— Я сама об этом помышляла ещё лет двадцать назад. Но заботы о насущном дне так утомили меня, что пришлось оставить многие такие прожекты. Мне доложили, что ты собираешься строить дорогу мимо дворца до фарфорового завода.

— До стекольного завода Веддера.

— Ну да, — улыбнулась Мария Фёдоровна, — именно до него... Переверни тарелку, знакомо ли тебе клеймо на её дне.

Саша рассматривал незнакомое клеймо. Впрочем, он уже начал догадываться, что оно означает, но бабушка не стала выдерживать интригу долго:

— Это клеймо Мариенбургского фарфорового завода Ея Императорского Величества Марии Фёдоровны. Хотя, не буду спорить, господин Веддер предпочитает изготавливать стекло. В любом случае я рада, что он увидел выгоду в твоём предложении.

— Я ещё не делал конкретного предложения, а имел лишь самый общий разговор с директором завода. Из него мне стало очевидным, что если я обеспечу доставку торфа к заводу по сравнимой с дровами цене, то смогу продать его достаточно много для печей завода.

— Сможешь, — утвердительно кивнула Мария Фёдоровна, — а поскольку я желаю того, то сможешь продать и дороже... Не пора ли закончить с трапезой.

Императрица отодвинула от себя посуду, пристально посмотрела на внука и распорядилась:

— Проводи меня.

Они неспешно прогуливались по парку, молча наблюдая красоты гатчинских озёр. Императрица не считала нужным говорить, а наследник благовоспитанно помалкивал, ожидая пока старший выразит желание пообщаться. Уже пройдя горбатый мостик, Мария Фёдоровна, решила продолжить беседу.

— Мне нравится, что ты постоянно предлагаешь новое. Пули, теперь новую форму. Вон, стоят твои гимнастические преграды. Надеюсь, после обеда ты покажешь мне, как занимаешься на них. Бриммер с интересом отнёсся к твоей идее переделать воспитательный дом. Хочешь создать свои потешные полки. Хе! — Мария Фёдоровна остановилась и, усмехнувшись посмотрела на внука. — И ещё торф и паровая карета. Это всё очень похвально. Ты юн, самое время пробовать новое. Но я хочу предостеречь тебя. У каждого нового дела есть свои противники и сторонники. И почему-то обычно так складывается, что сторонники юны, малоопытны и не имеют большого веса, а противники влиятельны, богаты, опытны в интригах. Их, противников, почему-то всегда больше. Будь осторожен. Тебе нужно научиться сдерживать свои порывы, чтобы новое всегда имело оттенок старого, тогда возможно тебе удастся уменьшить число противников и подточить их силы. И главное никогда не берись менять сразу всё. Иначе многочисленные обиженные скоро договорятся между собой и станут не просто противниками твоих дел, а твоими врагами...

Мария Фёдоровна глубоко задумалась о чём-то, лицо её побледнело. Она тяжко вздохнула и продолжила свою прогулку по парку. Наследник благоразумно не нарушал тишины, следуя сбоку от бабушки. Наконец императрица будто проснулась, лицо её оживилась, она оглянулась на внука.

— Вот ты задумал добывать торф, доставлять его по железной дороге и топить им дворец, стекольный завод, воспитательный дом и другие казённые учреждения. Новое дело, хорошее... Только, оставишь ты без дополнительного дохода управляющих казёнными домами, что за долю малую покупали дрова подороже у купчишек. Эти чиновники невзлюбят тебя за это. А купчишки дровами торгующие потеряют доход. У крестьян, стоящих у купчишек на подвозе со своими лошадёнками, пропадёт отработка. Твоя дорога ляжет через город, пересечёт улицы и горожане, спотыкаясь, будут вспоминать тебя недобрым словом. Вся эта нелюбовь будет клубиться вокруг твоих дел грозовым облаком, пока кто-нибудь не додумается сломать твою дорогу. Потом это будут повторять каждую ночь...

