— Ладно, ребята, давайте теперь сосредоточимся и доделаем наконец эту шкалу, — вернул я пацанву с небес на землю, — В конце концов, у вас ваш законный выходной, и на него у вас наверняка есть ещё и свои собственные планы, — ага, судя по их заблестевшим глазам, я попал в точку.
За обедом вся юнкерская троица уже в выходном снаряжении — разве только без форменных кожаных пацирей, перевязей с мечами, да плащей, в которые они, само собой, облачатся перед выходом. И уж не приходится сомневаться, что все металлические части надраены до состояния "чтоб огнём горело". Уселись рядышком и перешептываются меж собой о чём-то с заговорщическим видом.
— Папа, а ты меня с ребятами отпустишь? — Волний всеми силами скрывает свой особый интерес, и правильно делает, потому как если Кайсару и Мато по шестнадцать уже исполнилось, так что совершеннолетними уже считаются, то его в его четырнадцать, зная, куда они намылились, я могу в принципе и не отпустить.
— А для тебя это прямо так важно?
— Ну, мы хотели за Миликоном ещё зайти, а если меня с ребятами не будет, то и его отец, наверное, тоже не отпустит, — о цели прогулки дипломатично умалчивает.
— И куда ж это вы собрались? — не могу совсем уж отказать себе в удовольствии хоть немножко подразнить их.
— Да мы и сами ещё окончательно не решили, папа. Может, в зверинец заглянем, может, в театр или музей, может, ещё куда — решим, когда уж всей компанией соберёмся, — ага, грамотно сформулировал, тут ключевое — вот это самое "может. ещё куда", типа, не было у них этого в замыслах, а решили спонтанно и всей компанией, гы-гы!
— А на представление не пойдёте? — предстояло выступление "гречанок" Аглеи.
— Пойдём обязательно — ну, разве только к самому началу немного опоздаем, — судя по пристёгнутому к его поясу футляру трубы, пропускать это действо они и в самом деле не собираются.
— Ну, раз уж вы повсюду вместе ходите, то как тут тебя не отпустишь? — сам-то не без труда удерживаюсь от ухмылки, супружница — та даже отвернулась, чтобы скрыть свою, пацанва с немалым трудом скрывает торжество, и только Турия слегка морщится, но тоже сдерживается и сдавать мне их с потрохами всё-же не хочет.
Во всяком случае, дождалась конца обеда и их ухода, когда отменить принятое решение я уже не мог, даже если бы вдруг и передумал. Ну что ж, это делает шмакодявке честь, даже если не сдержится и заложит мне пацанов несколько опосля. Ведь что она уже неровно дышит к моему наследнику, ни для кого у нас в доме не секрет, хоть никто и не говорит об этом вслух, и в данном случае причина для недовольства у неё таки есть.
— Зря ты и Волния с ними отпустил, досточтимый, — ага, всё-же не сдержалась.
— Это ещё почему? — официально-то я ведь ничего не знаю, верно?
— Ну, нехорошо это будет, если я тебе на них наябедничаю, — ага, хоть и хочется заложить мне пацанов, да только совесть не позволяет.
— Да и не нужно, — мы с Велией рассмеялись, — Или ты думаешь, Турия, будто я не знаю о небольшом симпосионе специально для юнкеров у Кессии Конисторгисской? О нём, конечно, не оповещали глашатаи, но кому нужно знать — знают все. И почему ребята сейчас не наедались до отвала, как вчера, когда прибыли из лагеря, я тоже догадался.
— Тогда зачем было отпускать, досточтимый? Ты же знаешь, кто она такая!
— А что тут такого? Ребятам хочется развеяться после лагеря — почему не у неё?
— Да ведь она же — ну, приличного слова не подберу. Расфуфыренная такая вся из себя, да ещё и лектике её носят со статуэтками — прямо как аристократку какую-то!
