Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

"Мародёрство по-соседски".

Можно назвать: восстановление социальной справедливости. Или — товарно-безденежные отношения.

Лодочек на берегу нет. Понятно, что у посадских наверняка есть лодки и во дворах. Куда мы не добрались. Но тащить их на берег ради удовольствия поговорить с одиноким лодочником... По одежде видно, что я не литвин. И что я — воин. Тащить-напрягаться? Интересоваться-нарываться? А сосед, тем временем, здоровенный котёл медный на пепелище нашёл. И к себе в сарай закатил...

Наконец, обжитое место осталось за поворотом реки. Я внимательно оглядывал берега — вроде нет никого. Перевёл взгляд в лодку... Оп-па.. Серия третья, вагинальная.

Как-то в 21 в. попались на глаза транспаранты над демонстрантами: "Вагина наносит ответный удар" (Pussy grabs back). Наверное, у меня тут — оно самое. Почти по Энгельгардту: "Если баба почувствует свою власть, то...".

Типа как в песне: "Эй, мальчонки! Держите мошонки!". Или там — про девчонок и юбчонки?

Пока у женщины свободны ноги — она ими двигает. Топчется. По мозгам и инстинктам.

Забавно. Не столь уж давно одна холопка вольного поведения с карьеристскими наклонностями, очень похоже совращала меня на покосе. Недалече от Ведьминого омута в Пердуновке. Светана такая, мать мой Любавы. Сходный ракурс, геометрия, динамика. Даже стервозно-покровительственное выражение лица.

Но здесь хуже. Грубая мокрая ткань не сползает так увлекательно-волнительно по коже ляжек. Руки скованы за спиной, так что помочь, а позднее — приобнять и придушить... Бюстом. Не...

Мир не изменился. Изменился я в нём. Мозгов стало больше, А вот гормонов... тоже больше. Но не на столько.

— То, что у меня тётушка — шлюшка битая из недорогих с уценкой — я уже понял. С тебя как — приплаты ещё не требуют? В твои-то годы — уже пора. Одного не пойму: ты, никак, думаешь, что твои воротцы расхлопанные на дорожке проезжей — как врата в царствие небесное? В твою-то дырку и жеребца загнать — неделю искать придётся. Ты скажи лучше: сколько ныне литвинов поганых там своими... ковырялками ковырялось? Десяток? Два? Три?

Челюсти, с многообещающей улыбкой, и ляжки... с тем же — захлопнулись синхронно. Хотя и с несколько разным звучанием.

Какой взгляд! Говорят, что алмазы сверлят лазерным лучом. Стефан Цвейг, писавший, что "алмазы можно расколоть или выбросить, но не пробуравить" неправ: эта операция вполне осуществима. Только надо иметь мощный квантовый генератор.

Или — правильно разозлить даму.

При этом важно помнить об охлаждении сверлильной установки — плюх-плюх веслом, с левого и правого борта.

— Ты заставляешь меня повторяться. Когда я спрашиваю — я хочу получить ответ.

Сцепила зубы, резко отвернулась в сторону. "Фу, противный! И видеть тебя не хочу!". Не надо меня видеть, надо мне просто ответить. А теперь пошла эскалация. И кому это надо?

Интересно: мы перевернёмся или нет?

Кто бы знал — как я не люблю эти душегубки!

Интересно, если она "дуба даст", а я скажу Андрею: "залилась в реке по неосторожности при внушении вежества" — он на это как?

Нудно стаскиваю с себя амуницию и аккуратно укладываю в свой мешок. Ага, тут у меня и верёвка есть. Какой я запасливый, какой предусмотрительный!

"С кем поведёшься — от того и наберёшься" — русская народная мудрость. Поведёшься с моим Николаем — без верёвки из дому не выйдешь. Поскольку — а вдруг...? Увязать, там, чего. Или — повеситься.

Софья искоса посматривала на мои действия. Но главный момент пропустила — я успел поймать её лодыжку. И набросить петельку. Дальше были вопли, проклятия, попытки ударить... Это кому-то интересно? Её суета даже несколько помогла: поймал момент, когда она навалилась на один борт, сам откинулся на другой. И пинком вышиб её из лодки. Вопли сразу отрезало. Как ножом. Точнее: бульком.

