мелюзгу оптовый покупатель — есть отчего заподозрить неладное. И с чего бы им ожидать в Испании лучшей участи, чем в известной им Италии?

Сардиния с Корсикой почти рядом с самой Италией находятся, за нешироким Тирренским морем. Подальше, чем Сицилия, которую от "носка сапога" только узенький Мессинский пролив отделяет, но не настолько, чтобы не доплыть при необходимости хоть на рыбацкой лодке. Шельф у обоих островов общий, и итальянский шельф через остров Эльба — ага, тот самый, на котором Буонапарте свою первую ссылку отбывал — к шельфу Корсики подходит близко. Поэтому и заселены Корсика и Сардиния, скорее всего, ещё с того кроманьонского верхнего палеолита. На это же намекают и пещеры обоих островов, во многих из которых горцы продолжают обитать и в текущую античную эпоху. Хотя тут о полной преемственности говорить, конечно, не приходится. С неолита туда проникли и предки лигуров, близкие к протобаскскому населению Европы, и наш Васькин, поговорив с рабами-лигурами, подтвердил хоть и очень отдалённое, но несомненное родство языков. И не факт, что они были первыми, кто потревожил на островах потомков кроманьонцев, просто слишком мало археологического материала для подробной реконструкции столь давних доисторических событий. Скорее всего, и лигуры не одной волной прибывали на острова, а несколькими, пока на них не установилась культура уже вполне неолитических земледельцев-скотоводов. Большую роль играло, конечно, и рыболовство, да и странно было бы иное для переселившихся на острова бывших жителей лигурийского побережья, ловивших рыбу и на прежней родине. Хотя, Юлька говорит, не брезговали они при случае и каннибализмом, а уж от кроманьонцев тамошних они этот милый обычай переняли или с материка с собой привезли, история как-то дипломатично умалчивает. Так или иначе, но водилось это за обитателями островов в той или иной степени вплоть до прибытия на них населения покультурнее, случившегося уже в Кризис Бронзового века. Нураги ведь свои монументальные им наверняка не просто так строить пришлось, а работа это каторжная, и для преодоления естественной человеческой лени требовались веские причины. Да и были у тех нурагов местные предшественники попримитивнее, так называемые протонураги, с поздними пришельцами никак не связанные, а сугубо местные. И на Корсике они такие же были, только в настоящие нураги так и не развились — в общем, нуждалось в крепостях и коренное население обоих островов.