— В лесу избыточна и она — за деревьями и кустами и ближе-то ничего не видно. Но на морском побережье и в самом море дистанции велики, а наш револьверный патрон не годится для винтовки с коробчатым магазином, автоматического карабина и пулемёта. Тут нужен винтовочный с торчащей наружу пулей, которая при досылании затвором сама направит патрон в патронник ствола и не допустит утыкания.

— Но ведь для больших расстояний есть пушки, — заметил Мартиал.

— Там не так уж много целей, достойных артиллерийского снаряда. Баррикаду, допустим, разнести взрывом снаряда на тропе или на узкой полосе берега между морем и скальным обрывом — ещё куда ни шло, но тратить снаряд на туземное каноэ, на котором дикарям негде укрыться от винтовочного залпа или пулемётной очереди — расточительно. Мы пошли на это в нашем плавании у южных берегов тамошнего моря, когда дикари нас заперли в большой лагуне, но только потому, что из стрелкового огнестрела у нас были только кремнёвые винтовки, да и тех немного. Если бы у нас там были уже хотя бы вот эти винчестеры, мы постарались бы обойтись ими и ручными гранатами, но с пулемётами было бы ещё ловчее. Пулемётов у нас, правда, и по сей день всё ещё нет, но эту проблему мы с почтенным Володей решаем — первые экземпляры появятся уже в ближайшие годы.

В принципе-то ствольную коробку с начинкой томпсоновского типа мы с ним уже соорудили и даже испытали с небольшим кустарно изготовленным и подогнанным по месту коробчатым магазином — работает и одиночными, и очередью. Собственно, это был бы уже практически готовый автоматический карабин, доводи до ума и запускай опытную партию в производство, если бы нас со спецназером устраивал этот типичный спусковой механизм пистолета-пулемёта, ведущий стрельбу с заднего шептала. Если нам очередями шмалять, то оно и не столь важно, но одиночными весь эффект от жёсткого неподвижного ствола пропадает из-за движения вперёд достаточно увесистого томпсоновского затвора. Тут не так желательно, а примерно как в калаше — курковый механизм, стреляющий при переднем положении затвора с уже досланным заранее патроном. Поэтому возимся пока с этим спусковым механизмом, скрещивая ежа с ужом. Тоже, кстати, нагляднейший пример отличий прогресса в спешке от прогресса без спешки. Будь сейчас антично-буржуинское отечество в опасности, плюнули бы на эти мелочи и бились бы уже с серийным выпуском неточного при одиночной стрельбе, зато уже разработанного пистолета-пулемёта по сути дела. Но у нас, хвала богам, отечеству ничего не грозит, и есть время довести задуманный нами автоматический карабин до ума. Потом уже от него и с пулемётами плясать будем по накатанной колее перевёрнутой схемы всё той же ствольной коробки, отрабатывая уже пулемётное питание лентой для станкового и диском для ручного. Патроны они, конечно, будут жрать как не в себя, но с патронами-то как раз проще, потому как технология давно отработана, и надо только количественно производственные мощи наращивать...