— Ты ей не завидуешь, надеюсь? — мы с супружницей едва сдержались от смеха, — Да, Кессия — гетера и одна из лучших "гречанок" в прошлогоднем выпуске. Совместные занятия с классом Волния посещала, как и весь её поток, так что и для ребят — тоже своего рода одноклассница. Да, любит и пыль в глаза пустить, но для её профессии это норма. Те из её однокашниц, которые захотели другой жизни, перевелись в школу, а сейчас — учатся с ребятами в лагере. А эта выбрала ту профессию, на которую и начинала учиться. Кто-то же должен быть и гетерой? А у неё к этому делу талант, и если бы не эта эпидемия, её бы и в Коринф послали для подтверждения квалификации.
— Я знаю это, досточтимый. Она и у нас танцы и акробатику несколько раз вела, когда Мелею подменяла, а пару раз — и греческий язык. Но эта её профессия...
— Так, оставьте-ка нас, — велел я всей остальной мелкой детворе, а супружница кивнула и слугам, чтобы тоже испарились — все, конечно, один хрен в курсах, но приличия вроде как формально соблюдены.
— Думаю, Турия, нет смысла делать вид, будто бы ты не знаешь, чем отличается жизнь взрослых людей от жизни подростков. Именно тем, за чем холостяки и ходят кто к продажным женщинам попроще, а кто и к гетерам. Так во-первых, Мато и Кайсар — уже совершеннолетние и будут в своём праве, если даже и распробуют на ложе какую-нибудь из девчонок Кессии или даже её саму. Сам Волний, правда — ещё нет, но там есть кому и присмотреть за соблюдением законов, и Кессия об этом знает, а проблемы ей не нужны. И во-вторых, ну сколько там этот симпосион-то продлится? Представление Кессия уж точно не пропустит — именно по той причине, что ей нужно быть на виду и на слуху, так что по времени этот симпосион — одно название. А в том, что Волний выпьет там немного вина и посмотрит пару-тройку "танцев осы" в исполнении девчонок Кессии и её самой, я как-то вреда не усматриваю Что он, и без того не знает, чем девочки отличаются от мальчиков? Трубу я ему для чего, по-твоему, подарил?
— Но досточтимый, им же интересно там будет, и они повадятся туда ходить. И Волний тоже повадится вместе с ними.
— Естественно. А кто бы на его месте не повадился? Какой парень в его годы не будет интересоваться девчонками? Так лучше уж у Кессии и ей подобных, чем в каком-то низкопробном борделе для портовой матросни. У гетер девчонки и почище, и поискуснее, и повоспитаннее этих дешёвых шалав.
— Так в том-то и дело! А вдруг он там влюбится в какую-нибудь!
— То есть, лучше пусть по дешёвым борделям шастает, где уж точно ни в кого не влюбится? — мы с Велией расхохотались, — Через пару лет парню будет уже шестнадцать, и я сам куплю ему наложницу, какую он захочет. Если у него окажется такая на примете заранее — тем лучше. Почему бы и не у той же Кессии? А если у неё не найдется, так учить купленную на рынке кто будет? Кто обучит наложницу лучше, чем знакомая гетера?
— Ну, наложница — это другое дело. У тебя же тоже есть и тётя Софониба.
— Ты, Турия, не того боишься, — заметила моя супружница, — С Волнием в одной центурии учатся точно такие же бывшие "гречанки", как и эта Кессия. Каждый день перед глазами мельтешат, и тоже отборные, и демонстрируют не эту манерную избалованность, а как раз именно те качества, которых умные люди и хотят от будущих спутниц жизни. И это у них, заметь, не в ущерб хорошим манерам, отточенным в школе гетер.
— Тётя Велия, ну они же для него староваты, а мужчины предпочитают невест помладше себя, — млять, представляю, как бы сейчас отвисла челюсть у Трая, если бы тот услыхал эти рассуждения своей двенадцатилетней шмакодявки!
