— Расслабься, Чак, — бросила через плечо Беллатриса, недовольная эскортом, навязанным для нее мужем, и ловко переступила через лужу в дорожной яме, — и парней своих успокой. Сегодня никто не нападет.
Чак промолчал. На лице Алекто появилась хищная ухмылка, заменявшая ей все выражения радостных эмоций после того, как была потеряна связь с братом. Ей до одури хотелось кровавой расплаты, но душу грели и мысли о том, что список тех недобитков Ордена, который пару дней назад показывал Родольфус, умещался в один канцелярский лист. Поджавшие хвост в Шотландии бравые сопротивленцы сами наказали себя так изощренно, как никогда не смог бы никто чужой. Алекто лишь хотелось знать: будут ли им являться в ночных кошмарах собственные дети, столь любезно оставленные на милость врагу? Приятно было осознавать, что сейчас они трясутся, как загнанные в угол мыши, и ждут, пока по их душу и души их детей явятся верные слуги Лорда. Алекто подозревала, что ждать им придется долго, и это распаляло ее еще больше. Жизнь в постоянном страхе хуже любого круциатуса — она знала это еще с детства, когда в плен к людям Дамблдора попала ее мать. Она облизнула потрескавшиеся губы и подумала, что, несмотря на вымерший Орден, для ее особых умений у Лорда всегда найдется работа.
— Прошу сюда, мадам, — угодливо пробормотал Наземникус себе под нос, а затем окрепшим голосом добавил: — площадь Гриммо, двенадцать.
Он встал по боковой стороне лестницы, приглашающим жестом руки указывая на образовавшееся в стене крыльцо и покорно склонив голову. Закон доверия был соблюден: каждый из подошедших с Наземникусом людей смог увидеть старинную скривившуюся дверь, черная краска с которой наполовину сошла, покрывшись разводами и трещинами, а былой блеск металлической обивки сменился сетью царапин и пылью.
Беллатриса несколько секунд завороженно глядела на проход, а затем сделала два крупных шага вперед и расхохоталась, обеими руками ухватившись за ребристое черное дерево, судорожно скребя заостренными ногтями по вздувшейся краске.
— Ну что, братец! — в гортанном крике она вскинула голову, и растрепанные волосы взлетели, подхваченные ветром. — Ты мертв, а я жива! Подавись своей грязью и сдохни еще раз на своих небесах!
Она забила кулаком в дверь, будто еще раз проверяя ее реальность, а затем подушечками пальцев стерла дорожную пыль из резных ложбинок.
— Род Блэков будет жить, — провозгласила она. — Я клянусь.
Со спины подул холодный ветер, взметав мантии и подняв смешанную с грязью пыль. Вдалеке послышался звук полицейских сирен. Беллатриса протянула вверх ладони и резким движением руки очистила от грязи полустершуюся надпись, венчающую проход.
— Toujours Pur, — торжественно прочитала она открывшиеся слова. — Чисты навек.
Освободив руки от грязи взмахом палочки, Беллатриса громко ударила витым молоточком со змеей по двери, невербально послав ей приказ открыться. Дом встречал их сыростью, тьмой и тишиной. Казалось, даже призраки умерли бы здесь во второй раз. Передернув плечами и поморщившись от окатившего ее знакомого холода, Беллатриса бросила за спину мешочек с галлеонами Наземникусу и сделала уверенный шаг внутрь.
— Кричер!
Крик Беллатрисы потонул в узких коридорах дома, но стук закрывшейся за Чаком двери был способен оглушить и великана.
Домовик появился внезапно, в дальнем углу коридора, подслеповато щурясь в сторону нежданных посетителей и не веря тому, что его время служить, наконец, пришло.
— Ты что, оглох?