Дело идёт к ужину, после которого второй курс в принципе свободен — если не в наряде и не наказан, то отпроситься у центуриона-инструктора или даже у опциона на вечер до вечерней поверки и отбоя — чистая формальность. В смысле, не соблюдать-то её не рекомендуется, если и на дальнейшие вечера аналогичные планы строишь и по губе не соскучился, но вероятность отказа не проштрафившемуся второкурснику пренебрежимо мала. Многие из парней были бы рады такой же вероятности отказа гетеры, но с этим как раз сложнее. Большинству как несовершеннолетним ейное согласие не светит в принципе, разве только за выпуклости свои подержаться позволит, и не более того, пускай и недолго им уже осталось в столь обидном состоянии пребывать, и многим твёрдо обещано, что как только, так сразу, но оттого-то и труднопереносим для них этот последний месяц. Парням постарше, кто уже совершеннолетен, уже проще — "гречанка" может отказать, поскольку сама решает, кого осчастливить своим расположением, а кого и обломить, но шансы на успешный подкат вполне реальные. Ну, Кайсар-то не в счёт, он — к законной супружнице, недавно родившей славного карапуза, а вот Мато лихо подбивает клинья к блондинистой Фавсте, та колеблется, но явно клонится к сдаче, парень с ускоренного потока клеится к Доркаде, и судя по её подначиванию, она на всё согласна, просто подразнить его хочет, а Мартиал окучивает брюнетистую Аунью, и не похоже, чтобы та была против. Второй из васькинских парней облапил её служанку, та на хозяйку оглядывается, и благосклонный кивок гетеры гарантирует счастливый вечер и этому. Волний с Секваной что-то Доркаде доказывают, та смеётся и грозит им пальчиком — типа, рано вам ещё, а ещё один парень с ускоренного окучивает служанку Фавсты, и та сама тянет его к своей хозяйке за ейным дозволением, за которым тоже едва ли заржавеет. Некоторые девки морщатся, особенно Каллироя, которая тоже на год старше основного потока, и её реальный выбор женихов — как раз из этих парней, но сейчас бал правят гетеры. Секвана ещё упрашивает Доркаду, а мой наследник, обнимая её, сосредоточился, отрешился, а взгляд — на Фавсту. До меня не сходу дошло, а ведь молодец, просёк фишку — лузитанка вдруг предложила прогуляться после ужина на пляж. Она же и рыбалку любит, и море вообще. Хоть и не май месяц, но этот день выдался солнечный, и чёрный вулканический песок прогрелся за день хорошо. Волний с сардочкой снова осаждают её хозяйку, на Фавсту кивают, но решает дело парень Доркады, которому тоже хочется искупаться, и напора втроём "гречанка" выдержать не в состоянии. А на пляже вместе с ней и под её присмотром — это же совсем другое дело.

Самому с Велией на пляж прогуляться, что ли? Самые срочные дела пока-что, вроде бы, все разрулены, менее срочные могут и до завтра подождать, а форсмажор здесь маловероятен. Тем и хороши Азоры, что жизнь на них хоть и тоже нелегка, пока первый поток не выучили, но в целом размереннее и предсказуемее. Вечер на отдых выкроить и в будний день можно запросто. Я бы днём предпочёл, чтобы и позагорать заодно, но это уж в выходной, если погода не устроит подлянку. Вечером, на прогревшемся за день песке — тоже неплохо. А что чёрный он и некоторым мрачным кажется, так то с непривычки, а мы тут все — давно привычные. Ну вот такая она у нас, наша азорская Атлантидщина, просим любить и жаловать, как говорится. И сама она у нас своеобразная, и прогресс у нас на ней движется своеобразно. Не спеша, но спрямляя судорожные зигзаги известного нам реала.

Дирижопли те же хотя бы взять. Как раз на следующей лекции про кампанию пятнадцатого года буду второму курсу рассказывать — так же в синхронном порядке, а не с разбивкой по фронтам, как обычно история Первой Мировой войны даётся, и вот там как раз самое время будет и о военных пузырях усатого графа им рассказать. В нашем реале оттого и не получили цеппелины такого признания, что на той войне слишком уязвимыми оказались для зенитного огня и истребителей-аэропланов, и эти военные потери здорово повлияли на общую статистику катастроф. Ну и между войнами она тоже здорово влияла на умонастроения — отобранные у фрицев в счёт репараций использовались всеми, кто их заполучил, а вот новые мало кто строил. Ну и катастрофа "Гинденбурга", конечно, как-то тоже энтузиазма дирижаблестроению не прибавила, хотя версия теракта так до сих пор и не опровергнута никем убедительно. А если вынести за скобки и те военные потери, и тот злосчастный "Гинденбург" и рассматривать только чисто эксплуатационные и стихийные катастрофы, то не больший процент набирается у цеппелинов с самолётами тогдашними, а вот выживших после них у графских водородных пузырей процент куда больший. Здесь же нет ни у кого ни зениток, ни аэропланов, и по всем видам не ожидается у нас ни той тогдашней дирижаблефобии, ни того дирижаблебума на рубеже двадцатого и двадцать первого веков, а намечается плавное развитие этого направления. Ну вот такой у нас тут наклёвывается специфический прогресс со своими специфическими путями...

24. Пополнение.

