— Максим, а это вонючее масло из рыбы обязательно для этой машины нужно? — его мать решила сменить скользкую тему, — Я поняла, что без огня машина не работает, но разве нельзя жечь какие-нибудь дрова или добавить благовонной смолы? У нас ведь этим зловонным дымом вся одежда пропахла, когда мы катались на той огненной барке.
— Нет, дрова для этой машины не годятся, нужно жидкое масло. Благовоний на неё не напасёшься — это сколько же копала надо размолоть в порошок, чтобы перебить им вонь от масла из рыбы? — дети рассмеялись, — Со временем, когда вырастут и заплодоносят пальмы из Африки, машины будут работать на масле из их плодов, которое не так воняет, но пока его нет, приходится терпеть вот это рыбье. Здесь, правда, климат для этих пальм немного суховат, но мы посадили и оливу. Ты тоже посади у себя те косточки, которые я тебе дал — когда деревья вырастут и заплодоносят, будете иметь и своё масло.
— Ты думаешь, будет толк? Я посажу, конечно, но отец рассказывал мне, что у наших предков олива здесь не прижилась. То ли она сгнила, то ли термиты её погрызли — это было очень давно, и предания предков противоречивы. Иначе разве покупали бы мы привозное оливковое масло по такой цене?
— Это другая олива, тоже из Африки. Плоды её мельче и не так вкусны, но тоже съедобны, масло из них похуже, чем то, которое вам привозит Акобал, но тоже пригодно и в пищу, и для светильников, а древесина — ну, немного помягче бакаута, но не гниёт и термитам не по зубам. Вы здесь называете железным деревом бакаут, а в Африке так и эту оливу черномазые называют. Как раз вот мы и привезли её косточки ради этой древесины и ради хоть и не очень хорошего, но всё-таки оливкового масла.
Олива эта железная, как Наташка нам объясняла, считается подвидом капской, которая на юге Африки местным железным деревом является. На нашем обратном пути с Капщины мы и в лесу устья Конго её видели, и на Сан-Томе, только там она вымахивала в здоровенные деревья — мы не меряли, конечно, но на глаз некоторые метров под тридцать, не меньше. В чаще леса прямые в основном, у опушек поразлапистее, не скоплениями, но и нередки. Нашли мы её и в Сенегале, хоть и реже она там. Косточки от зрелых плодов мы взяли, конечно, отовсюду — и на Капщине, и у экватора, и в Сенегале. Экваториальные мы теперь на Барбосе... тьфу, на Барбадосе посадили, где климат повлажнее, а сенегальские и капские приберегли для Кубы с её более сезонным климатом. А то мало ли, какой выхлоп эта влаголюбивая масличная пальма на ней даст, да и привык же к оливковому маслу наш средиземноморский народ, так что тропическая олива в Вест-Индию явно напрашивалась. Ну и древесина, опять же, на перспективу. Бакаут — он же как яблоня, такой же корявый и разлапистый, а если большое прямое бревно нужно потвёрже махагони, то вот, как раз эта тропическая железная олива — ага, просим любить и жаловать.
Показал я, значит, семейству машинное отделение с верхней палубы, объяснил тонкости, связанные с движками и горючим — ну, о нефти пока дипломатично умолчал, а то мало ли, вдруг Фамей о гаванских битумных выходах наслышан? Дружба-то дружбой, связи связями, включая и неформальные, но ведь и политики же никто не отменял. Но уж о растительных маслах просветил их без утайки — в них Эдему никакой монополии точно не светит. Я ведь и с Аришат косточками этой железной оливы почему поделился? Оно в наших же интересах. Покупать масло нормальной культурной оливы они там один хрен не перестанут, потому как статусный элитный продукт. В известном нам реале с перцем так же примерно в шестнадцатом веке вышло. Как платили испанские гранды по весу золота за индийский чёрный перец, так и продолжали платить, когда уже американский красный стручковый практически у каждого крестьянина рос и дефицитом уж точно не был. Но им же не просто приправу подавай, им чести ронять нельзя, это простолюдины могут лопать дешёвый ширпотреб, а гранды — только престижный продукт. Так что не выиграли они ни хрена от завоза в метрополию американского перца, зато выиграли трудящиеся испанские массы, которые драгоценного чёрного перца позволить себе не могли. Вот и с оливковым маслом в Эдеме так же будет — элита фиников как была на понтах, так и будет дальше, а трудящиеся массы получат массовый дешёвый суррогат. Во-первых, будут знать, откуда он у них взялся. Во-вторых, у них же и наши судовладельцы недорого заправятся, если уж нужда припрёт. А в-третьих, катастрофически не комильфо эдемцам будет зажимать для Тарквинеи добытые через ольмеков проростки кокосовой пальмы, получив от неё годную для кубинского климата оливу — ага, политика в чистом виде. У нас-то, конечно, уже есть, генерал-гауляйтер в первый же день похвастался, ну так ещё же нужны. Пока свои пальмы вырастут и заплодоносят, это же годы ещё пройдут, а нам тут поскорее ококоситься надо.