Беллатриса и не пыталась скрывать свою злобу, увидев прах и запустение везде, где прежде с величавой гордостью возвышались реликвии их семейства. Она выпустила жалящую искру из палочки в сторону Алекто, которая решила опереться на свободную стенную панель, где в прошлом стояла урна с прахом ее прадеда. Он не пожелал покоиться в фамильном склепе, поклявшись и в посмертии служить верным защитником для родных стен. Беллатриса была уверена, что именно эту урну первой вынесли из дома.
— Хозяйка Белла! — эльф кинулся ей в ноги и зарыдал, комкая полы длинного платья и целуя ступни в неприкрытом благоговении перед своей единственной кровной владелицей. Формально права на особняк закреплялись за другой линией Блэков, но после смерти всей семьи и пропажи последнего хозяина уходили к трем сестрам, одна из которых считалась мертвой, а вторая была недостойна даже стоять на пороге дома.
Белла брезгливо одернула одну ногу, а второй легко пнула Кричера под живот, чтобы отцепился.
— Собери все документы Ордена Феникса, что здесь есть, и подай мне и гостям горячий чай!
Бумаги Ордена ждать пришлось не дольше, чем кипятка. На третий день после отступления сопротивления за стены Хогвартса, когда Рубеж пал на границы и стало ясно, что никто в дом больше не вернется, Кричер собрал все пожитки несостоявшейся оппозиции и забросил в самый дальний угол тайной кладовки, который смог найти. Ничто не должно было напоминать в доме о разжившейся здесь мерзости, как не переставала напоминать ему старая хозяйка Вальбурга.
Чай в доме был поганым, но документы возбуждали аппетит.
— Как интересно, — завороженно повторяла Белла, проводя длинным ногтем под очередной занятной фамилией. — Очень интересно…
На ее лице появилась та самая довольная улыбка, которая всегда доставляла много радости Повелителю.
— Темный Лорд будет рад, очень рад.
* * *
Закутанная в походную мантию худая фигура с перекинутой через плечо тяжелой сумкой и кончиками выступающих из-под капюшона алых, словно орошенных кровью, волос, успела услышать обрывки долетающих из дома слов прежде, чем дверь с грохотом закрылась. Она вздрогнула и, сжав кулаки от злости, аппарировала. Сегодня ей предстояло весь вечер рисковать и рассылать патронусов оставшимся по Ордену знакомым с предупреждением о том, чтобы больше в доме на Гриммо они не появлялись.
Глава 11. Часть 2. Ва-банк
17 июля 1997 года, полдень, Косой переулок, дом 32, Лондон.
На десятый день упорной работы с домашней библиотекой синяки под глазами Гермионы стали напоминать собой запущенную третью степень гематомы. Заботливо подносимый Маней кофе уже давно перестал прогонять сонливость, вызванную нервной бессонницей, а мысли в голове путались так, что Гермиона до сих пор не могла придумать ничего лучше того, чтобы послать Панси на самый обычный медикаментозный аборт. Зелье, варимое ею на протяжении всей прошедшей недели, настаивалось в кладовке чердака на лиственничных шишках и обещало быть готовым уже сегодня. Вчера она влила в него добрую бутылку недопитого Люциусом виски и надеялась, что хотя бы горечь алкоголя перекроет в нем устоявшийся смрадный запах. Заклинания вентиляции стали работать только после добавления этого последнего и, как Гермиона считала, спасительного для ее желудка компонента. На время приготовления этой гадости Панси перебралась жить в нижнюю гостиную, оставив Грейнджер одну прочищать воздух на всем втором этаже. Гермиона горестно вздохнула, покорив судьбу за то, что покойная матушка Паркинсон не озаботилась построением в доме жилого цоколя.
— Что желает госпожа на обед? — угодливо поинтересовалась Маня, появившись из ниоткуда и забирая из рук Гермионы давно остывший пустой бокал. — Может быть, говядину по-строгановски в подливе?
Гермиона обреченно скосила взгляд на озабоченную ее здоровьем домовичку и поморщилась.