— Властью, данной мне Тарквиниями, с сегодняшнего дня я произвожу вас всех в опционы и поздравляю вас, почтенные опционы, с началом вашей уже не солдатской, а командной службы в армии Тарквиниев! — завершил генерал-гауляйтер тарквиниевской Атлантиды свою речь перед выпускным курсом юнкеров.

— Хайль Тарквинии! — рявкнул строй свежеиспечённых опционов.

Производству в опционы предшествовало приведение выпускников к присяге — новой, не заменяющей, а дополняющей прежнюю солдатскую, данную ими в лагере при поступлении на первый курс. Дело солдата — повиноваться отцу-командиру, который на то и поставлен над ним, чтобы было кому думать за бойца, принимать решения и отвечать за всё, что выйдет в итоге. Но теперь они сами — не те, за кого думают и отвечают другие, а те, кто сам думает, решает и отвечает. Сложнее служебные обязанности, выше цена их ненадлежащего исполнения или ошибки, выше и спрос за них.

— Перед богами и судьбой, перед львом Тарквиниев и перед моими товарищами по оружию я присягаю и клянусь с честью исполнять мой долг командира вверенных моей власти людей. Выполняя полученные мной приказы и инструкции, я приложу все силы и способности в рамках служебного долга для сбережения жизни и здоровья вверенных мне сограждан и подданных Тарквиниев и защиты их законных интересов. Где бы ни выпало мне служить, и как бы ни сложились обстоятельства, я не опущу рук и употреблю все мои знания и любую возможность в рамках службы для улучшения жизни и быта моих людей и вверенного моей защите народа везде, где это не составляет известных мне тайн клана Тарквиниев, не подлежащих разглашению. Я пресеку любую попытку разглашения тайн Тарквиниев и буду беспощаден при пресечении угроз интересам клана и доверившегося ему народа. Я не допущу излишней жестокости и бесчинств, но не остановлюсь ни перед какой необходимой жестокостью при защите клана Тарквиниев и моего народа от любой внешней опасности и любых внутренних беспорядков. Управляя и командуя вверенными мне людьми, я буду им требовательным, но справедливым начальником. Я буду суров к нарушителям воинского долга и дисциплины, но не допущу притеснений моих людей по корыстным, неприязненным или любым иным неслужебным мотивам. Я буду примером моим людям в стойкости перенесения служебных тягот и опасностей и буду защищать их от любых невзгод, какие смогу предотвратить. Ни при каких обстоятельствах я не унижу достоинства моих людей и не употреблю власти над ними вне службы. Во всём сказанном сейчас я клянусь, и пусть меня постигнет позор и заслуженная мной кара от богов, судьбы и сограждан, если я нарушу эту клятву, — каждый давал эту присягу, выйдя из строя, перед бронзовым львом на знамени оконченного им кадетского корпуса и представлявшим клан Тарквиниев генерал-гауляйтером Азор.

Текст этой "офицерской" присяги, как и саму её идею, мы обмозговывали всей нашей компанией заблаговременно, потому как закладочка у нас в ней смысловая, в глаза не бросающаяся и сей секунд ничего не меняющая, но важная на перспективу. Формально вроде как обычная присяга на верность нанимателю, имеющему неограниченную власть собственника колоний, своего рода буржуинскому самодержцу, да только ведь не персоне конкретной присяга даётся, а клану в целом, да ещё и в защите не только самого клана, но и подвластного клану народа до кучи — ага, подразумевается же, что их интересы едины по определению. А это ведь что значит, если вдуматься? Что кто из означенного клана не со своим народом, тот и из клана автоматически выпал, кем бы в нём ни был до того, и не ему, стало быть, присягал командный состав тарквиниевской армии. Это первый момент, на беглый взгляд не очевидный. Второй момент ещё не очевиднее, потому как в тексте не прописан даже косвенно, но предопределён самим раскладом. Спурий, сын Фабриция и внук Арунтия, при поступлении на первый курс дал вместе со всеми солдатскую присягу. А через год, оканчивая второй курс, даст вместе со всеми и вот эту "офицерскую". И в ней поклянётся, как и все, беречь своих людей, защищать их законные интересы, заботиться о них, блюсти справедливость и не заноситься над ними вне службы. И если забудется, став главой клана, так собственная армия напомнит ему, что не ему персонально присягала, а всему социуму, и восстать против прессующего означенный социум тирана не только её право, но и святая обязанность — ага, в виде защиты его от внутренних беспорядков. А сам тиран — ага, нарушитель данной им социуму присяги, то бишь заведомый преступник. Как в метрополии наша Хартия ограничивает власть царя, присягаюшего на ней подданным при коронации, так и вот эта "офицерская" присяга страхует наши социумы от произвола и самих Тарквиниев, до сих пор ни в чём ещё своим людям не присягавших и формально над ними самовластных. Только совесть их сдерживает, да стыд перед "не комильфо", но можно ли на это рассчитывать вечно? С правом на шарфик или табакерку — оно надёжнее.

