Преодолев лестницу, Панси засеменила к двери короткими шажками и неодобрительно сжала губы, когда Люциус сильно и звонко ударил молоточком в третий раз. Гермиона осталась стоять в стороне, крепко обхватив руками перила, как свою последнюю опору.
В дверях Малфой стоял, опершись на трость, и всеми силами старался казаться бодрым. Критично осмотрев его, но ничего не сказав, Панси шире отворила дверь и впустила в дом сквозняк. Все возможные окна были открыты, все заклинания использованы, все зелье выпито, и надежды хозяйки победить вонь наконец-то оправдались. Без отвара дурной запах быстро выветрился, и сейчас его легкое касание слегка ощущалось лишь на чердаке, но и там обещало исчезнуть за ночь через открытые окна мансард. Гермиона настороженно принюхалась к непривычной свежести и сделала несколько глубоких вдохов, наслаждаясь долгожданной чистотой. С непривычки голова закружилась, и она еще крепче сжала рукой перила лестницы, когда звонкий голос Панси окликнул ее по новому имени.
— Прозерпина!
Гермионе показалось, что, если она попробует это имя на вкус, то порежет язык: настолько оно было чужеродным. Разозлившись на себя, она резко взмахнула головой и бодрым шагом направилась к Панси. Она твердо решила: ей не только придется называть это имя вслух, но и вживить его себе под кожу, задавив Гермиону Грейнджер так далеко вглубь сознания, как только можно до тех пор, пока не вернется ее время.
Когда Прозерпина подошла к ним, Люциус был заинтересован. Ни сейчас, ни потом, она так и не смогла понять, верил ли он с самого начала в ее историю. Однако его учтивый полупоклон и легкая улыбка на губах красноречиво говорили о том, что из уважения к Панси он ее принимал.
Пока Маня накрывала на стол, Панси обменялась с Люциусом дежурными любезностями, старательно обходя привычные темы о состоянии близких и делах на работе, ответила на вопрос о собственном здоровье и натянуто заговорила о погоде. Люциус, целиком занятый своими мыслями, обращал на ее слова не больше внимания, чем на собственную тень в безлунную ночь, но что-то вежливо отвечал. Гермиона даже усмехнулась про себя: столько скрытых волнений и такое пренебрежение в итоге. Каждый день у них здесь, что ли, потерянные родственники появляются?
Оказалось, что не каждый, но в связи со сменой власти довольно часто. На остров переезжали опальные семьи с материка, незаконные дети возвращались требовать почестей и наследства своих давно угасших родов, а выпущенные из Азкабана еще в июне политзаключенные на радостях прямо сейчас делали таких детей.
— Так все же расскажите мне, Прозерпина, вашу историю?
Гермиона даже вздрогнула и звонко стукнула вилкой о фарфор, когда поняла, что на этот раз внимательный взгляд Люциуса обращен к ней. Слабым от волнения голосом, который Малфой наверняка принял за недюжинное смущение, она поведала ему о непрофессионализме колдомедиков по профилю педиатрии, долгое детство в семье алабамских магглов, к которым попала после смерти опекунов-сквибов и получение образования в магической школе Салема, которую с успехом окончила этой весной. Она очень жалеет о том, что отец скончался так рано, обстановка в стране была такой шаткой, а Панси — несовершеннолетней, что она не могла вернуться на родину. О, как она была зла на сестру, когда узнала свою историю! Но потом она поняла, конечно, поняла, как тяжело ей было бы жить в мире магов, будь она сквибкой! Нет, документы об образовании она решила получать в Британии. Она знала о трудностях в подтверждении диплома, практической невозможности дальнейшего обучения и получения достойной работы без подписи директора Хогвартса. Да, она прямо сейчас готова сдать все экзамены за семь курсов и полный набор ТРИТОНов и СОВ. Вы не представляете, какой у нее был замечательный голден ретривер по кличке Дадли, который скончался полгода назад, объевшись сушеных слизней, и она так скорбит!
Люциус не стал задавать даже ожидаемых вопросов о том, почему она так скверно выглядит и как планирует получать подпись директора британской школы, когда сам Хогвартс недоступен, а Дамблдор мертв. Гермиона вообще подумала, что Малфой поразился тому объему информации, который она с перепуга на него вылила, но к концу разговора ощутила, что волнения перед Люциусом больше не испытывает. Ее захватил интерес к этим властным чистокровным: таким другим, но в то же время, таким обычным. Гермиона Грейнджер всегда хотела знать все, но только Прозерпиона Паркинсон могла не бояться спрашивать. Панси вовремя подхватила закисшую беседу и уже через минуту прервала ее вопросом о том, что Люциусу требуется в бумагах отца, за которыми, как выяснилось, он сегодня и явился.
— Все дело в чертовых гоблинах! — не смог он скрыть напряжения в голосе и, злясь, отбросил смятую салфетку в сторону. — Правительство болвана Скримджера было настолько умно, что, страшась ужасных Пожирателей, перевело весь фонд бюджета магической Британии в тайные погреба Гринготтса. Они использовали связку краткосрочных вкладов с минутными договорами на выдачу фиксированных сумм личным поверенным министра для покрытия правительственных расходов.
