— Здравствуйте, Егор Францевич. Благодарю за приглашение, с удовольствием присоединюсь к Вам, — великий князь присел за столик. — Не знал, что вы имеете привычку делать перерыв в работе в это время.

— Да... Я постоянно делаю перерывы каждые два часа, иначе просто невозможно. Я прихожу на службу к десяти, а ухожу в восемь. Иногда бывает, что и остаюсь до следующего утра. Видите кушетку, буквально позапрошлой ночью довелось спать на ней.

— Было срочное дело?

— О, да. Позвольте поинтересоваться Вашими делами, что привели сюда.

— Ах, вынужден просить Вашего прощения, — слегка покраснел великий князь, — избыток свободного времени и интригующие слова Марии Фёдоровны привели меня.

— Вот как, — Канкрин вскинул брови, — впрочем, это не удивительно. Мария Фёдоровна, в отличии от меня, старого болтуна не произносит пустых слов. Что же именно она сказала?

— Речь шла о деньгах, — вежливо улыбнувшись шутке, отвечал великий князь. — Мы говорили об изыскании средств для устроения моей дороги в Гатчине. Она предположила, что Вы можете научить меня, каким образом возможно найти деньги на строительство не привлекая в дело гатчинское купечество, но настойчива советовала мне всё же привлечь его.

— О каких суммах идёт речь? — деловито поправив мундир и серьёзно взглянув на малолетнего наследника, поинтересовался министр финансов.

— Пока по самым приблизительным оценкам на дорогу потребуется около семисот тысяч. Государь разрешил мне взять из личных средств двести. Остальные я должен изыскать.

— А сколько средств у Вас остаётся?

— Что-то я должен потратить на разработку торфа, останется не использованным около четырёхсот тысяч.

— Ещё у Вас имеется Батово, я грубо оцениваю его в сто тысяч. И тем самым заключаю, что при первом взгляде ваших средств должно хватить на всю стройку. Но...

— Но я не могу их вложить и имение продать не могу.

— Вы не поняли, я говорю о займе. Это общепринятая практика. Имея землю, помещик кладёт её в залог в Заёмный банк. И получает деньги. Например Вы могли бы получить сто тысяч под пять процентов годовых. Эти деньги рачительный хозяин вкладывает в Коммерческий банк под те же пять процентов и получает вкладочные билеты на всю сумму. Оные билеты имеют хождения наравне с деньгами безо всякого стеснения. Например, почти весь оборот ярославской ярмарки совершается именно в них. Таким образом, помещик не теряя возможности извлекать доход из своей земли, не угнетаясь выплатой процента, получает средства для оборота. И если оные будут им потрачены с умом, то он сможет изрядно обогатиться. У Вас же есть и иная возможность. Ваши деньги уже лежат на вкладе, а на руках Вы имеете билеты либо Коммерческого банка либо сохранных касс. Вы не можете потратить их напрямую, как деньги, это было бы нарушением запрета Его Императорского Величества. Но под них, как под ценные бумаги, можно взять заём. И потратить уже его. Основанием же для займа может служить не только залог, но и Ваше имя. Вы можете выпустить в ход облигации, которые вполне могут быть выкуплены заинтересовавшимися людьми. Или же взять деньги у кого-нибудь под вексель. Хотя я бы не рекомендовал Вам занимать под имя более ста тысяч. Но смею заметить, что Мария Фёдоровна мудра. Совсем не обязательно использовать Ваше имя, деньги и имение, когда можно воспользоваться Вашим положением.

— Это как?