Она продолжила говорить после того как они прошли молча метров триста.

— Я знаю, Николя запретил тебе выложить из своих сбережений потребную сумму. Но ты имеешь в учителях Егора Францевича. И я уверена, наш финансовый Одиссей уже научил тебя паре трюков, чтобы добыть потребные суммы. Если ещё не научил, так научит вскорости. Ты сможешь найти достаточно солдат и арестантов, чтобы построить свою дорогу. Но я прошу тебя задуматься, о другом пути. Возьми в дело местных купчишек, тогда они будут получать свою копейку с него. Людей казённых поставь в подряды пусть свою малую долю возьмут там. Крестьян найми на стройку и дай им возможность заработать свою копейку. А для горожан устрой по выходным праздничные катания, чтобы возле дворца поезд встречал оркестр. Чтобы твоя дорога создавал им праздник. Этим ты уменьшишь число недовольных и отнимешь у них силы. Что скажешь?

— Чтобы я позволил чиновникам красть из моего кармана, поскольку лишил их возможности воровать из папиного. А купчишкам отдал те деньги, которые рассчитывал получить со своего дела. И полагаю, что горожане не захотят кататься в вагонах для торфа, мне придётся потратиться на красивые вагончики. Чтобы у них был праздник, я должен буду его оплатить. А ради чего, я должен всё это делать: кормить воров, развлекать лентяев, давать деньги людям не способным их заработать? Только из-за боязни того, что кто-нибудь начнёт ночами ломать мою дорогу. Хе! — Саша возражал очень боевито и даже усмехнулся в конце, но потом как-то обмяк. — Тем не менее, Вы во многом правы. Я готов сделать, как Вы мне советуете.

Бабушка остановилась и, приподняв левую бровь, уставилась на внука.

— Хм, тогда я предлагаю тебе завтра навестить Фёдора Андреевича, и пусть запоздало, но поздравить Фрица с именинами. А там, за чашкой чая вы сможете обсудить предстоящие дела.

— Но я не приглашён, и не заготовил подарок.

— Считай, что приглашён. А подарок я приготовлю сама. Надеюсь, ты не возражаешь.

* * *

30 июля 1827, Гатчина

Получив известие, что Мельников производит осмотр по месту прокладки железнодорожных путей, великий князь направился к стекольному заводу. Завод был ближе к дворцу, кроме того, юный ракетчик ещё вечером двадцать седьмого набросал эскизы сопла Лаваля, с намереньем заказать их из фарфора. Конечно, сопло не было рассчитано и лишь на глаз имело необходимую геометрию, но рассудив, что это лучше чем практикуемая сейчас шайба с дыркой, он заказал три десятка таких "чашек". Мельникова возле стекольного завода застать не удалось, и великий князь направился по предполагаемому железнодорожному пути к будущему торфопредприятию. Инженера он нашёл на торфяниках возле Малой Гатчины.

Когда из-за зарослей к ним выехал великий князь, Мельников стоял в одной рубашке, деловито осматривая окрестности и раздавая указания двум помощникам. Бравые мужички бодро копали яму.

— Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество, — гаркнули мужички, замерев смирно и продемонстрировав своё сословное состояние.

— Здравствуйте Ваше Императорское Высочество, — с неким опозданием приветствовал наследника Мельников.

— Здравствуйте, продолжайте работу, — ответил великий князь и подъехал к Мельникову, — Я рад, Павел Петрович, что вы так взялись за работу над нашим проектом. Вы начали с торфяников?

— Да, я посчитал этот участок наиболее сложным, и потому начал с него.

— Что можете сказать о нём?

— Подождите, сейчас молодцы закончат... — Мельников выжидательно замер.

— Есть, ваше благородие! — крикнул один из мужичков.

— Сколько?

Помощник поставил в яму мерную палку и сообщил:

— Половина.