— Ну так и чего ты тогда испугалась, если в наложнице ты проблемы не видишь? Ты симпатична, умница, не стерва и не плакса, в школе у тебя показатели в числе лучших, в лагере худшие, чем ты, выдерживают трудности, а у тебя же ещё и желание выдержать их и показать себя в лучшем виде будет неподдельным, — Турия рассмеялась, — Ты будешь ничем не худшей, чем лучшие из тех, что учатся с ним сейчас. Соперниц у тебя реальных — пальцев одной руки хватит для пересчёта тех, у кого есть хоть какие-то шансы. И перед ними у тебя фора — ты не только мелькала перед его глазами в школе, но ещё и живёшь у нас. С кем из них Волний общался и общается больше, чем с тобой? Кого из них он знает лучше, чем тебя? Кого ему ещё выбирать при равных прочих условиях, как не ту, которую он знает лучше всех? Ты, главное, сама себе своих шансов не испорти.
— А это как?
— Если ты собралась обиды дурацкие включать по любым пустякам, так ты учти, что на обиженных воду возят, — разжевал я ей, — Кому они вообще нужны и интересны, эти хронически обиженные? Ты же сама это понимаешь, ну так и не уподобляйся таким сама. Пускай другие делают эту ошибку и вызывают своей дурью только презрение к себе, а ты будь умнее их всех, вместе взятых. Ведь можешь же, если захочешь?
Перед сборами на культурное мероприятие я ещё успел принять пяток клиентов и разрулить их проблемы, а затем надиктовать письмо собственному римскому патрону, а котором поздравил его с избранием плебейским трибуном. По закону они там с десятого декабря в должность вступают, да только наш декабрь и римский — это два совсем разных декабря. До нашего ещё месяц с гаком, а ихний давно уже прошёл, и патрон уже полным ходом блюдёт интересы избравших его сограждан и набирает у них очки для своей семьи, а я только недавно письмо его получил об успешных для него выборах, мной же частично для него и профинансированных — ага, типа первого подхода к игре в мировую закулису...
Мероприятие проходило на стадионе-амфитеатре вне городской черты. Я мог, конечно, как министр тяжпрома, и на правительственную трибуну с семейством пройти, и на чём-нибудь официозном был бы даже обязан, но тут протокол позволял сесть поближе к народу, что мы и сделали. Мелочь, но из таких мелочей и складываются все отношения с трудящимися массами. На поле и участницы представления собрались под руководством Хитии, спартанка толкнула небольшую приветственную речь с шутками, зрители ржали и аплодировали, затем участницы обошли круг — начиная с выпускного потока "гречанок" и заканчивая шмакодявками. Как и ожидалось, "несравненная" Кессия опоздала к началу — ровно настолько, чтобы её прибытие уж точно не осталось не замеченным — ещё бы, когда с ней заявились в виде эдакой "свиты" и все гости ейного "симпосиона"! Само собой, там и наша пацанва присутствовала — ага, в числе доброй трети всей учебной центурии. Турия напряглась и попросила у меня трубу, когда наши ребята расселись вперемешку с девками "несравненной", а я ухмыльнулся, когда увидел характерный блик — Волний тоже достал свою и увлечённо уставился в неё куда-то в сторону правительственной трибуны. Гляжу туда — ага, так и знал — дразня Рузира, ещё одна "несравненная", Гавия Лузитанская, села возле старика Ретогена, поддёрнула и без того короткий подол и закинула ногу на ногу.
Турия, убедившись, что мой наследник не лапает соседку и не лезет ей руками под подол, успокоилась и вернула мне трубу, я глянул в неё сам — ага, парень пялится на коленки лузитанской знаменитости, а однокашникам тоже не терпится, и они просят его поделиться "глазом". Особенно Мато — бландынка же шикарный, гы-гы! Так-то ливиец по-русски давным давно уже правильно говорит, только акцент его и выдаёт, но когда не на шутку взволнован — проскальзывает у него.