— Вы член императорского дома, и если не сейчас, то в будущем товарищество членом или покровителем которого Вы станните обретёт не малые преимущества. Это очевидно всем деловым людям, посему при довольно небольших для Вашего положениях потребностях, в пятьсот тысяч, Вы можете надеяться собрать эти деньги с людей привлечённых в организованное Вами товарищество. Вряд ли разумно привлекать несравненно более низкое для Вас гатчинское купечество в полные товарищи, но вот товарищами на вере они вполне могут стать, — заметив кивок наследника, Канкрин не придал ему значения и пустился в пояснения: — Товарищ на вере не участвует напрямую в деятельности, он лишь передаёт в управление капитал и участвует в разделение прибыли соответственно своему вложению. Вы, являясь единственным полным товарищем, будете вести все дела и отвечать за них всем своим имуществом.

— Да, это вполне может подойти... — немного растягивая слова, заметил великий князь.

— Есть и иной вариант. Товарищество на акциях. Оно не так привычно для наших людей, но я бы советовал подумать о нём. Многоё в нём зависит от высочайше утверждённого устава, но в целом оно привлекательно тем, что каждый из участников получает прибыль соответственно своему участию, выраженному в количестве акций. При этом он может выйти из товарищества простой продажей этих акций. Это имеет большое удобство.

— Согласен. Однако, не могу не отметить, что являясь единственным полным товарищем, я держу всё дело в своих руках, а в товариществе на акциях я не могу быть уверенным в том что товарищество будет делать то, что мне угодно.

— Но разве Вы не видите иных возможностей управлять делом, кроме прямых распоряжений, — улыбнувшись, отметил Канкрин.

— Однако, в оное товарищество я могу вложить лишь двести тысяч. Стало быть, акции на пятьсот тысяч окажутся в руках других людей, которые, возможно, тоже захотят управлять... Моим! — громко выделил слово великий князь, — Моим делом.

— И всё же, — Канкрин снова улыбнулся, — я предлагаю вам подумать и об этом способе получения денег. Именно им Вы сможете привлечь не только деньги гатчинских купчишек, но и деловых людей из столицы.

— Если я верно понимаю, то выбирать мне предстоит из товарищества на вере или на акциях. Тогда поясните мне, почему Вы полагаете, что деловые люди из столицы не захотят внести пай на вере, но вполне могут приобрести акции. Видимо есть какое-то существенное отличие.

— Разумеется, отличие есть, — Канкрин посмотрел, на часы, — Вы можете уделить нашей беседе ещё около часа, дабы я мог подробно пояснить Вам.

— У меня есть время до половины третьего. Потом я вынужден буду покинуть Вас.

— Полагаю, этого достаточно, — Егор Францевич взял лист бумаги и разделил его крестом на четыре части, — Позвольте, я начну...

Без десяти три, адъютант пригласил наследника в кабинет государя. Император выступил из-за стола навстречу сыны и улыбаясь воскликнул:

— Sasha! — Николай Павлович раскрыл объятья, — Я рад видеть тебя!

— Папа, я выехал к Вам немедля, по получению письма... — ответил наследник, покорно принимая родительский поцелуй.

— Я с удовольствием послушаю о твоих делах. Пойдём на набережную. Заодно зайдём к Александру Христофоровичу, пришли донесения из Иркутска.

Государь размашисто подписал какую-то бумагу, колокольчиком вызвал адъютанта, протянул ему толстую папку со стола и сказал:

— Передайте Егору Францевичу моё одобрение, — и обратился к сыну: — Идём. Сейчас ты мне расскажешь про новые мундиры для солдат.

Они неспешно прогуливались вдоль Невы. Наследник живо описывал императору свои задумки в области новой повседневной формы, временами показывая на себе расположение различных деталей одежды. Николай Павлович слушал внимательно, улыбка не сходила с его лица. Он благожелательно покачивал головой, иногда что-то переспрашивал, чем воодушевлял сына ещё больше.

— ...В итоге, армия обретёт дешёвую и удобную для повседневного ношения форму. — заключил великий князь.