— Пожарь овощей, пожалуйста, — тихо пробормотала она и вернулась глазами обратно к раскрытому справочнику южноамериканских растительных ингредиентов. Мысли об эксплуатации законодательно незащищенных существ были временно похоронены где-то в глубине ее разума, неподалеку от здравого смысла и острой изобретательности.
— Но госпоже нужен белок! — возмутилась Маня и надула губы так, что ей бы позавидовала сама Селестина Уорлок в свои лучшие годы. — Госпожа бледна, как смерть, у госпожи низкий гемоглобин!
Гермиона тяжело вздохнула и отмахнулась от нее, решив не задумываться о том, откуда домашний эльф нахватался таких умных слов. Обреченно бросив взгляд вслед исчезающей домовичке, она с горечью поняла, что сегодня на обед обязательно будут грибы с гарниром из соевых бобов и гранатом на десерт.
Избегая дурного запаха, Панси подолгу задерживалась у Малфоев под благовидным предлогом поддержки лучшего друга. Ее рвение помогать им Гермиона перестала замечать уже на третий день, когда Паркинсон эмоционально и физически истощенная вернулась домой к ужину и, не поинтересовавшись успехами в зельеварении, ушла спать, наказав Мане не будить ее к завтраку.
Тем больше ее удивил ранний заливистый смех Панси, раздавшийся со стороны прихожей еще до того, как Маня накрыла стол к обеду. Паркинсон явно задерживалась в дверях, с кем-то оживленно беседуя. Внутрь дома они старались никого не запускать, пока готовящееся зелье не изменит облик Гермионы так, что в ней уже невозможно будет узнать героиню несостоявшейся войны.
— Ты бы видела, с какой сноровкой она разбирала эти ящики! — донесся до Гермионы удивительно знакомый голос. — А при матери делала вид, будто ничего не понимает во всех этих штуках. Не удивлюсь, если она сама и придумала половину!
Все еще продолжая смеяться, Панси плечом задела край двери, и та отворилась чуть шире, открывая сияющее в ярком полуденном солнце лицо Билла, довольно поднявшего один угол губ в улыбке и слепо щурившегося от яркого света. Опешив, Гермиона быстрым движением палочки накинула связку дезиллюминационных. Она трижды поблагодарила Мерлина за то, что сегодня был такой солнечный день, а Билл был так увлечен Панси, что сейчас бы не заметил и шабаш из десятка полуголых ведьм за ее спиной. Гермиона встала из-за стола и ближе подошла к ним. Она и сама не понимала, как сильно соскучилась по здоровому общению с друзьями, скрываясь от всех живых уже вторую неделю. Губы Билла улыбались, но под его веселыми глазами залегли глубокие синяки, а неестественная бледность лица говорила о плеяде бессонных ночей.
— Так открывайтесь скорее, — сказала Панси и широко улыбнулась. — Людям сейчас как никогда нужно немного веселья.
Не задумываясь, она обхватила ладонью край двери, а потом слабо вздрогнула, поняв, как широко та раскрыта. Крепко вцепившись в ручку, Панси потянула дверь на себя.
— Это точно, — не придав значения ее движению, пробормотал Билл. — И все-таки заходи к нам когда-нибудь, раз уж мы стали соседями.
Наблюдая за ними, Гермиона невольно почувствовала, как нарастает в ее груди радость. Билл вел себя так непринужденно, будто и не было никакого Рубежа, атаки на Хогвартс и переворота со всеми его политиками вместе взятыми. Видимо, он потому и задерживался в дверях так долго, что не хотел возвращаться обратно к собственной ответственности за Джинни, повисшей неподъемной тяжестью за его спиной.
— Обязательно, — отозвалась Панси и смешно пощурилась от отразившихся на фибуле Билла солнечных лучей. — Я была очень рада увидеться.