Понятно, что "танец осы" и ему подобные номера с полным или почти полным раздеванием на массовом публичном мероприятии наши "гречанки" не устроили. Где-то в Греции оно, возможно, и практикуется, хотя и по давешнему коринфскому выпуску гетер я такого не припоминаю, только на относительно закрытых симпосионах, но я же всё-таки не знаток всех греческих обычаев. Как, например, массовые загулы тех же дионисанутых тамошних оценивать прикажете? Римляне оценили аналогичные им Вакханалии на своей территории вполне однозначно, выжигая их калёным железом, хоть и топорно, но вполне целенаправленно и последовательно. Сами же греки — ну, вроде бы, культ и тайным у них считается, но при такой массовости и нейтральном отношении властей тайность его у них весьма условна. Ходят по краю, скажем так. У нас это безобразие как-то тоже ко двору не пришлось — наш народ в этом плане ближе к римлянам, чем к грекам. Симпосионы типа греческих, если они закрытые и не напоказ — ну, знают о них, конечно, но пока они глаза трудящимся массам не мозолят и приличных девок с бабами в оргии не втягивают, то и хрен с ними. В этом примерно ключе и наша школа гетер действует, нарушая в открытую традиционные правила благопристойности лишь в той мере, в какой народ согласен это не за подрыв устоев, а за допустимое озорство считать. Ну, в самом городе, во всяком случае, глухие деревни с их совсем уж замшелой традиционностью в расчёт не берём. Поэтому и ножки "гречанок" выпускного потока в их танце хоть и мелькали, но не задирались выше головы, как в известном по нашему реалу хренцюзском канкане — могут и это, все ведь о закрытых симпосионах наслышаны, но всему своё время и место. Здесь, прямо перед всем городом и его ближайшими окрестностями, народ такого не понял бы. Но и это позволил себе только выпускной поток — все совершеннолетние и без пяти минут гетеры, которым, ясный хрен, хоть как-то рекламировать себя нужно в преддверии выпуска. Их соученицы из предвыпускного потока танцевали куда скромнее, лишь намекая на умение изобразить то же самое, а уж шмакодявки из младшего потока не позволяли себе, конечно, и этого.
Затем выпускной поток исполнил танец с мечами в честь Баудваэта, божества войны — ну, так было объявлено трудящимся массам. Фактически же это был аналогичный греческий танец Ареса, который позже внедрится и у римлян в честь Марса. Тут мы уже на опережение пошли — ага, в рамках намеченного религиозной реформой синкретизма, и этого, собственно, никто от народа и не скрывает. А чем танец Ареса не подходит нашему Баудваэту? Ареса, то бишь Баудваэта, изображал в танце бывший гладиатор Лисимах. Ну, не столько самого Ареса, сколько его статую, откровенно говоря, поскольку двигался он мало, а в основном вокруг него кружились в танце "гречанки". То толпе зрителей обеими руками свои мечи продемонстрируют, играя солнечными бликами на клинках, то быстро завертят ими над головой одной рукой, меняя хват — ага, типа той кавказской и казачьей работы шашкой или кинжалом, выступления с которыми в нашем прежнем мире начали входить в моду незадолго до нашего попадания. Потом самая основная принялась мечом по древку копья мнимого Ареса постукивать, кружась вокруг него, а остальные разбились на пары и изобразили бой на мечах. Показушно-танцевальный, конечно. Бабы, вышедшие родом из народа и подоплёки не знавшие, во все глаза глядели, некоторые даже за чистую монету эту показуху принимая, мужики же в основном посмеивались — мало кто из них не служил в войсках и не работал с настоящим боевым мечом, и уж им-то отличить зрелище от настоящей работы труда не составляло. Впрочем, ловкости исполнительниц отдавали должное и они. А уж когда по окончании танца Лисимах передал свои копьё и щит самой основной, забрал у неё меч и выхватил свой — ну, бывшему гладиатору было, что показать и бывалым солдатам. Особенно, когда он отдал девчонке её меч и забрал обратно щит, с которыми продемонстрировал уже вполне настоящие боевые приёмы, пригодные как для поединка, так и для действий в пехотном строю. Поле он покидал под одобрительный рёв со всех трибун. Вслед за ним ушло и большинство танцовщиц, но некоторые остались, не иначе, как намереваясь чем-то удивить зрителей...