— О, да. Немало вижу я преимуществ от подобного нововведения. Тем не менее, напомню тебе о том, что мундир есть не просто одежда, но и символ воинской чести...Рекрут поступает на службу молодым человеком на двадцать пять лет. Мундир становится его неотъемлемой частью на весь этот срок. Мундир это не просто одежда. Молодым из рекрутского депо мундир вовсе даже не положен. Они не могут считаться солдатами и не имеют права на ношение мундира и ходят в простых рубахах и шинелях, на подобии придуманных тобой. И лишь по поступлению в полк, на рядового строится мундир, который он с тех пор будет носить с честью. А за мелкие проступки солдат может быть на время лишён мундира, и тогда его бесчестье будет видно всем, — Николай Павлович, глубоко вздохнул. — Заметь, я говорю не о параде, а о каждодневности. Даже в самой обыденности мундир представляет собой не только одежду, которая должна быть удобной и дешёвой, но и символ, порождающий глубокие душевные чувства. И как всякий символ он должен быть красив и притягателен, понятен и приятен. Твое общение с Егором Францевичем весьма благотворно. Я узнаю его экономический подход. Но, что годно для купцов и банкиров, не всегда пригодно для военных. Ты никогда не задумывался, почему устав предписывает вести войска в сражение при полном параде? Ведь это так не экономно, рвать красивые мундиры в штыковых атаках. Но идущий в бой солдат знает, что может не вернуться назад. До трети полка вполне обычно может остаться на поле сражения. Люди идут на смерть. Их ведёт присяга, которая на поле боя олицетворяется знаменем и мундиром. Не рваными рубахами и тряпкой на палке, а святым знаменем и полным символичности красивым мундиром. В бой надлежит одевать все знаки отличия не только чтобы помнить о своём геройстве, но и чтобы встретить смерть красиво.... Да, я слышал ты хочешь переодеть в новую форму моих гусар и конных егерей?

— Я хотел переодеть мой конвой и гарнизонный батальон...

— Вот как, ха-ха! — рассмеялся Николай Павлович, — мало того, что ты предположил возможным, попрать устав... ха-ха!... Конечно, при условии моего благорасположения. Ты решил переодеть моих солдат, коих я определил тебе в подчинение. Ха-ха... Так более того, гусары те по прежнему лишь взвод в полку. И как ты полагал, переодеть лишь их, никоим образом, не тронув остальной лейб-гвардии гусарский полк? Также и егеря, и инвалиды? Возможно ли придумывать отдельные мундиры для каждой роты, взвода, батальона... Ха-ха! Что скажешь?

— Скажу, что я допустил досадную ошибку. Но все свои задумки я положу в отдельную коробку. Наступит день, и, может быть, тогда они придутся в самый раз.

Николай Павлович моментально перестал улыбаться. Он внимательно посмотрел на наследника и произнёс сухо:

— И это правильно. Впрочем, — тут же улыбнулся император, — могу сообщить, что в следующем месяце Василий Андреевич собирался вернуться. Уж он-то сможет научить тебя осмотрительности в нововведениях.

— Вот как, а он имеет в этом значительный опыт? — слегка улыбнувшись, поинтересовался великий князь.

— Ха, вот уж учительству-то он тебя точно сможет поучить. Я уже наслышан о твоих планах на счёт Сельского воспитательного дома. Мария Фёдоровна с большим вдохновением писала о твоих задумках. Должен предупредить тебя, что просвещение людей, помимо благ таит в себе и многие опасности. Вместе с разумностью растёт гордыня. И установленные на века порядки уже не представляются им справедливыми. Даже дворяне порой становятся бунтовщиками, а ты задумал обучать людей из низших сословий. Сколько же среди них будет вольнодумцев.