Не надо. Не надо водружать на меня лавры первооткрывателя или естествоиспытателя. Разве что — внимательно-наблюдателя.

Несколько лет назад аналогичным образом — купанием в речной воде на привязи — "Чёрный гридень" Яков на моих глазах приводил к вежеству одну несколько сбрендившую в православие девицу. Надумавшую отобрать у родного брата вотчину дабы самой уйти спасаться. В смысле: вклад в монастырь сделать.

Девица помылась и вошла в разум. Потом — спасла мне жизнь. Своей собственной добровольной страшной смертью.

Упокой, господи, душу светлую. Душу моей спасительницы Варвары.

В ходе нашей возни лодочка черпанула воды — пришлось выливать. Конец верёвки привязать не к чему — пришлось держать одной рукой.

Тут метрах в шести за кормой взметнулся фонтан воды. А говорят — киты в Москва-реке не водятся. Кашалотихи зубастые. Фонтан побрызгал, повопил неразборчиво. И вернулся в прежнее подводное состояние. Более менее энтропийное.

Главным анти-энтропийным средством во Вселенной является жизнь. Если энтропия побеждает, то жизнь — погибает. Это неизбежно, но не так уж сразу. Сначала — помучиться.

Пришлось подтягивать экс-княгиню к корме и вытаскивать на воздух за ошейник. Она пыталась вздохнуть, её рвало и выворачивало в моих руках. Хорошо — не в лодку. Завязал хороший узел вторым концом верёвки на ошейнике, посмотрел внимательно в мокрое, побагровевшее от удушья, лицо:

— Вот, Софочка, эк тебя выворачивает. А меня так — от твоей лжи. Теперь ты меня понимаешь?

Ответа не последовало — она пыталась дышать. Но я особо и не настаивал. Отпустил конец верёвки, который за ошейник и подтянул другой, который на лодыжке. Такая, знаете ли, петля получилась. С включением корректируемого субъекта в замкнутый контур промывания. Ещё вовсе не килевание. Так, "закормование". В смысле: плещется за кормой.

Крепкая бабёнка: весной вода в Москва-реке довольно мутная, видимость метр — полтора. В этом слое я видел, как она яростно пыталась сбить петлю с лодыжки, как выворачивала голову, изгибалась всем телом, чтобы добраться зубами до верёвки на ошейнике. Я, явно, недооценил её гимнастические способности. И переоценил интеллектуальные: системы с двухкратным резервированием разрушаются значительно тяжелее, чем одинарные.

Кстати, что люди, в ходе килевания на британском королевском флоте, умирали — слышал. А вот про то, чтобы освобождались в подводном состоянии — нет.

Как бы не перестараться. Сколько же мы в тот раз Варвару купали...?

Скучно. Греблей не займёшься — надо секунды считать. Уже пора? Уже вынимать?

Как я теперь понимаю хозяек с бисквитами! Когда нельзя открыть и заглянуть. Потому что оно поднимается, поднимается... а тут раз — температура упала. И всё падает. В смысле: садится. "Всё падает" при падении температуры — не у бисквита.

Наверное — сготовилась. Или рано?

Подтянул к корме, вытащил из воды голову. Залилась? Нет, надавал пощёчин — рванула. И где ж она такое... сине-зелёное нашла? До водорослей на дне добралась?

— Врать мне будешь? Слушаться будешь? На вопросы отвечать будешь?

Мычит, кивает, моргает. Выражает полное и абсолютное согласие.

— Ну и молодец. Купайся дальше.

Просто чуть ослабил зажим верёвки в кулаке. И она пошла вытягиваться. Потравил. Работа со шкотами, знаете ли, развивает специфические навыки.

Ах, какой я злой! Ах, какой я жестокий! — Отнюдь. Мне такую... бабенцию в эту душегубку долблёную... или — долбанную? — из воды не вытянуть, перевернёмся. "Что с лодки упало, то в реку попало". И будет оставаться там до ближайшей остановки.

И я занялся греблей. Вырабатывая навыки дыхательной гимнастики у моей спутницы.