Билл дернул рукой и закрыл приоткрытые губы. Он хотел что-то еще сказать, но передумал. Еще раз широко улыбнувшись, он кивнул ей на прощание, бросил напоследок озорной взгляд и скрылся в тени высокой гортензии. Помечтав еще с полминуты, внутрь дома зашла и Панси.
— Чисто, — громко сказала она. — Покажись уже на глаза.
Гермиона, тихо хмыкнув, взмахнула палочкой и сняла с себя дезиллюминационные. Паркинсон только покачала головой в ответ на ее заинтересованный взгляд.
— Похоже, мелкой Уизли позарез нужно найти себе занятие, — она сбросила с ног салатовые туфли-лодочки, а затем чуть потопталась, разминая усталые пальцы. — И, надо сказать, в практичности мысли ей не откажешь: думаю, сейчас спрос на их игрушки будет расти. Если смогут поднять магазин братьев, то удержатся на плаву.
— Думаешь, им дадут? — невозмутимо поинтересовалась Гермиона, направляясь обратно к рабочему столу. — Никаких репрессий?
— Ну, пока что ведь их не было, — пожала плечами Паркинсон. — Да и что с них взять-то, кроме коробки полудохлых пушистиков и заплесневевшего мармелада? В антиправительственных действиях они замечены не были.
— Так и я не была, — справедливо отметила Гермиона и взяла в руку бокал с кофе, заботливо оставленный на столе Маней.
Панси нервно прикусила язык и поспешно растянула губы в снисходительной улыбке. Вельзусу сейчас в последнюю очередь нужно было вспоминать хогвартский инцидент, но она рассудила, что Гермионе об этом знать не обязательно.
— Ты же понимаешь, что ты другое дело? — Панси склонила голову на бок. — Даже если ты не схлопочешь Аваду от первого же счастливого Пожирателя, то век будешь просить милостыню на ступенях Министерства, поминая Мерлина, — она прошлась по Гермионе косым взглядом. — Или еще чего…
— Расслабься, Панси, — усмехнулась Гермиона и снисходительно покачала головой, — наш договор в силе.
— Кстати о нем… — вопросительно протянула Паркинсон и кивнула головой в сторону стола.
Гермиона тяжело вздохнула, опустилась на стул и начала давно откладываемый ею разговор:
— В общем, варианта у нас два. Первый и самый лучший: пойти со мной к магглам, довериться знакомым врачам и забыть о проблеме. Второй: как следует тебя прокруциатить. Выбирай, дорогая сестренка.
Панси хмыкнула и деловито подошла к ее рабочему месту, откуда так хорошо через французские двери просматривалась вся прихожая. Оно находилось в дальнем углу кухни и состояло из сервировочного стола без колесиков, обеденного стула и перенесенного из библиотеки стеллажа с книгами. Томов по зельеварению было немного, да и те, как успела убедиться Панси, содержали в себе рецепты зелий социальной направленности, интересовавшие когда-то ее отца. В книгах же заклинаний едва ли могло найтись что-то на тему медицины, выходящее за рамки косметологии и ухода за детьми. Гермиона заказала несколько трудов известных ей магов по самообновляющемуся каталогу из Флориша, но, судя по их положению в накопившейся стопке, и они оказались бесполезными. Выше них также бесхозно лежали и три выкупленные у Горбина и Беркса засаленные книги, за которые Панси отдала добрых двести галлеонов. Столик венчало несколько позаимствованных томов из библиотеки Малфоев, и Панси подумала, что именно в них Гермиона почерпнула свою гениальную идею.
— Ты хочешь мне сказать, что для моего здоровья будет безопаснее лечь под нож криворуким магглам, чем пару волнительных минут провести в позе судорожного эмбриона?
Гермиона удивленно моргнула выраженному хладнокровию. Она всю неделю даже не рассматривала вариант с маггловской медициной, ожидая чистокровной истерики в тот же момент, как только заикнется про акушера-гинеколога. Но циничный расчет, вызванный не страхом, а уверенностью, без малого вгонял в ступор.