— Хорошо. Давайте глубже.

Через незначительное время раздалось:

— Есть! Четверть, не больше.

— Глубже, — скомандовал Мельников

Помощники продолжили копать, вскоре с их уст стали срываться ёмкие эпитеты. В ход пошла кирка. Когда мужички доложили, что закончили, инженер приказал:

— Лопату со дна подай.

Мельников подошёл к краю ямы отрытой уже более чем на два метра и внимательно рассмотрел поданную ему на лопате землю. Наконец он вернулся к великому князю, дав указание молодцам переходить на двести саженей вперёд.

— Что могу сказать, Ваше Императорское Высочество... Здесь грунт вполне годен. Примерно под полсаженью торфа лежит слой плотной голубой глины, глубже красная вперемешку с камнем, и дальше в глубине плотный суглинок. Сняв слой торфа и соорудив небольшую насыпь, здесь вполне можно проложить пути. Но ближе к месту добычи, торфяной слой достигает сначала сажени, потом полутора, а потом и более двух. Там уже не разумно выбирать торф. Класть же пути поверх него опасно. Торф слишком мягок и податлив, легко размывается дождями.

-Вы хотите сказать, что Вы не готовы определить способ прокладки пути?

— Я лишь поясняю трудности.

— Гать будете делать?

— Я пока не определил.

— Хорошо, Направимся дальше, насколько я себе представляю, там земля становится плотнее. Полагаю, что в городе можно будет и вовсе обойтись без насыпи.

— Позвольте мне закончить мою работу, Ваше Императорское Высочество, после я некоторое время обдумаю увиденное и представлю Вам свои соображения.

— Не буду Вас торопить, Павел Петрович. Сейчас у Вас есть времени сколько Вам потребно. Направимся к следующему месту.

— Непременно, я хотел бы закончить сегодня, а времени не так много.

Мельников пошёл к помощникам уже начавшим копать следующую яму. Великий князь тронул коня следом. Внезапно Мельников остановился.

— Ваше Императорское Высочество, позвольте Вас спросить.

— Спрашивайте, Павел Петрович. Я постараюсь ответить.

— Тогда, на заводе у Кларка Вы предложили особую форму рельса в поперечном его сечении. Позвольте спросить: почему? Почему именно такую форму?

— Надеюсь, моё предложение окажется полезным. Когда я задумался о форме рельса, то рассуждал так... — великий князь задумался на мгновение. — Это, наверно, должна быть железная полоса. Если положить её плоско, тона будет сильно прогибаться. Потому надо поставить её ребром. Однако даже в этом случае полоса, как мне представляется, должна быть не только довольно высокой, но и весьма толстой, чтобы не прогибаться под весом поезда. Такая полоса потребует значительное количество металла, что весьма затратно. Тогда я посчитал возможным утоньшить ту часть полосы, что ближе к земле, полагая что роль этой части, как ребра дающего жёсткость, может быть исполнена и при утоньшении. А потом мысленно попытавшись прикрепить полосу к брёвнам, я посчитал разумным снабдить рельс подошвой за которую его удобно было бы цеплять. Ко всему прочему подошва, выполненная не уже верхней части позволит рельсу весьма устойчиво стоять без дополнительного крепления. Несомненно, я не проводил ни каких расчётов и не готов указать точно размеры, которые необходимо соблюсти, но исходя из общих рассуждений, я посчитал такую форму наиболее правильной. Для меня совершенно очевидно, что нижнюю часть можно утоньшить. Но не менее очевидно, что её нельзя делать слишком тонкой. Совершенно очевидно, что подошва должна быть широкой. Но это вовсе не означает, что эту подошву нужно делать чрезмерно широкой. Необходимо расчётом или опытом определить, какой размер наилучшим образом подходит для нашей дороги.