"Дышите глубже — вы взволнованы". Подышите — перестанете. Волноваться. "Равномерное дыхание — укрепляет понимание".

На каждом гребке, верёвка, зацепленная на корме лодки, натягивалась и её лицо всплывало над водой. Потом верёвка провисала, и Софочка уходила с ноздрями. Кажется, она молилась. За мои производственные успехи. В смысле: чтобы чаще и сильнее. В смысле: веслом грёб.

Я старался. Хотя и не железный.

Через полчаса она выдохлась. Всё чаще недостаточно всплывала. Захватывала ноздрями воду. Захлёбывалась, отфыркивала, билась там. Сначала подумал — актёрничает. Так оно и оказалась. После моего длительного игнорирования её сигнала "сос"... Нет-нет! Это не то что вы подумали! Это из морского дела! Потом около часа держалась нормально. Но вот — выдохлась.

Пришлось приставать к берегу. Думал: почувствует дно под ногами — бегом побежит. Нет, ещё хуже: падает, захлёбывается.

Вот же, падла — сильна придуриваться!

Пришлось вытаскивать, откачивать. Костерок сообразить, чайку с сухарём.

По мордасам — надавал, чайком — напоил. Сидит у костерка, обсыхает. На огонь смотрит, слёзы по щекам текут.

— Ты чего? В реке пописать не могла? Лишнюю воду в себе сберегаешь? Ну, тогда, плачь.

— За что ты меня так ненавидишь? За то, что я с тобой... что — я сверху? Я... я ж не знала... Ты ж не сказал...

Как мило она задаёт вопрос. Элегантно переводит тему и готова просить прощения. "Что" — я "не сказал"? Что я — Воевода Всеволжский, что гонец князя, что "сын сестры", что "брат мужа" — она знала. Не знала только что "доносчик".

— Ты ушла. Не сняв вязки.

— Но я же сразу лекаря прислала! Я же тебе вреда никакого...! Я же хотела как лучше...!

И слёзы потекли сильнее. Так бы и пожалел бедняжку. "Что лва злей в четвероногих".

— О наших делах — после. Ты говорила о первенце, об Изяславе. Но у тебя четверо детей. Откуда остальные?

Ну вот, а то я аж засомневался. Один коротенький взгляд. Сквозь обиженно дрожащие на ресницах слёзки. Чистые слёзы почти детской обиды. Только смотреть так, даже в спину отвернувшегося меня — не надо. Такими мегаваттными лазерными пушками — плиты броневые сверлить хорошо.

Попыталась снова сыграть "сиротку казанскую" — прокол, смутилась, разозлилась. Нос вздёрнула.

— Ты... Ты убьёшь меня здесь?

Прелесть! Уход от прямого ответа с переводом на свой собственный вопрос. Тема, вероятно, "горячая". "Тема" — "про остальных". Запомним.

— Торопишься? Я бы с удовольствием. Но ты умрёшь не от моей руки. Может — скоро. Сегодня-завтра. Но не от моей.

— Экм... почему? Как?!

— По м...м...м стечению обстоятельств. Сама. Чисто например: как тебе водичка речная? Свежа? Сколько времени ты сможешь в ней про... прополоскаться? Мы сейчас снова пойдём. Всю ночь. К утру — зубная дробь без остановки, к обеду — жар с бредом, на другой день... отпевание с обмыванием. Где-нибудь, на кладбище у приречной церковки — свежая могилка. И что характерно: сама. Всё сама. Здоровьишко слабовато оказалось. Монастырскими постами подорванное. Поболела, болезная, простила всех да и преставилась. На всё воля господня.

Гордость, высокомерие, наглость и храбрость — слетели с неё. Но сменились не страхом, а крайним удивлением. Она напряжённо, несколько растеряно, вглядывалась. Не могла понять меня.

Э-эх, Софья, мне и самому себя в этой части понять непросто.

— Почему? Зачем тебе так... так сложно? Ежели хочешь отомстить — вон ножи твои. Хочешь... как ты говорил — кости дробить — вон топор, вон колода! Чего ты тянешь?! Утопить — река! Удушить — верёвка! Снасиловать, бить, топтать, рвать... вот я, перед тобой! Чего ты хочешь?!!!