Панси недовольно поджала губы и подняла бровь, ничего не понимая. Гермиона, методично распиливая ножом отбивную, старалась вспомнить отрывочные знания по работе маггловской банковской системы, которая, по сути, если и должна была отличаться от магической, то только своей сложностью.
— Но самое интересное, — продолжал Люциус, — что за то время, пока мы переворачивали страну вверх дном, погиб главный гоблин, а новый управляющий, забери Моргана его душу, объявил о банкротстве!
Гермиона недоуменно посмотрела на Люциуса и невольно выдохнула:
— Что-что?
За раз проглотив полстакана сухого мерло и промокнув губы салфеткой, он уже спокойней пояснил:
— Гоблины хотят сделать из Британии банкрота.
Лицо Панси так и застыло в недоуменном выражении, пока руки крепко сжимали ножку бокала, а глаза глядели прямо перед собой.
— Не бойся, мне удалось воспользоваться моей прежней доверенностью, и наши деньги из этого проклятого банка я вывел, — Люциус бросил беглый взгляд на Паркинсон. — Благо, договоры на наши ячейки были заключены самыми первыми, и им уже по пятьсот лет. Но я не могу сказать того же о миллиарде министерских галлеонов и примерно такой же сумме частных накоплений граждан. Сейчас Министерство стоит на щедром финансировании Рабастана и всех Эйвери, которые никогда не хранили деньги в Британии.
— Но как так вышло, что ты смог добиться перевода для нас? — пришла в себя Панси.
— С тех пор, как в середине девятнадцатого века Министерство передало полный контроль над банком роду Гринготта, заключаемые договоры стали обрастать все большим количеством страниц, — пояснил Люциус. — Фактически по документам выходит так, что в случае невозможности банка ответить по своим обязательствам, первую очередь кредиторов составляют первые вкладчики либо их наследники, коими мы и являемся. Министерский бюджет в этой категории находится практически на последнем месте: договор был заключен менее года назад.
Гермиона прижала кулачок с зажатой между пальцами тканевой салфеткой к губам и подавила тихий истеричный смешок. Это она еще думала, что Волдеморт — самое плохое, что может случиться с Великобританией! Да он хотя бы убирал за собой и сдерживал общенародную панику, которая непременно бы появилась в обществе, если бы новости о банкротстве были обнародованы раньше задержки выплат по вкладам! Истинно, когда над головой зависает дамоклов меч, перестаешь бояться данайцев.
— Это же абсурд. Как частный банк мог так быстро обанкротиться, когда ему в руки попал бюджет целого государства?
Люциус посмотрел на нее как на слабоумную и, казалось, прямо сейчас спросит: «Девушка, чему вас только в школе учили?»
— А никак, — вопроса он задавать не стал и только усмехнулся, расслабленно откинувшись на спинку стула. — Все это банкротство — изящная фальшивка. Об этом знаю я, гоблины об этом знают, они даже знают, что мы все прекрасно понимаем. Только по документам они чисты, как первый снег, и бедны, как церковные крысы.
Он пригубил немного вина, прикрыл глаза и продолжил:
— Самое смешное в этом то, что если решение не найдется до того, как Эйвери закроют транши, а Басти продаст последнюю мантию, то развитие ситуации в государстве пойдет по так любимому Дамблдором силовому сценарию.
Панси громко фыркнула:
— Так почему бы к гоблинам не заявиться бравому отряду авроров с постановлением под печатью министра? Боитесь, сбегут с деньгами?
Плечи Люциуса слабо затряслись в сдерживаемом грудном смехе. По всему было понятно, что две недели на свободе смогли с ним сделать то, что не мог и год Азкабана. У Гермионы судорожно сжались внутренности, а губы искривились в невольную гримасу: если Малфой, сам образец хладнокровия и сдержанности, стал нервно хихикать, как влюбленная третьекурсница, то дело и вправду дрянь.
— Потому что мистер Скримджер настоял на высшей степени охраны казны, и с тех пор она лежит на постоянных порталах. Стоит только разволновать охрану, и вместо забитых галлеонами хранилищ мы получим пустой исторический памятник пятнадцатого века и новое гоблинское восстание, — он отпил из бокала остаток вина, покатал его на языке и продолжил. — Право, если не удастся найти рациональное зерно в документах Персия, я готов аппарировать на Гаити за некромантами, чтобы только достали мне с того света говорящую голову Руфуса. Может, его гоблины послушают!
Само собой воцарилось молчание. Люциус явно что-то перебирал в голове, бегая глазами по завиткам матово-бежевой скатерти, Панси тяжело вздыхала по своему сохраненному наследству и думала, кого еще Люциус вытащил из бездны нищеты, а Гермиона судорожно соображала о том, что не видит Люциус.
— А какие были причины у этого банкротства? — поинтересовалась она.
