Пополнение

— Вот ты где, Макс! Почему-то я так и знала, что на правительственной трибуне ты не сядешь! — Юлька поменялась местами с сидящими рядом с нами людьми, — Привет, мальчики и девочки! — и Ирку свою усаживает поближе, — А Волний разве не с вами?

— Да вон он, на той стороне с ребятами.

— И с девками этой Кессии! Он что, тоже сбежал на этот её симпосион?

— Ну, так уж прямо и сбежал. Хотя, мог, наверное, и сбежать, если бы я его сам не отпустил, — мы с Велией рассмеялись, — В его годы и на его месте я бы точно сбёг, если бы меня кто вздумал добром не отпустить.

— Ну да, яблоко от яблони далеко не падает, как ты и сам любишь повторять.

— Ага, у нас это наследственное.

На поле тем временем самые лучшие из махальщиц мечами начали изображать какое-то подобие приёмов Лисимаха. Ну, чтоб переплюнуть не просто гладиатора, а ещё и ветерана реальных боевых действий конца Второй Пунической, или даже хотя бы просто с ним сравниться — это, конечно, было бы из области заведомо ненаучной фантастики, но у них фишка была в другом. Одно ведь дело гладиатор и ветеран, и совсем другое — вот эти девки, вчерашние пигалицы, от которых никто не ждал лучшего, чем они и так успели уже показать, и тут вдруг оказывается, что они и ещё кое-что умеют. По крайней мере, это был у них уже не танец, а именно работа с мечом. То в правой руке его повертят, перехватывая рукоять на лету, то в левой — скорость далеко не та, что у Лисимаха, и в круг вертящийся клинок у них ещё не сливается, но где-то как-то уже близко к тому. Потом одна взяла меч у другой и завертела сразу обоими — тоже хотя и не так лихо, как у Лисимаха, но для бабы очень даже неплохо — народ, во всяком случае, впечатлился.

— С этого года этому начали учить уже и в школе, и девочки тоже учатся, — как бы невзначай сообщила Юлька, — И Ира тоже, кстати — весной, наверное, мы и свой показ в школе устроим.

— С деревянными, — заметила Турия.

— Ну так а что же вам, сразу стальные подавай? Это опасно, если с непривычки, так что научитесь сперва фланкировать деревянными. Глядишь, в выпускном классе уже и со стальными так же работать будете. В кадетском корпусе ведь пригодится, Макс?

— Да как тебе сказать, Юля... Стоп! Послухай-ка ты лучше не сюды, а вон туды, — двумя рядами спереди и ниже нас сидели одна из покинувших поле "гречанок" старшего потока и наша юнкерша из бывших.

— Ладно я, не мой это конёк, но если бы ты осталась с нами, так сейчас не она, а ты бы показывала класс! Не жалеешь?

— Каждый день и не по одному разу — когда таскаю на носилках кого-нибудь из парней в полном боевом снаряжении, которого наш Кербер вздумает раненым назначить. Или когда бегу кросс вокруг лагеря в таком же полном снаряжении.

— Так это что, правда, что вас там так мучают?

— Послабее, чем парней, но достаётся, естественно, и нам.

— Естественно?! Да что ты там тогда забыла? Давай вот, как закончится, к Хитии подойдём и поговорим с ней. Уж тебя-то, вот увидишь, примет обратно с удовольствием! Ну, придётся, конечно, пропущенное наверстать и навыки восстановить, но разве это не лучше, чем все эти солдафонские мучения?

— Доркада, я тебе, конечно, благодарна за предложение, но только — уж прости — вот не пошла бы ты с ним на конский хрен или в кобылью задницу? — сказано это было на турдетанском, но настолько изысканно-любезным тоном и со столь же безукоризненным коринфским произношением, что даже я прыснул в кулак, а Юлька и вовсе впала в ступор и даже возмутиться не смогла.

— Я же говорила тебе, Турия, насчёт хороших манер, — напомнила девчонке моя супружница, и они обе тихонько рассмеялись.