Снова истерика. Почти искренняя. Искренняя — потому что она не понимает. И от этого паникует. Бедняжка, как я тебе сочувствую! Непонятки — это так страшно! Я так здесь годами живу. Первое-то время — и вовсе постоянно. Каждую минутку. По самые ноздри.

"Почти"... видно по моторике. Она очень органически играет "язык тела", но не доводит амплитуду, экспрессию движений до естественного, природного размаха.

— Тебя опять умыть или сама остынешь? Почему...? Ты предала отца. Одно это достойно смерти. Ты предала свою младшую сестру. Ты не пыталась найти её, не хотела знать о её судьбе, о её ребёнке. Ты предала своего мужа. Венчанного, законного, любимого. Ты предавала его много раз и долгое время. Ты не только изменяла ему с многими разными мужчинами...

— Нет! Ложь!

Что её так взволновало? "Многими, разными"? "Горячая тема"?

Факеншит! Куда я попал?! Она врёт. Она орёт в панике. От того, что я зацепил нечто... Господи! Во что ж это я вляпался?! При её образе жизни и круге общения среди этих "многих" могут быть такие персонажи, что последствия... Одна хитро... хитро-мудрая стерва — и всё ядро Великой Руси в... в одном из двух мест. Выберите по вкусу.

— Не ори. А то искупаю так... Только "господи помилуй" и сможешь. Ты делала это со своими родными братьями. Предав, тем самым, и закон божий, и закон кровного родства. Ты предала своего государя и виновна в государственной измене. Ты предала своих детей. Ибо прокляты будут дети греха, и жизнь их будет полна бедами. Они не виноваты! Ни в чём! Они просто родились! Но ты сделала это так, там, тогда, что само их существование — грех, мука, бедствие, проклятие.

— Нет! Про это никто не знает!

— Дура! Хитрая, расчётливая... идиотка. Знаешь ты, знают твои братья. Знали. Знает Андрей и Феодор. Знаю я. И господь бог у нас... тоже — всеведущ. Если ещё не забыла с игрищами своими.

— Господь простит! Я молиться буду!

— Нет. Ты свершила многократную, злонамеренную, заранее задуманную измену. Каждый раз когда ты раздвигала ноги перед своими любовниками — ты предавала. Обрекала на муки и позор своих, ещё не только не родившихся — не зачатых детей. Потом ты годами обманывала их. Маленьких, слабеньких. Ничего в мире не понимающих. Доверчивых ко всякому взрослому. Ты внушала им образ жизни, на который они не имеют прав в этом мире, образ мыслей, который основывается на лжи, на твоей лжи. Их души, их сущности — основаны на твоём обмане. Что станет с ними, когда обман вскроется? "И дети развратников будут прокляты". Ты обрушила на их головы проклятие господа!

Она дёргалась, открывала рот, пыталась возразить... И — передумывала.

— Напоследок. Ты предала игуменью, мать Манефу.

— Она сама виновата! Она невзлюбила меня!

— Цыц! Нелюбовь — не основание для убийства. А ты сдала её епископу. Бешеному Феде. Который людей режет — как сено косит. Ещё ты обрекла на смерть свою служанку, Сторожею. Слугу князя Андрея — Хрипуна. Ты предала в руки убийц ту монашку, убогую, которая вывела нас к озеру. Её убили прямо там, на берегу и бросили в Неро.

— Ой ли?! На всё воля божья, так ей рок судил.

— Ой ли? Покупаешься до утра в реченьке — послезавтра и тебе на могилку землицы горсть брошу. По воле господа нашего. Всемогущего, Всевидящего, Всемилостивейшего. Так тебе рок судил.

"Или — бог, или — свобода". Или человек верит в бога, рок, фатум, судьбу, карму... И не несёт ответственности за свои действия. Как плевок, болтающийся на речной глади. И не возлагает ответственность за содеянное на других. "Не ведают они, что творят". Или — поступает по своей воле, следует своей свободе, "за базар отвечаю".

"Отвечать" — тяжело. Поэтому атеизм и не является "товаром массового спроса". Но без него невозможно ожидать ответственности от других. Без него все становятся просто марионетками на ниточках "Верховного Карабаса".