— А какие были у прошлых девяти восстаний? — Малфой обратил на нее недоуменный взгляд. Секунду он так и смотрел, а потом, видимо, понял, что общается с иностранкой, пусть даже британского происхождения, и пояснил: — Я не знаю, какая ситуация в Штатах, но в Великобритании гоблины нас ненавидят. Как и по всему миру, им запрещено иметь волшебные палочки, но традиционно они обвиняют наше Министерство в том, что оно не идет вразрез с общемировой политикой. Я всегда считал старших гоблинов умнее, думал, что они понимают все причины, — Люциус взмахнул рукой с бокалом, — понимают, что их магический потенциал больше нашего и слабо поддается палочковому контролю. Понимают, что таким образом мы просто стабилизируем их магию и уравниваем ее с общим фоном. Но, похоже, это недовольство так глубоко въелось в их мозг, что даже самые влиятельные из них готовы всем рискнуть ради очередной демонстрации недовольства и минутной выгоды.
Гермионе в это верилось слабо. Логика была притянута за уши. Гоблинских восстаний в Британии не было больше века, а любой заработавший деньги собственным трудом капиталист не стал бы так глупо подставляться ради надуманных идеалов.
— Но это глупо. К тому же, всем известно, как гоблины относятся к нарушениям сделок!
— Вы слишком высокого мнения об их интеллекте, — отрезал Люциус. — Они считают, что наше правительство долго не продержится без государственной казны. А перед оппозицией гоблины должны предстать освободителями от режима кровавого тирана и получить геройские льготы с палочками. Таким образом, они считают, что если сейчас ничего не решить, банк останется на плаву в любом случае, — Люциус недовольно качнул головой, и взгляд его помрачнел. — Только они не учли, что Лорд не отдаст власть.
Гермиона усмехнулась. Люциус был прав. Вот и предоставилась возможность подкосить режим Волдеморта в зародыше, но Непреложный Обет был уже дан. С другой стороны, Малфой не стал бы делиться такими сведениями, если бы всерьез опасался их распространения. Неужели они действительно так крепко захватили всю власть, включая пятую, что даже не боялись ее потерять? Но даже если бы она могла что-то сделать, расшатывание ситуации грозило гражданской войной, которую удалось избежать. Был ли Волдеморт так плох с учетом мира на улицах, ее новой фамилии и Гарри Поттером за непроницаемой стеной Рубежа? Или из-за навалившихся проблем Том Реддл еще не успел развернуться в полную силу? Гермиона не знала, но понимала, что безотносительно к любому политическому режиму грозящий Британии экономический кризис обещал обернуться полномасштабной катастрофой не меньшей, чем маггловская Великая Депрессия. И, если Волдеморт с кастой чистокровных переживут его на старых жирах, то у опальных магглокровок и преемников Ордена Феникса не останется даже шанса, если Лорд будет хотя бы вполовину так ужасен, как о нем говорят.
— Все равно это нелогично, — продолжила спор Гермиона. — Вы сами сказали, что договор был заключен в девятнадцатом веке. Раз гоблины не потеряли доверия с тех пор, то больше сотни лет они примерно работали на благо Волшебной Британии. Не кажется ли вам, что они просто не хотят иметь ничего общего с вашим режимом?
В этот раз Люциус не стал сдерживаться, и ее оглушил громкий, выстраданный хохот обреченного человека, которому за день до смерти сообщают о всеобщей амнистии в будущем месяце.
— Мисс, все бы мы так подумали, если бы совет гоблинов Гринготтса во главе с покойным Ассабадом не финансировал нас с девяносто четвертого года!
От абсурда ситуации в целом и за ужином в частности у Гермионы вслед за Малфоем стал вырываться из груди смех, отдаленно напоминающий стон. Она уронила лицо на руки и сжала пальцами лоб, стараясь восстановить дыхание.
— Люциус, ты хочешь сказать, что у них там совсем от порошка лепреконов крыша поехала? — удивительно спокойно спросила Панси. — Жить бы им и не тужить на наши проценты!
— От порошка лепреконов, говоришь? — Люциус бросил на нее косой взгляд. — Может, нам тоже им запастись? Вдруг Франция даст безвозмездную ссуду?
Паркинсон только недовольно покачала головой и, всем своим видом выражая молчаливый упрек, вышла из-за стола. Через полминуты в столовой появилась Маня и, уверенно заявив, что госпожа велела забрать вино, быстро ухватилась за бутылку, поставила на стол графин гранатового сока и аппарировала до тех пор, пока кто-то что-то сообразил.
— Когда-нибудь я перекуплю у твоей сестры этого эльфа, — Люциус устало откинулся на спинку стула и потер лоб рукой. — Никогда не видел у них такой преданности и исполнительности.
Гермиона горько хмыкнула, вспоминая ошалелого доброго Добби, и оценивающе поглядела на Люциуса. Это хозяева его так приложили головой? Или он сам свихнулся от таких хозяев?
— Их любить нужно, — поделилась секретом Гермиона.