— Не понимаю я тебя, Каллироя, — изумилась "гречанка", — Ты и сама среди всех этих лагерных солдафонов такой же солдафонкой становишься. Да ещё и мучаешься при этом. И что в этом хорошего?

— В самих мучениях — ничего, конечно. Они — наша расплата за те наши знания и навыки, которые мы там получаем. Ты вот первенством среди вас на мечах соблазнить меня пытаешься, а мне это даже не смешно. Я там свой меч ношу, и не такой, как у вас. И учусь с ним обращаться — для боя, а не для этих ваших танцулек.

— Да ладно тебе! Ты сама-то сумеешь так, как она сейчас?

— Так — вряд ли. Ну и что? В бою это не нужно, и нас учат совсем другому.

— Ну, ты думаешь, мы кроме танцев и этих фокусов ничем больше с мечами и не занимаемся? Мы ещё и фехтуем на них, между прочим — Хития и Лисимах говорили, что меч надо чувствовать, а это как раз и вырабатывается при фехтовании. Ты ведь умеешь? С нами пофехтовать не хочешь?

— Нет, Доркада, фехтовать с вами я уж точно не стану. Не обижайся, но — уволь. У вас же ни защитного снаряжения нет, ни учебных деревянных мечей.

— Так у нас же они железные, как и ваши.

— Вот именно — хоть и тупые, но железные. Ты вот никак не поймёшь, что у нас мечами не фехтовать учат, а убивать. И у нас эти навыки до автоматизма доводятся — ноги сами держат нужную дистанцию, а рука сама наносит удар в нужный момент, и голова в этом не участвует. Если ты подставишь свой меч так, что его можно будет выбить у тебя из рук, я его не смогу не выбить. А выбив или хотя бы отбив его в сторону — уже не смогу не нанести удар сама. Не обозначить, как у вас, а в полную силу. Убить-то я тебя вашим тупым мечом, пожалуй, не убью, но изувечить тебя и им смогу запросто. Потом, конечно, буду и сожалеть об этом, и плакать, и переживать, но сделанное разве воротишь? Так что ты не обижайся, но давай-ка мы с тобой лучше обойдёмся как-нибудь без этого.

— Макс, ну это же просто ужас какой-то! — прихренела Юлька, — Кого вы там из этих детей готовите?! Садистов? Убийц? Головорезов?

— Ну, так уж прямо и садистов. Убийц — да, если им это понадобится. А мы сами кем, по-твоему, были в те первые годы? Помощников мы из них себе готовим, Юля, очень хороших помощников. Тех, кто придёт нам на помощь, а затем и на смену. И их будущих жён, которые станут хорошими помощницами им и хорошими воспитательницами для их и своих собственных детей. Но ты, Юля, лучше не сюды, ты лучше вон туды слухай...

— Я ведь, Доркада, не просто гетерой становиться передумала — я захотела стать одной из них. Я ещё не решила окончательно сама, за кого из них буду стремиться выйти замуж, но в любом случае это будет кто-то из этих, как ты выражаешься, солдафонов — ну, просто потому, что они такими будут все. Вспомни сама, чему нас учили наставницы — мы должны уметь чувствовать мужчину и понимать его. Даже поклонника на короткое время, а тут — не поклонник, тут — муж, с которым жить всю жизнь, рожать детей и воспитывать их. А чтобы понимать его, я должна и сама уметь мыслить так, как мыслит он, а для этого — да, ты права — быть и самой где-то в чём-то такой же солдафонкой, как и он.

— Ну, ты у нас, конечно, не одна такая, Каллироя, и только поэтому я не говорю, что боги лишили тебя рассудка. Но понять тебя и тебе подобных мне нелегко.

— Так ведь каждому — своё, Доркада...

— Ужас, Макс! — повторила Юлька свою немудрёную мысль, — Логику вашу, вот хоть и не хочет она у меня в голове укладываться, я всё-таки понять пытаюсь. И кажется, даже что-то такое получается. Но объясни мне, Макс, зачем нужно уж до такой-то степени из девочек эти запрограммированные машины для убийства делать? Если ты так хочешь, чтобы и они в военщине разбирались — ну, можно же и предмет НВП в школе ввести для всех, и пусть какие-то знания и навыки получают на нём. С оружием и так уже как раз вот с этого года работать учатся...

