— Мне некуда идти, я все выдержу, — тихим шепотом продолжала бормотать Флер, глядя высохшими глазами в пустоту. Ее преследовала нервная икота, руки тряслись, но она не замечала собственного состояния, уйдя настолько глубоко в себя, что едва ли могла одна с этим справиться.
Что делать в таких ситуациях, Гарри не знал, и от представшего перед ним вида ему хотелось опуститься рядом и завыть в голос, одновременно вытрясая из Флер все, что сейчас составляло картину ее жизни. Но едва ему стоило сделать шаг навстречу к ней, как она подняла голову.
— Ах, прости, я поставила блок, чтобы никто не беспокоил, — как ни в чем не бывало скороговоркой проговорила она и подскочила с места, как заведенная, безумно ему улыбаясь. Ее глаза были красные — от слез или бессонницы Гарри не знал.
— Грюм, да? — она попыталась придать себе виноватый вид и даже натянуть на лицо расстроенное выражение, только ничего у нее не получилось. Мышцы на лице отказывались слушаться, формируя безобразное карикатурное подобие ее самой. — Сейчас, сейчас…
Всеми правдами и неправдами Флер избегала его взгляда — суетилась с минуту до тех пор, пока Гарри сам не подошел к ней и, повинуясь чему-то инстинктивному внутри себя, не одернул за руку, вынуждая смотреть в глаза.
А в глазах было на что посмотреть. Страх и обреченность делили там место напополам с неверием и стойким желанием жить вопреки всему и всем, на пепелище собственного мира и костях мертвых надежд.
— Нет, нет, нет, — Флер вырвалась и стала размахивать руками, будто стараясь задеть Гарри своими длинными ногтями и огородиться тонкими запястьями от всей своей поруганной жизни, которая могла бы расцвести, не влюбись она в рыжего пышущего жизнью парня из забытой Мерлином британской глубинки. Гарри услышал, как она плачет навзрыд и задыхается, хрипло пытаясь втянуть воздух в растерзанные нервным приступом легкие. Не осознавая, что делает, он разодрал ее сцепленные руки и, сломив сопротивление, крепко прижал к себе, не давая пошевелиться. В голову пришла безумная мысль, что еще минута — и он может потерять ее. От него вело много путей, и самый быстрый был через окно.
— Его же там уже убили, понимаешь? — она начала раскачиваться из стороны в сторону вместе с ним. — Убили!
Гарри еще крепче прижал к плечу ее голову и ощутил, как искажается ее лицо, как оголяются ее зубы под судорожно поджатыми губами, как слабо вибрирует от неслышного стона спина, зажатая его рукой. Он держал ее неподвижно, кривой статуей вжав в себя, пока Флер не выплакала все, что накопилось на ее душе за тяжелый месяц непрерывного поиска ответов на вопросы, заданные судьбой. Раз ему показалось, что еще немного — и на месте ровных лопаток возникнут рваные крылья, а пальцы, так крепко сжимающие его плечи, вопьются в плоть острыми птичьими когтями — так сильно они заострились. Но в тот момент, когда ладони Флер разжались, он понял: напряжение ушло само.
Измученными куклами они рухнули на холодный пол. Гарри так и не выпустил ее из крепко сомкнутых рук, боясь потерять то малое обретенное равновесие. Флер под ним, казалось, не дышала: так она была истощена.
— Грюм нас убьет, — тихо прошептал он. Мысли в голове остановились от бессилия, и воли хватало только на то, чтобы ровно смотреть перед собой. — А потом воскресит и заставит танцевать фокстрот перед ратушей.
Флер попыталась слабо фыркнуть, усмехаясь, и опустила голову ему на плечо, прикрыв глаза.
— Опять у тебя все волосы перепутаны, — тяжело выдохнула она и вслепую нащупала на тумбочке расческу, а затем принялась лениво перебирать его пряди. Гарри в очередной раз удивился ее выдержке, позволившей так быстро восстановиться после срыва. Ее темперамент был невозможен, и, видимо, поэтому природа одарила ее такой большой выносливостью. Дыхание Флер медленно приходило в норму, и она уже начинала вбирать воздух полной грудью.
— Зачем тебе вообще все это в сущности? — медленно протянул Гарри, закидывая голову назад к стене, и чуть пощурился от щекотавших его шею белых волос. — Тяжелый блок на мысли, постоянные мигрени…
Флер глубоко вздохнула и опустила руку с расческой ему на колени.
— Каждый из нас под ударом, — ответила она. — Аластор так считает.
— И кто только поставил его главным? — усмехнулся Поттер, вспоминая памятный вечер месячной давности, с которого и начался отсчет нового времени.
— Жалеешь? — тихо спросила она, подняв к Гарри глаза.
Поттер только слабо покачал головой.
— А кого было ставить-то?
Флер подняла уголки губ в улыбке. Гарри постарался ее запомнить: эта, чуть печальная и задумчивая, точно была настоящей.
— И то правда, — пробормотала она, поднимаясь с пола.