— Я полагаю, что причина кроется не в образовании как таковом. Хотя, поскольку образованный человек наблюдает мир более ясно, нежели неуч, то именно наличие образования помогает людям увидеть несовершенство мироустройства. Но зачастую образования оказывается недостаточно для того чтобы отличить настоящее несовершенство от мнимого, лишь кажущегося таковым в следствие недостатка учёности самого наблюдателя. Однако, в необходимости просвещения и подготовке большого числа образованных людей не может быть никаких сомнений. Россию ждут великие свершения. Наша страна пространна и богата, нам нужно много учёных, врачей, инженеров чтобы добыть эти богатства. Если же мы не сможем обиходить нашу землю, то её у нас отнимут. Нет у нас иного выбора, как только учить многих людей, и одних лишь дворян нам не хватит. Что же касаемо сословий низших, то всё на свете имеет своё начало. Любой древний и знатный род имеет своего основателя. Почему же такой основатель не может обучаться в Сельском воспитательном доме. Через тысячу лет его потомки будут с гордостью произносить имя сегодняшнего сироты из крестьян. И моё стремление, не дать сгинуть в безвестности дельным людям. Поднять их с низов и утвердить на место соответствующее их талантам. Поскольку не по знатности награды должны быть, а по пользе принесённой России. А чтоб среди образованных людей не росло бунтарство, они, в месте с учением, должны обретать веру в великое предназначение России и стремление служить оному.

— И ты полагаешь, что это возможно. Что в человеке не возобладает алчность или честолюбие, и он не станет служить себе, а не государству. Возможно ли так научить людей?

— Я верю в это и намерен попробовать.

— И ты знаешь, как такое сделать, — улыбнулся Николай Павлович.

— У меня нет точного ответа. Я только ещё думаю над этим. Одно мне очевидно, если людям дать образование, но не создать у них в головах полезной для России системы представлений о мире, то они начнут создавать свои системы. И пойдут эти люди по самому лёгкому пути, положат в основу всего ценность своей жизни и желаний. А потом, окрепнув в своём мировоззрении, будут бунтовать, требуя себе незыблемых прав, парламентов и конституций. Если послушать о чём говорят в салонах, почитать что пишут в различных литературных альманахах, то не сложно увидеть, что это всё говорят и пишут люди, которые строят своё мировоззрение на ценности своей личности. Самое простое это попробовать им запретить. Запретить говорить. Запретить писать. Пожалуй, так и следует поступить. Но очень важно помнить, что природа не терпит пустоты. Совершенно недостаточно одного запрета. Вместе с ним нужно предложить правильное мировоззрение. Должны быть люди, которые бы вели правильные беседы, писатели которые писали бы правильные книги. Более того поскольку России, для её величия, необходимо образовывать народ, то крайне важно чтобы были люди которые даже в ярмарочном балагане доводили до народа правильные мысли, — Саша весьма вдохновился в произнося свою речь. Лицо его раскраснелось. Руки стали описывать в воздухе какие-то фигуры, пытаясь наглядно продемонстрировать слова. Интонация то и дело повышалась, грозя привлечь излишнее внимание прохожих, почтительно сходящих с тротуара при приближении императора, — Какое же я мировоззрение полагаю правильным. Здесь тоже рассказать довольно сложно. Я представляю Россию большим кораблём, следующим к своему величию. Курс его намечен Императором, но не государь определяет цель плаванья, он лишь исполняет божью волю, ведя корабль. И вся команда собрана на корабле этой волей и объединена этой целью. И потому она должна исполнять приказы. И каждый человек на корабле должен быть готов пожертвовать всем ради достижения кораблём цели. Величие России, оно должно быть главной ценностью для каждого подданного империи. А для того, воспитанников Сельского дома я намерен научить жить единой командой, приучить их к тому, что личный успех значит неизмеримо меньше, нежели успех команды, к которой человек принадлежит. Я научу их держаться вместе. И когда они вырастут, я не прекращу влиять на них. Я создам для них журналы и газеты, устрою театры, я буду постоянно собирать их вместе и говорить им о правильных вещах. Я наполню их головы правильной системой взглядов на мироустройство, и буду следить за тем, чтобы дополнять её, не оставляя чужому мировоззрению места.