— Дядя Малх! — окликнул вдруг Маттанстарт моремана, уже поджидавшего нас у сходней, — Ты тоже здесь?
— А ты откуда его знаешь? — спросил я.
— Папа, ну это же тот самый ваш моряк, который и в кораблекрушении побывал, и на необитаемом острове! В сухой сезон три раза к нам в Эдем с вашим купцом Элином приплывал и рассказывал про свои приключения! Знаешь, как интересно было!
— Маттанстарт так и бегал в порт каждый раз послушать про ураган и про этот пустой остров! — наябедничала Далила.
— Его же разве удержишь? — добавила Аришат, когда мы спускались, — Только из Тарквинеи очередной корабль — его в доме уже не ищи, он наверняка в порт сбежал, дабы новости ваши в числе первых услыхать.
— Так ведь переврут же, папа, если от других узнавать, — пояснил пацан, — Кто-то не так поймёт, кто-то что-нибудь перепутает, кто-то от себя добавит то, чего и вообще не было. Знаешь, как смешно бывает слушать то, что на другом конце города рассказывают?
— Молодец, соображаешь! — одобрил я.
— Потом как наведаемся в Тарквинею, так для него и новостей в ней уже почти никаких нет — почти всё уже и у нас разузнал, — усмехнулась его мать.
— Приветствую тебя, святейшая! — неуклюжий поклон бывшего робинзона явно означал почтение к священной особе верховной жрицы Астарты, — Прости, досточтимый, если тревожу тебя не вовремя, но есть у меня к тебе одно дело. Нельзя ли как-нибудь нам с тобой встретиться и поговорить?
— Если ты сейчас свободен, так и пошли с нами. Мы как раз на виллу обедать идём, заодно и поговорим о твоём деле.
— Да я не один, досточтимый, со мной тут и Дам, и Левкон — все вместе с тобой поговорить хотели.
— Ну так зови их и пошли, — я послал слугу вперёд предупредить управляющего на вилле, что у нас будет на три едока больше.
Дам оказался типичным турдетаном, каких немало близ Кордубы — чернявым, жилистым, среднего роста, Левкон — шатеном с заметной кельтской примесью, немного повыше ростом и поплотнее. Собственно, я и раньше не раз видел обоих, просто как-то не доводилось пересечься и пообщаться напрямую.
— В общем, досточтимый, поговорили мы тут с друзьями насчёт предложения почтенного Акобала, — начал-было Малх почти возле ворот виллы.
— О делах — позже, — оборвал я его, — Проходите, ребята, перекусим сперва, чем боги послали, а тогда уж на сытый желудок и подымим, и дело ваше обсудим.
Не то, чтобы я особо роскошествовал, но ведь мне-то боги уж всяко посылают и пообильнее, и поизысканнее жратву, чем простым матросам. Они же потом своим детям и внукам хвастаться будут, как с представителем и свояком Тарквиниев и с целой верховной жрицей Астарты отобедали! Для них немалый престиж, для меня — мелочь, но именно из такого рода мелочей и складывается то самое единение сословий, которое и сплачивает их в единый народ. Окажи простому, но достойному человеку уважение, так и он тебе за него благодарен будет, и ты сам при этом привыкнешь не заноситься и людей этим почём зря не раздражать, и это тоже только на пользу. И Маттанстарт пусть смотрит и на ус мотает. Что ему не в падлу с мореманами в порту пообщаться — это молодец, но он ещё пацан, а так в Эдеме это вообще-то у взрослых фиников не повелось, так пусть видит и привыкает, что у испанцев с этим проще и у взрослых дядек, и именно это здесь и считается нормой. И раз мы для фиников "вроде бы и те же, но какие-то другие" испанцы, так не пора ли и им самим тогда начинать становиться "какими-то другими" финиками? Пусть не сразу, не резко, а медленно, но неуклонно. А там, глядишь, и потянется подобное к подобному...