Как я уже упоминал, раздутый сверх всякой разумной меры культ знамени, что завёлся у римлян, а от них передался через все последующие эпохи и нашей современной цивилизации, мы не одобряем и не практикуем. Совсем без символики, конечно, обойтись не выйдет, но с ума-то при этом сходить зачем? Для торжественных церемоний применять знамя можно и нужно, и как раз для таких случаев его культ как эдакого вместилища духа части вполне уместен. Для крупной части вроде легиона, когорты или кавалерийской алы — почему бы и нет? Но в атаку его в бою таскать, да ещё и кидать его в гущу противника, как у римлян некоторые центурионы и военные трибуны повадились, дабы заставить этим своих солдат атаковать и отбить его — у нас это не заведено. Во-первых, не окажется оно у нас на острие атаки, потому как находится оно на положенном ему месте — при командире части, обозначая его местонахождение для посыльных, пока армия не радиофицирована, и нет другого способа для оперативного управления в бою. А во-вторых, первым делом меч или копьё в бочину получит предатель, отдавший знамя врагу, и только потом последует атака для возврата знамени — вот так у нас воспитываются и солдаты, и их командиры. От любого, оказавшегося рядом и буквально только что беспрекословно повиновавшегося. И обстановка "вне строя", в которой не действует жёсткая субординация, и обязанность на месте убить начальника-саботажника — несложные, но эффективные препятствия на пути обезьян, желающих превратить армию в обезьянник. У центурий наших вовсе знамён нет, потому как на хрен они небольшим подразделениям не нужны. Центурия пехотная не сама по себе, а в когорту входит, и знамя когорты — её знамя, а кавалерийская турма — в алу, и её знамени вполне достаточно. Чего их плодить-то, эти знамёна? Не ими воюют, а оружие для этого есть табельное у каждого.

Парады у нас, как я и упоминал, далеки от современного канона, растущего из лохматого париково-треуголочно-фузейного восемнадцатого века. Никто не держит рядов по линейке и не сотрясает воздух выбивающим пыль из мостовой строевым шагом. Да и не чисто военное это мероприятие, а просто праздничное. Продефилировала подтанцовка, организованная гетерами и их обученными служанками-помощницами, затем пробежали трусцой разведчики в лохматых камуфляжных плащах, прошёл отряд лучников местного ополчения, за ними — отряд тяжёлой линейной пехоты из него же. Проехали "тачанки" с пулевыми полиболами и с пружинными катапультами-гранатомётами. Ядерное оружие на Азорах не завелось по причине отсутствия на них вражьих крепостей, на стены которых нужны баллисты с ядрами, поэтому вместо отсутствующих баллист проехали нормальные казнозарядные нарезные пушки на лёгких полевых лафетах. Им навстречу прошествовала обратно подтанцовка, за артиллерией проследовал ещё один отряд тяжёлой пехоты, а уж за ним — снова бьющая в бубны и пляшущая подтанцовка и свежеиспечённые опционы в конном строю. Тоже без особых строевых изысков, просто прогарцевали, потому как кого в Нетонисе понтами впечатлишь? Кто не видел их учений и тренировок, те наслышаны и о стрельбах, включая огнестрельные, и о выучке в рукопашке, и об инженерной подготовке. И самих их если и не весь город знает в лицо каждого, то полгорода точно, и пялятся не на равнение их рядов, а норовят высмотреть виднеющиеся из кобур рукоятки револьверов, о которых тоже все наслышаны. Охотно пялятся, конечно, и на бьющих в бубны голоногих красоток, среди которых и все три "гречанки" с их служанками, тоже штучными.