Если бы нужно было выбрать самого нелепого члена их организации, то Поттер, без сомнения, выбрал бы ее. Француженка, волей случая оказавшаяся в Англии, не имеющая ничего общего с ни с одним из тех людей, кто сейчас твердой рукой формировал страну. Девушка, судьбы которой никогда не касался и не коснулся бы, останься она в Париже, бич магической Британии. Ее даже не должно было быть в Хогвартсе в ту роковую ночь! Гарри прикрыл глаза и задумался о том, что стало бы с ней, останься она в Лондоне.
Вдруг все они ошибались, и сейчас там не шла война? Билл и Флер могли бы все также работать, содержать магазин близнецов и ходить по выходным на чай к старым школьным друзьям. Гермиона могла остаться в Австралии, наблюдать за жизнью своих родителей и вернуть им память тогда, когда пыль вокруг войны уляжется. А Джинни... Гарри поймал себя на мысли о том, что впервые думает о Джинни с тех пор, как они всем Орденом оплакали потерянных друзей и родных. Джинни всегда была умницей, и он был уверен, что она найдет выход, если не будет лезть на рожон. Сердце за нее не болело.
Потер резко встряхнул головой и поднялся с холодного пола, криво усмехнувшись своим глупым мыслям. Во что только не готов поверить утомленный мозг, когда от окружающей действительности можно сойти с ума?! Их жизнь не была записана в книге, и это не могло быть сказкой. В Лондоне царил террор чистокровных, и Гарри был готов молить Бога, лишь бы Гермиона сейчас проводила опыты где-нибудь в Антарктиде. И, да, Билл, скорее всего, был мертв, хотя Гарри в таких мыслях никогда не признался бы Флер.
Через минуту, собранная и опрятная, она вышла из ванной. Синяки под глазами пропали, исчезла неживая белизна с щек, а глаза приобрели здоровый блеск взамен исчезнувшей красноты. Легко взмахнув палочкой в его сторону, она расправила на нем помятую мантию и уложила волосы, которые каким-то чудом стали слушаться ее чар.
— Идем, нас еще ждет фокстрот, — ровным голосом произнесла она и своей обычной походкой поплыла к двери, распространяя по комнате нежный аромат гибискуса и ландышей.
* * *
Как и ожидалось, Грюм был в ярости, но ему удавалось успешно ее сдерживать. План его речей был смят и разбросан по комнате вместе с отчетностью охранявших город орденовцев, картами прилегающих окрестностей и планом эдинбургской ратуши. Когда Гарри и Флер вошли в штаб, испуганный домовик как раз хотел навести в помещении порядок, за что был наказан ощутимым уколом в спину и отлеветирован вон из комнаты через раскрытое окно.
Запланированное возведение блока от легилименции в сознании Гарри, Рона и Флер было завершено только к десяти часам утра, когда Грюм вместе с Поттером уже должен был проверять расстановку сил в городе и отдавать приказы о действиях в случаях непредвиденных ситуаций группам быстрого реагирования. Ожидаемая мигрень не была выдумкой и показала себя Поттеру во всей красе через десять минут после того, как блок на сознание был установлен. Рон, потирая пальцами виски по пути из Большого Зала, имел такой вид, будто считал, что лучше бы ему прямо сейчас снесли голову, чем заставили с ней ходить. Одна Флер в силу своей природы более устойчивая к проявлениям магии держалась молодцом и, прежде чем пожелать всем успешной операции, посоветовала поглубже дышать и поменьше думать. Со слов Грюма, первая мигрень должна была пройти довольно быстро, а блок, если его не снять, обещал остаться на всю жизнь. Опыт Аластора в таких вещах не вызывал сомнений, и любому, кто захотел бы пробраться сквозь защиту разума к сознанию жертвы, пришлось бы его вскрывать, что непременно привело бы ту к потере рассудка вместе со всей его информацией. Минерва была категорически против, но вопросами безопасности в Ордене ведала не она. Защита разума была обязательной для всех старших членов Ордена, если они умело не владели окклюменцией. Зная свои способности к ней, Гарри считал, что с него Грюм свой блок не снимет никогда.
К месту сбора прибыли в начале одиннадцатого и сразу же разошлись по разным отрядам. Рон направился к братьям, ответственным за правильное информирование жителей города и оставшихся на севере репортеров, быстро объединившихся в вольные картели. Грюм и Гарри — к костяку бывших авроров, обеспечивающих безопасность. Через полчаса они должны были ровной парадной колонной направиться к ступеням ратуши, где и состоится представление власти народу и всеобщее освидетельствование нового порядка.