— Как эти? — хмыкнул я, указывая на всё ещё помахивающих тупыми мечами на поле "гречанок", — Тебе же ясно сказали, что в бою это не нужно, а нужно совсем другое.

— Почему? Разве эти ловкие перехваты не пригодятся?

— А зачем, Юля? Римскому легионеру — да, перехват не помешает. Один, когда он свой гладиус на правом боку из ножен выхватывает, — я показал рукой извлечение меча из ножен обратным хватом и его смену на прямой, — Но у наших-то ведь гладиусы носятся на левом боку — кроме левшей, конечно — и выхватываются сразу прямым хватом. Нам-то зачем его менять? Тем более, что дротик легче пилума и летит дальше, и у наших бойцов сохраняется на вооружении и нормальное копьё, с которым они и вступают в рукопашку.

— А если римский способ ношения окажется лучшим?

— У них скутум громоздче и тяжелее нашей фиреи. Но если даже нам и придётся перенимать ношение гладиуса справа, мы изменим и подвес ножен. Помнишь картинки со скифами, у которых акинак висит справа, но ножны торчат вперёд, и меч из них удобнее выдернуть рывком назад? Или вообще на брюхе а-ля "кошкодёр" ландскнехтов.

— Ну Макс, ну речь же не об этом. Вам, мужикам, виднее, как мечи носить и как их выхватывать. Но что плохого в том, что дети будут учиться фланкировать мечами?

— Да ничего абсолютно. Я тебе что, против? Зрелище красивое, особенно если в исполнении симпатичных девчонок. Но ты же, Юля, если я понял тебя правильно, хочешь ВМЕСТО настоящего боевого фехтования эту показуху внедрить. Так дело не пойдёт. Вон они, показушницы, в этом их никому не превзойти, но много ли эти плясуньи понимают в настоящем бою и настоящей службе, и кто из понимающих в этом толк воспринимает их всерьёз? Так "гречанкам" это и не нужно, их дело — развлекать, и всё их навыки заточены на это. А от будущих жён наших ребят требуется полное понимание их службы и их нужд. А это разве постигнешь в теории или даже наблюдая со стороны? Это поймёт только тот, кто испытал на собственной шкуре.

Чего она хочет, понятно и ежу. Ирку она свою от юнкерских лагерных нагрузок избавить хочет, но так, чтобы та не выглядела изнеженной маменькиной дочкой на фоне других и не вызывала соответствующего к себе отношения. Как историчка — понимает же прекрасно, что такое спартанское воспитание, и какое отношение оно формирует у всех к слабым и избалованным. А как училка и школьная директриса — знает и всю школоту, и кто среди неё чего стоит. Я ведь упоминал уже, как Юлька шипела, когда Аглея по моей просьбе начала подыскивать штучных девок не только для своей школы, но и для нашей? Видит же, что сравнение получается не в пользу её дочурки, а тут ещё до кучи и эта наша затея с кадетским корпусом, который демонстрирует разницу ещё острее и нагляднее...

Без жениха и Ирка ейная, конечно, не останется. Не из лучших, но и не худшая из всех, и когда лучших лучшие расхватают, то на среднем уровне она вполне котируется. Юльке-то, понятно, не средненького зятя заполучить хочется, но тут уж каждому — своё. Я не просто так не устаю поучать пацанву, что яблоко от яблони далеко не падает, и каких детей хочешь иметь, такую и жену себе подыскивай. Во всех смыслах и по всем значимым наследственным признакам. И кадетский корпус — это не только военная подготовка и не только продолжение образования наших без пяти минут помощников, но ещё вдобавок и подробные, обстоятельные и наглядные смотрины их будущих невест. Одним действием сразу несколько задач решается, и такой подход к делу у нас — не исключение, а правило.

Конечно, затеянное нами военное обучение и девчат шокирует не одну только Юльку. Здоровые античные социумы традиционно не склонны баловать свой молодняк, но такого не было даже в Спарте времён действия в ней законов Ликурга. Тем не менее, вояки суть принципа поняли, среди аристократии мнения разделились, но учитывая наш милитаристский характер общества, результат предсказуем, а широкие массы трудящихся обычно следуют примеру элиты. Приглядись к ней, и поймёшь, каким через пару-тройку поколений будет в основной своей массе и весь народ...

6. Запреты.

— Так я же и говорю, запретить надо! Строжайше запретить! — ну никак не хотел униматься выступающий, ещё и жестикулируя по всем канонам греческой риторики, чем здорово напоминал мне киношный образ одного гения в кепке.

— Что именно запретить, блистательный? — поинтересовался Велтур, — Мильные столбы на дорогах или езду по дорогам на колесницах? — передние ряды Большого Совета ещё крепились, но на задних уже тихонько посмеивались.

— И сами колесницы тоже! — выкрикнул один из молодых вождей, — А зачем они вообще нужны, если прокатиться на них с ветерком всё равно негде? — тут уже половина задних рядов расхохоталась в голос, напоминая столь же киношный, хоть и не сильно от реального в этом смысле отличающийся, судя по письмам моего патрона, образ римского сената — если в тоги всех обрядить, да в зале заседаний грекоремонт качествено сделать, статуй ещё мраморных для полного антуража понаставив, то и хрен тогда наш Большой Совет от того римского сената отличишь.

Зароптали было несколько вождей кельтиков, у которых ещё сохранялась их старая кельтская традиция торжественных колесничных выездов, и один из них уже хотел подняться и дать достойную отповедь, когда сосед турдетан растолковал ему на пальцах, что это предложение о запрете колесниц — шутка, поскольку заведомо абсурдно, и смысл смеха именно в этом. После этого, въехав, захохотали и кельтики, и лузитаны, которых вместе набиралось до трети всего Большого Совета.

— Хорошо ли это, смеяться над горем старинной и уважаемой семьи? — пафосно вопросил выступающий, не забыв при этом и картинно вытянуть руку.

— При чём тут горе уважаемой семьи? — не выдержал уже и Миликон, — Ты ещё пешеходам хождение по дорогам запретить предложи, чтобы их не мог стоптать никакой колесничный лихач! — рассмеялась уже и добрая половина вождей старшего поколения.

— Или тележный! — выкрикнул ещё один из задних рядов, — И о телегах забывать не надо, на них тоже можно запросто разогнаться спьяну!

— Особенно на тяжёлых возах с волами! — конкретизировали из рядов напротив, отчего расхохотался, колотя себя ладонями по ляжкам, уже весь Совет.

— Сбить человека запросто можно и верхом, — добавил я, — Передвижение верхом по всем нашим дорогам запрещать будем? Или только скорость езды по ним ограничим — только шагом или рысью, и чтобы никто не смел носиться галопом — ни пьяный лихач, ни спешащая по срочному вызову конница, ни доставляющий срочное донесение в столицу гонец! — вояк с гонцами я упомянул специально для особо тупых, дабы не разжёвывать и таким, что шутю я и насчёт верховых, и насчёт огульного ограничения скорости для всех.

— Тогда уж и для паланкинов, — прикололся Велтур, — И рабов-носильщиков тоже можно разогнать так, что стопчут встречного не хуже коней. Или может вообще запретим и паланкины, чтобы даже и возможности такой ни у кого не было? — и снова весь Большой Совет ржал, схватившись за животы.

— Нет, ну все эти запреты на транспорт — это, конечно, глупость, — сказал вождь из простых центурионов, избранный своей общиной вместо смещённого за должностное несоответствие "блистательного", — Зачем тогда вообще нужны дороги, если по ним никто не будет ездить? Но и носиться по ним, сломя голову и сбивая людей — это тоже не дело. Так что скорость ограничить — это, возможно, было бы и неплохо.

— Ты что, всерьёз? — я едва не поперхнулся.

— Ну, не для всех, досточтимый, — уточнил тот, — Если какая-то государственная необходимость, так это же понятно.