— Так мы вот что сказать хотим, досточтимый, — начал наконец Малх, когда мы, уже наевшись, дымили сигарами, — Надо, чтобы почтенный Акобал дал в экипаж больше опытных людей и чтобы почтенный Валод сам обучил пару человек работать с машинами.
— Ну что тут смешного, досточтимый?! — загалдели наперебой Левкон с Дамом, когда я поперхнулся дымом сигары и закашлялся от хохота, — Мы больше года уже семьи не видели! Ну как нам тут ещё целый год терять?!
— Да понимаю я всё это, ребята, понимаю. Хотите, значит, двух кроликов сразу поймать — и на новую перспективную службу попасть, и домой поскорее вернуться?
— Ну а ты сам на нашем месте разве не захотел бы? — возразил Малх, — Нелегко, мы понимаем, но если поднапрячься, то можно и закончить новое судно, и опробовать, и перегнать его через Море Мрака уже вот этим обратным рейсом. Мы тут и между собой это дело обсудили, и с корабелом поговорили, и с почтенным Гигином тоже, навигатором нашим будущим. Ты думаешь, ему самому хочется целый год терять? Мы же все не малые дети и понимаем, что неопытный экипаж освоиться на судне и сплаваться к отплытию не успеет, а плыть позже самим в одиночку нам никто не позволит. И без твоей помощи тут никак. Кто мы такие, чтобы нас кто-то слушал? А тебя — послушают. И что тут смешного?
— Да не это мне смешно, Малх, — успокоил я его, — Володя тоже со смеху упадёт, когда я ему расскажу. Мы ведь с ним тоже об этом подумали и предложения этого от вас ожидали. Поспорили только, через три дня вы до этого допрёте или через неделю. А вы — в этот же самый день! — я снова расхохотался, как и Аришат с детьми, — Сориентировались вы лихо, молодцы! Нужен моторист и его помощник — вы готовы кого-то предложить?
— Так ведь Левкон же с Дамом, досточтимый. Кузнечное дело знают оба.
— Что о друзьях заботишься — молодец. Почему в моряки пошли, а не в кузнецы?
— Трое нас у отца, — пояснил Дам, — Где на всех работы напастись? Знаем её все, но у братьев лучше получалось, а землю брать — ну какой из меня крестьянин?
— А я молотобойцем работал, — доложил Левкон, — Но у бывшего хозяина подрос сын, а с работой тоже было не очень. Ну и куда тут вольноотпущеннику податься?
— Ну, машинное дело — не кузнечное, но раз с металлом и с огнём вы работали, толк из вас, пожалуй, выйти может. Но учтите, времени в обрез, и гонять вас Володя будет беспощадно — волками выть будете.
— Да понимаем мы! Согласны на всё! Лишь бы только взялся нас учить! — снова загалдели оба наперебой.
— Возьмёт, не беспокойтесь. С ним-то мы договоримся. Вот почтенного Акобала убедить потруднее будет. Ты же слыхал, Малх, что он сказал тебе насчёт опытных людей?
— Так ведь не насовсем же, досточтимый, а только на этот рейс. Ну не успеть же с салажатами никак! А с опытными — сплаваемся и на пробных выходах в море, и в шторм они не подведут. Следующий-то рейс из дому по весне — он спокойнее будет, и поменьше штормов, и сами они послабее, и желторотики уже поднатаскаются. А на этот надо людей поопытнее. Ну со всей-то флотилии неужто на один только рейс нельзя надёргать? Мы всё понимаем, и предложение почтенного Акобала — большая честь, и не думай, что мы этого не ценим. Но семьи важнее, досточтимый, и если он не даст людей для перегонки нового судна в этот рейс — очень жаль, но нам придётся отказаться от службы на нём.
— Да поговорю я с ним, поговорю. Но ты же понимаешь, Малх, что обещать вам твёрдо я не могу пока ничего?
— Ну, это-то понятно, досточтимый. Но с твоей помощью — хоть какой-то шанс...
15. Сорвиголовы.
— Ну, рассказывай уж, Кайсар, как ты докатился до такой жизни, — начал я свой разбор полётов.
— Так это ж разве я докатился, досточтимый? — ухмыльнулся этот стервец, — Это меня до неё докатили.
— А ты сам тут прямо-таки и абсолютно ни при чём?
— Ну, был бы совсем уж ни при чём — не залетел бы...
— Ага, залетел он! Это кто ещё залетел! — тут же съязвила Фильтата, рассмешив нас всех, — Из-за меня это всё, досточтимый...