Светочем новой жизни, глашатаем эпохи был признан не кто иной, как Гарри Поттер, постоянно находящийся по правую руку от Грюма. Неполный месяц джордановское радио превозносило его как облаченную в плоть надежду мира, явленную чуть ли не самим Мерлином в годину испытаний. Мнение, сформированное об Ордене в первые дни изоляции, тщательно выбивалось из умов людей непрекращающимися потоками информации о заступничестве и порядке, приходящими вместе с его ополчением в магические поселения. Предводителю же этого ополчения была уготовлена судьба слуги народа — его законного правителя и защитника. Известность и авторитет Аластора делали его лицом власти, ее голосом и волей с твердыми намерениями и жесткой рукой. Кингсли отступил на второй план в деле показательного выступления, предоставив место более известному коллеге и занявшись тем, чем давно уже нужно было заняться всем остальным — полезными делами. После того, как Шеклболт оказал помощь в составлении плана выступления, он непрестанно старался найти людей, способных наладить постоянный контакт с магглами для доставки пищи, подобрать из разномастного народа достойных обливейтеров, составить полные списки сквибов и сделать опись всех богатых фамильных поместий в доступном регионе. Что-то из этого он перепоручал своим помощникам, но что-то, как, к примеру, формирование государственной казны на базе частного капитала оставшихся по другую сторону барьера семей, мог делать только сам. Сейчас Кингсли вместо задержавшегося Аластора раздавал указания его группе сопровождения, попутно указывая им что-то в плане продвижения по местному аналогу Косого переулка, отмечая палочкой особые точки и крестом — ратушу.
— Здесь главное — никаких темных пятен, — объяснял Кингсли выстроившимся вокруг него бойцам. — Наше оцепление постоянно работает над охраной периметра, и мы выбили из региона всех оставшихся Пожирателей, но недовольные всегда найдутся. Поттер сейчас популярен настолько же сильно, насколько и презираем. Больше внимания — не на центральную улицу, а в боковые проулки, где легко слиться с тенью.
Авроры вразнобой закивали, забирая из рук Кингсли размноженные планы города. Подошедший Аластор недовольно оглядел их осунувшиеся плечи и пострадавшую выправку.
— Учишь моих студентов? — он поприветствовал Кингсли, стукнув по его плечу ладонью, и обвел волшебным глазом всех ожидающих его магов.
— Ввожу в курс дела, — Кингсли улыбнулся краем губ и, завидев за спиной Грозного Глаза помятого Поттера, построил смутные догадки о причине задержки главного участника парада. Все, как всегда, делалось в последний момент.
— Правильно вводишь… — Грюм шумно втянул разрубленным носом воздух и недовольно его сморщил, будто учуяв удаленный запах гнили. — Если бы я хотел саботировать Орден, то точно сделал бы это сегодня. Кто у нас остается в Хогвартсе?
— Третья и пятая группа дружинников Уэллеса, — перечислил Кингсли, махнув головой в сторону стоящих полукольцом расслабленных ребят в маггловских джинсах и футболках. — На подстраховке со стороны леса — вторая. Первую и четвертую выделили на оцепление Эдинбурга в помощь Сэвиджу и Люпину.
— Помню-помню, — согласно кивнул Грюм, осматривая собравшихся на поляне ребят.
Вторая, третья и пятая группы состояли из тридцати магов, в числе которых было, по крайней мере, пятеро специально обученных в Аврорате бойцов. Вторая группа была специально отозвана от дежурства на барьере для подстраховки Хогвартса и сейчас довольно отъедалась и отмывалась в чистом гостеприимном замке.
— Строй отряд, — тихо сказал Грюм Кингсли и направился отдавать последние распоряжения Уэллесу. Ему не верилось, что день пройдет гладко, но для полной подготовки не хватало людей.
Порталы были заранее подготовлены на одиннадцать часов утра, что было четырьмя часами раньше заявленного Джорданом времени. Грюм рассчитывал на эффект неожиданности, заставляющий в горячке совершать необдуманные поступки. Карта была слабой, но лучше карт не было. Орден Феникса никогда нельзя было считать армией, и от частичного объединения с аврорами больше армейских черт в нем не появилось. Не было должной слаженности в действиях, не было выправки, не было скорости. Осмотрев своих людей еще раз, Грюм хмуро подумал, что, возможно, именно из-за этого Пожиратели оттеснили их на север. Создание слаженной военной структуры — вот первая задача, которой он решил заняться после того, как камни нового государства будут заложены в фундамент, и последние бунты подавлены. Барьер дал им отсрочку, но в будущем постыдная слабина была недопустима.
Уэллесу было еще раз сказано смотреть в оба, держать своих людей у метел и поддерживать постоянную связь с МакГонагалл. Как преемница прежнего директора и единственный кандидат на его место, она должна была знать обо всем, что творится на территории замка, хотя и не была признана его полноправной владелицей. Львиную долю запланированных разговоров Грюм так и не успел провести, потеряв много времени утром. Нужно было заглянуть к Аберфорту в Кабанью голову и к Молли в госпиталь, но в Хогсмиде на дежурстве был Артур, и Грюм надеялся, что он будет осмотрителен. На оцепляющую барьер систему кордонов было оставлено всего пять дежурных магов, но и они свою работу знали хорошо и вполне могли обойтись без наставлений, хотя особыми силой и умом не отличались.
Наконец, группа была собрана. Гарри, успевший за время сбора набраться чуть больше сил и прийти в себя, поборов навязчивую мигрень, стоял во главе колонны и уверенно глядел перед собой. Свою роль он знал и принимал как необходимое зло на пользу общего дела. Грюм встал по левую руку от него, посмотрел на сжатые в руке часы-портал и громким, четким голосом произнес:
