| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Долгорукий никак не реагирует на тяжкие преступления своего наследника, второго лица в государстве. Почему?
Правда, и Андрей ведёт себя аккуратно: не имея ещё, видимо, известия о смерти отца, он не идёт в Кидекшу, не ведёт дело к прямому столкновению с отцом, с его семьёй, с его городом — Суздалем, а начинает строить свой город. Не захватывая, таким образом, "имения" отца.
Странно: на Юге, в Вышгороде, вблизи отца Андрей очень жёстко, многообразно нарушает закон. "Уходит в полный отказ". А вот в Залессье ведёт себя очень "законопослушно": в первый момент он не затрагивает интересов Долгорукого.
Андрей старательно не нарушает завещания Долгорукого!
Проявляет смекалку, находит лазейку. Которую историки "видят, но не разумеют".
Кстати об историках. Карамзин, утверждая: "сей Князь, славнейший добродетелями, мог бы тогда же завоевать древнюю столицу" — ошибается.
Не только не обратив внимания на сообщения летописей о сваре, о противодействии вятших Андрею в Залессье, но забыв и о юридической невозможности, о том, что на Руси "лествица", что сын отцу — не наследник.
А вот Андрей очень чётко следует закону о престолонаследовании, русской традиции. Надо заметить, что и сама традиция в этот период ещё вполне "в силе".
Пример: Изя Давайдович последний раз садится Великим Князем Киевским. Но сохраняет за собой Чернигов. Двое русских князей приезжают к нему и стыдят:
— Не по закону, не по старине. Перешёл в Киев — прежний удел отдай.
И Изя, от "просто поговорить за закон", уступает Чернигов следующему в его роду, постоянно с ним враждующему Свояку.
Андрей действует не по Карамзину, а по актуальной правовой норме. Потому, что "норма" — не только слова, но и совокупные вооружённые силы "Святой Руси". Которые будут двинуты против преступника. Как и случилось в РИ.
Андрей идёт в Киев только тогда, когда последний из сыновей Мстислава Великого, последний претендент на Киевский трон, более высокий по "лествице" — Владимир (Мачечич) прибегает к нему в Залессье и, в самом конце 1168 года, вместе с тремя другими князьями, с депутациями пятидесяти русских городов, публично отказывается от своего "первородства", от права на Великое княжение, умоляет Боголюбского "избавить Святую Русь от киевского хищника", от своего племянника Мстислава Волынского (Жиздора). Сделавшего как раз то, от чего Андрей прежде отказался — от вокняжения в Киеве не по закону.
Столь жёстко нарушив закон в Вышгороде, сломав духовную отца, Андрей, став сам главным, не менее жёстко и последовательно следует закону в дальнейшем.
"Самые истовые праведницы получаются из наиболее бесстыдных раскаявшихся блудниц"?
Об основании Боголюбова есть две основных гипотезы.
Первая — церковная. Явилась князю во сне Богородица и повелела: "Здесь будет город заложён". Ну, он и заложил.
Другая — классовая. Монарх, опасаясь местной аристократии, основал собственную резиденцию. Сходно с основанием Великого Булгара Аламушем.
Есть третья, очевидная, но историками не формулируемая — уважение к закону.
Дело в том, что на "Святой Руси" земли, территории — не являются объектом наследования. Князья в завещаниях указывают своим сыновьям города, а не гектары. Так поступает Остомысл, отдавая законному сыну второстепенный Перемышль, а главный, стольный Галич бастарду "настасьичу". Так, указывая города, делит своё княжество между сыновьями Иван Калита.
Предполагаю, что и в завещании Долгорукого было сходно. Типа:
"Сыну Михаилу — сидеть в Ростове Великом, а сыну Всеволоду — в Суздале".
Возможно, там были перечислены и другие города Залесской земли. Дубна и Шоша, Переяславль-Залесский, Волок Ламский, Юрьев Польский, Городец Радилов...
Позже, после убийства Боголюбского, Залесские города поделятся в междоусобной войне "братьев" (Михаила и Всеволода) и "племянников" (сыновей Ростислава-Торца). Ростиславичей поддержит ростово-суздальское боярство, Юрьевичей — новые ремесленные города юго-западной части княжества, сохранившие верность присяге, данной Юрию Долгорукому относительно его преемников.
Андрей старательно блюдёт закон — он не берёт себе городов из данного батюшкой братьям. Он строит новый. Не отбирает из названного, зарегистрированного, поделенного, а создаёт своё. Новое, никому, кроме него, не принадлежащее.
Странно: почему вблизи отца Андрей выдаёт вдруг фейерверк тяжелейших преступлений, но удалясь от него поступает вполне законно, разумно, даже — остроумно?
И странности Долгорукого. Почему он не наказал немедленно церковного вора и государственного изменника? Возможно — заговорщика, безусловно — дезертира.
Андрей что-то узнал, сильно обиделся, и Долгорукий (чувствуя свои вину?) решил не форсировать, "спустить на тормозах"?
Что послужило поводом? "Запалом" для внезапного "взрыва"? Для выплеска, в форме "фонтана" тяжелейших преступлений, со стороны вполне разумного человека, кадрового офицера, сорокапятилетнего мужчины? Отчего Андрею "снесло крышу"? "Снесло" — локально. По волям отца, но не вообще.
Есть причины, а есть повод. Причины видны: разница между статусом и личностью вводят Андрея в непрерывный конфликт с миром. Которые выражается, прежде всего, в конфликте с ближайшими традиционно ориентированными персонажами: отцом, братьями, боярством. Решения Долгорукого и на Севере, и на Юге — оскорбительны и очень опасны для Андрея. На это накладываются его личная вера в господа и реликвии, какие-то разговоры и обещания бояр. Но это — причины. Медленно действующие процессы накопления противоречий, собственных интересов, их осознания.
Должен быть повод. Толчок. Событие. После которого следовать понятиям чести — воинской, княжеской, сыновьему долгу, христианскому благочестию... в обычном, прежнем виде — стало для Андрея нестерпимо. Настолько, что даже неизбежный гнев отца, государя — стал несущественным. Ведь Андрей не знал, что Долгорукого отравят. Ожидал казней, преследования. Но оставаться вблизи отца — более не мог. Даже ценой чести, веры, головы.
Что произошло там, в Вышгороде, в Киеве, в феврале 1157 года? Между приездом туда Улиты и её, с мужем и детьми, бегством оттуда? Была ли она участницей того, неизвестного историкам, события? В какой роли? В начале цепочки событий, приведшей к возникновению явления, государства, народа... "Великая Русь".
Улита — присутствует во всём этом каждый день и ночь. Та заплаканная девочка, которую Андрей повёл под венец в Кучково. Родившая ему троих сыновей и дочку. Выросшая в молодую красивую женщину. С умом, отточенным византийской школой интриг и злословия в женской половине княжеского замка в Кидекшах. Где, по воле Долгорукого, кипит и булькает странное сочетание непрерывного борделя, пьянки, госсовета, генштаба, молебствования... Где её мужа и, соответственно, её саму непрерывно пытаются загнать в омеги, в парии. Где родные братья то требуют себе преференций, то лезут под платье.
Выжить в этом гадюшнике...
"Всё, что нас не убивает — делает нас сильнее". Некоторых — ещё и умнее.
Однако: "и на Машку бывает промашка".
Носитель государственных тайн представляет собой опасность. Прежде всего — для самого себя.
* * *
— Якун не худо задумал. Как припрёт — отослать тебя в Вышгород. Сама бы побежала с радостью. А дорогой бы померла. Где-нибудь на чужой земле, на волоках. Утопла бы, как та княгиня под Усвятами.
Правдоподобно. Потащили бы её, например через Угру. Мимо Пердуновки да в то болото — "Голубой мох". Стукнули там ненароком по затылку. Ай-яй-яй! Оступилась, захлебнулась! Утопла. И тела — не сыскать. Андрей, при всём своём желании, в Елнинской волости на землях Смоленских князей вести полноценный сыск...
— Это счастье твоё, дурочка, что я твоих братцев родненьких — прежде придавить успел.
Она задёргалась, пытаясь повернуться, взглянуть мне в лицо. Но верёвка держала крепко. Наконец, ягодицы её расслабились. Выразив, таким образом, если не согласие с моими предположениями, то, хотя бы, восприятие сказанного.
— И куда... куда же мне... теперь?
— Куда? Вот я и думаю. Голову свою плешивую ради тебя ломаю! В Суздаль — смерть. В Ростов — аналогично. В Киев, Смоленск, Новгород, Рязань... те же яйца, только в профиль.