— Вот-вот, все беды от баб! — пошутил Мато, — Говорил я ему, предупреждал! — мы снова рассмеялись.
Собственно, конечный итог событий мне доложили в самую первую очередь — Фильтата, их бывшая школьная одноклассница из семьи оссонобских фиников, учившаяся в школе весьма достойно, но не поступившая с одноклассниками в кадетский корпус из-за категорического запрета ейного отца, на данный момент является законной супружницей Кайсара, юнкера второго курса нашего кадетского корпуса, отчего и находится сама здесь, в Нетонисе, а не с родоками в Оссонобе. Пуза заметного у неё ещё нет, не тот ещё срок, но и за ним, естественно, в свой черёд не заржавеет. Несчастной-то эта парочка молодожёнов уж точно не выглядит, да и юридически криминала никакого — он совершеннолетний безо всяких сомнений, она — ну, раз уж сами финики её таковой признали, то и какие вопросы? Но несколько так или иначе связанных с этим арестов у вполне дисциплинированного на первом курсе юнкера — это ведь уже слегка чересчур, верно? Поэтому-то и заинтересовала меня ещё и предыстория уже известных мне событий...
— Мы же с Фильтатой полгода уже встречались, — пояснил Кайсар, — Чаще всего у наших "гречанок" — и её родоки отпускали со знакомыми пообщаться, и мы тоже вместе с нашими заглядывали, когда в увале бывали. Ну и тогда, в начале лета, так же всё было — встретились, пообщались. Вернулись в лагерь, а на следующий день к обеду мне вдруг от неё записку передают — завтра кровь из носу приходи, дело важное, все наши планы горят огнём. А она же девка серьёзная, не как некоторые, и зря волну гнать не будет, и если уж она всполошилась, то это не пустяк, и встретиться, значит, надо обязательно. Только как тут придёшь, когда мы в караул заступаем? Кербер-то, хоть и зверюга, если по серьёзному поводу, то отпустил бы, но не с караула же. Ну, мы поговорили с ребятами, как тут быть, и договорились, что дневные смены они и за меня отстоят, а потом как-нибудь сочтёмся. В общем, слинял я днём в самоход — дневные-то смены Кербер не так рьяно проверяет, и были неплохие шансы, что прокатит. Да только вот Слепня нелёгкая принесла, да как раз в мою смену, а он же сам постовое расписание и составлял, так что спалил нас сходу. Я-то нигде не влип и вернулся вовремя, да что толку, когда спалены? Так и угодил на губу.
— Причина ваша, надеюсь, теперь уже не секрет?
— Деваться было некуда, досточтимый, — ответила Фильтата, — Когда встречались у "гречанок", ничто ещё беды не предвещало, возвращаюсь я домой, а у нас увалень сидит какой-то незнакомый, и отец хлопочет вокруг него, а меня, как я вошла, огорошил прямо с порога — знакомься, говорит, это Гискон, сын Бомилькарта, уважаемого в Гадесе человека, радуйся, он будет твоим мужем, и это большая честь для нашей семьи. Ага, обрадуешься тут! Им — честь, а мне, значит, в Гадесе с этим пнём жить и детей от него рожать, таких же пней, как и он сам? И главное ведь, досточтимый, времени нет даже подумать — уже через неделю праздник Астарты, а после него я по старинным обычаям совершеннолетней буду уже считаться. Это же помолвку объявят сразу же, а после неё глаз уже с меня не спустят, и что тут тогда уже придумаешь? Да и скандала большого очень хотелось избежать — если сговор о браке до помолвки разорван, то это не такой скандал, как если после помолвки. А мне ничего подходящего сходу не придумывается, и от этого страшно вдвойне, и самой же без Кайсара всё равно ничего не решить. Но главное — нет времени. Утром меня уже и к "гречанкам" отец не отпустил — сказал мне, что нечего мне теперь с блудницами этими будущими лясы точить и семью этим позорить. Хвала богам, записку Кайсару я и с вечера ещё написала, так что упросила нашу служанку, как она на рынок пойдёт, "гречанкам" её передать. А я ведь даже и написать в ней, в чём дело, не рискнула — хоть и ваш язык, и не прочитают на нём посторонние, но чем длиннее текст, тем подозрительнее же. Служанке я сказала, что с девчонками встретиться хочу, и раз меня к ним не отпускают, так пусть хоть кто-нибудь из них к нам зайдёт. Ну а там девчонки уже поняли, что им я по-турдетански бы написала или по-гречески, а раз по-русски — понятно, кому. Они уже и организовали передачу моей записки в лагерь.