Великий князь замолчал, заметив как, забыв о приличиях, вперился в него взглядом Мельников. Инженер не выказывал никакого желания поддержать беседу, размышляя о чём-то, и наследник решил развить тему до полной однозначности:

— Мне представляется, определяющим в расчётах будет вес паровой кареты и гружёных вагонов, а также скорость ими развиваемая. Вот смотрите, — широким жестом он заставил инженера перевести взгляд со своего лица на руки, — Мы можем некоторым образом предположить, сколько весит карета и вагоны. Назовём это подвижным составом, перемещающимся по рельсам. А так же можем предположить общую длину такого состава. Тем самым, можно будет рассчитать, какой вес приходится на одну сажень рельса. Рассчитав или проведя испытания с саженью, мы сможем определить какова толщина металла должна быть, чтобы рельс выдержал подвижный состав существенно не изгибаясь. Точно так же мы сможем определить, какой вес передаётся с рельса на грунт. Это позволит нам определить частоту укладки брёвен, их длину, необходимость изготовления насыпи на каждом участке дороги. Не менее важна и скорость. Дорогу вряд ли удастся сделать абсолютно прямой. Совершенно очевидно, что чем выше скорость подвижного состава, тем более плавным должен быть поворот дороги. С учётом веса и скорости состава определится возможность некоторым образом наклонить поверхность дороги сделав один рельс выше другого. Ещё нам предстоит на опыте изучить, как будет вести себя рельс в случае некоторой несоосности колёс, насколько опасным будет наличие некого зазора на стыке рельс и многое другое.

Всё это время, совершая манипуляции руками, великий князь удерживал на них внимание Мельникова, и вот он закончил говорить, дав Павлу Петровичу произнести сдавленное: "Н-да".

— Именно так, Павел Петрович, — поспешил добить инженера великий князь, — ведь Вы же не полагаете, что эта дорога будет единственной в империи. Недостаточно построить нечто для забавы наследника престола, по которому бегала бы паровая карета. Нам предстоит построить опытную дорогу, научившись на строительстве которой, мы смогли бы строить дороги по всей России. При этом понимая всю сложность затеянного, я призываю не бояться совершить ошибку. Цена её сейчас будет не настолько высока, как кажется.

— Спасибо Ваше Императорское Высочество. Позвольте мне продолжить работу, времени действительно мало.

— Работайте Павел Петрович, я же сейчас оставлю Вас, но надеюсь присоединиться к вам после обеда. Меня сильно заботит вопрос устройства моста через реку. До встречи.

* * *

4 августа 1827, Санкт-Петербург

В связи с пикантным положением, в котором находилась императрица, вся императорская фамилия последнее время пребывала в неком душевном волнении. Сроки уже подходили, и почти месяц Александра Фёдоровна находилась в Зимнем дворце под присмотром врачей. Она была не одна. Великая княгиня Елена Павловна, жена Михаила Павловича, находилась так же на последнем сроке. Сходное положение сближало женщин, и они много времени проводили вместе. Несмотря на заверения придворных медиков, их мужья не могли избавиться от мучающего их беспокойства за судьбу рожениц. Николай Павлович в эти дни был особенно неуравновешен и склонен к сантиментам. Потому вчерашнее письмо от государя, в котором он сетовал на невозможность прогуляться по летнему саду с сыном, не могло быть воспринято наследником иначе как приказ приехать. Тем же вечером великий князь прибыл в Аничков дворец.

Утром наследника уведомили, что государь будет рад совместной прогулке в три часа. Воспользовавшись этим, первую половину дня великий князь намерился провести с матерью. Александра Фёдоровна находилась в расстроенном состоянии духа и приняла сына холодно. А после непродолжительной беседы и вовсе попросила оставить её, сославшись на плохое самочувствие.

Не зная, куда податься до назначенного времени, великий князь направился в генеральный штаб, отвлечь министра финансов от работы. Он застал Канкрина за чашкой чая и облегчённо отметил про себя, что ему было бы весьма неприятно отвлекать человека от работы.