— Почему?!
— Приходишь ты, к примеру, к Калаузу в Рязань. Он, как верный вассал, шлёт тебя в Суздаль.
— А я не хочу!
— А он спрашивает — "почему"? Ты ему рассказываешь про... происхождение детей твоих. И Калауз шлёт грамотку Андрею: а отдай-ка ты мне, князь-рогоносец, Муромское княжество. А то вся Русь про позор твой узнает.
— Андрей не отдаст
— Калауз расскажет. Да и пошлёт тебя под крепкой охраной на митрополичий двор. Где ты, перед всем честным народом, во всех подробностях...
— Я не скажу ничего!
— Софочка! Ну не будь же дурой! Вся твоя будущая жизнь — суды да тюрьмы, порубы да застенки. Там такие мастера спрашивать есть... Покой тебе будет только когда Андрея завалят, да сыновей твоих съедят. Тогда ты не нужна станешь. Тогда — келья монашеская да устав суровый. До доски гробовой.
— Я... я сбегу! Спрячусь! Среди людей! В городе каком. Где никто меня не знает!
— Пустое. Кокона у тебя нет. Нет людей — родных, знакомых, которые бы тебя защитили. Вот выпущу я тебя, к примеру, в Коломне. И куда ты? В служанки? В просвирни? В рабыни на торг? Ты ж — любому видна. Видно, что не из простых. Да ещё и голова обрита. Кто б тебе хозяином не был — копать начнёт. А откуда такая... не простых кровей — взялася. Умный... сразу с рук скинет. Глупый — к Андрею отвезёт. Награды алкая, а голову теряя. Ты ж как стрела с чемерем: куда ни попала — всё отравила, порушила. Нет тебе места на "Святой Руси".
— И чего ты делать будешь?
— Думать, тётушка, думать. Как бы найти способ, чтобы хоть год-другой тебя не убивать.
Забавно видеть в самом себе, как эмоции — бешеная ненависть к этой женщине ещё два дня назад бушевавшая в моей душе, постепенно отступает. Сменяется попытками рационального мышления, просчёта вариантов, поиска оптимума... Эдак я и в гости её к себе зазову. Кстати...
Собственно говоря, уже образ кокона паутины — дал намёк. И чётко прозвучала формула: "Нет тебе места на "Святой Руси".
Сострадания у меня... вот к этой толстой белой заднице?! Заварившей кашу, от которой пол-Руси кровавой юшкой в любой момент умоется. Но... "...он щадил честь женщины и хранил верность супруге".
Если придавлю её или отвезу к Андрею, так что он будет поставлен пред выбором... Князь Андрей сделает правильный выбор. "Правильный" — с точки зрения государственных интересов и правосудия. И обозлится на меня за то, что я заставил его выбирать, принимать такое, необходимое, но — тяжёлое, решение.
Дальше я стану кандидатом в ближайшие покойники.
Её невозможно нигде спрятать, её невозможно никому сбагрить, её нельзя даже убить... Вот же засада!
— Есть лишь одно безопасное для тебя место. Всеволжск. По "Указу об основании", князем Андреем даденным, со Стрелки выдачи нет. Остановит ли его — закон его собственный? — Не знаю. Там я могу засунуть тебя в дебри дремучие. Тамошним лесовикам дела русские — не внятны, княгинство твоё — по глазам не бьёт. Там мои люди за тобой присмотрят, ежели что — защитят. Будешь кашу варить да воду носить. Не высовываться. Глядишь — и поживёшь чуток.
Но что и как сказать Андрею? Так, чтобы он не взбеленился? Думай, голова, думай.
Идёт где-то по Оке мой караван из Пердуновки. Идёт по Клязьме караван "подъюбочников" из Владимира. Идёт, наверное, с Низу, от Булгара караван низовских купцов. Может, и ещё есть. И тут я. В сети. В сетке русских рек. С "чемоданом без ручки".
От Яузы до Оки — 180 вёрст, от устья Москва-реки до Волги — 850. Тыщу вёрст в одной лодке со взведённой бомбой.
"Ты неси меня, река,
За крутые берега,
Где поля мои, поля,
Где леса мои, леса".
Неси-неси... Может, и я снесусь. В смысле: чего-нибудь придумаю.
Конец семьдесят шестой части
copyright v.beryk 2012-2021
v.beryk@gmail.com
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
