— Впрочем, Вы сами можете решать, что Вам публиковать. Надеюсь, цензор одобрит Ваши решения. Что же касательно цели Вашего журнала, то она представляется мне следующей. Ваш читатель, представляется мне человеком военным, в чинах от обер— до штаб— офицера. Он любознателен и стремится нести службу надлежащим образом. В Вашем журнале он хочет найти статьи, которые помогут ему, откроют ему суть военной службы, подскажут хитрый манёвр на поле боя, расскажут ему о слабых и сильных сторонах врага. Исходя из этого, Ваш журнал и должен публиковать статьи о воинских хитростях, о славных подвигах русских воинов, о тех усовершенствованиях, что офицер может сам провести у себя в полку. Я с удовольствием прочитал об ударных ружьях в вашем журнале, но нужно ли это обычному офицеру стремящемуся служить надлежаще. А вот рассказ о сути дисциплины полезен любому военному. Повторюсь это моё мнение, я лишь хотел изложить Вам его с надеждой, что оно окажется Вам полезно.

— Спасибо Ваше Императорское Высочество, я учту Вами сказанное. Я так понимаю, что и о новых пулях Вы не позволите мне написать заметку.

— Не раннее чем эти пули поступят в армию и тогда Вы в своём журнале сможете пояснить офицерам, что это за пули, каковы их достоинства... но не ранее чем пули попадут в полки.

— В Ваших словах...

Внезапный грохот прервал их беседу. Со стрельбища раздались крики. Великий князь помчался на место взрыва. Когда он добежал, то увидел солдата, катающегося по земле с прижатыми к лицу руками и дико воющего.

— Держите его! — крикнул великий князь.

Солдата придавили спиной к земле. Осторожно отняли от лица руки. Увиденное сначала испугало наследника, но в следующую секунду он уже смотрел на это обожженное лицо с рассечённой щекой вполне спокойно. Ему даже подумалось, что повреждения не настолько серьёзные, а солдат просто испугался. А спустя ещё пару секунд великий князь, упав на четвереньки, очищал свой желудок. На этом стрельбы оказались сорванными. Солдата утащили к лекарю. Великий князь, обведя оставшихся на стрельбище распухшими покрасневшими глазами, простился с гостями и приказал Чернявскому проводить его до спальни. Он шёл, пошатываясь на ослабевших ногах. Мысли его путались. Лишь непонятное желание упасть в кровать, уткнуться лицом в подушку и накрыться с головой одеялом заставляло его двигаться. Чернявский шёл чуть сзади готовый в любой момент подхватить своего шефа. Это осознание молчаливой поддержки наполнило сердце Саши теплотой к этому человеку. Хотелось повернуться к нему, уткнуться лицом в его доломан и заплакать. Но что-то удерживало, заставляя предпочесть подушку.

* * *

15 августа 1827, Гатчина

Сразу после завтрака великий князь направился к фельдшеру гарнизонного батальона, чтобы лично справиться о здоровье рядового Мякишева, пострадавшего на недавних стрельбах. Огибая по алее дворцовые пруды, он остановился и около минуты, молча, наблюдал за подросшими к осени утками.

— А что, Семён Алексеевич, — внезапно заговорил наследник, — коль уж мои начинания столь опасны, не надлежит ли иметь при моей особе врача? Возможно, мне не составит труда привлечь на службу какого-нибудь молодого эскулапа. Полагаю, это будет не очень обременительно для моего кошеля, а молодому врачу позволит составить карьеру.

— Врач при особе из императорской семьи, есть дело настолько важное, что без прямого указания государя решено быть не может. Даже более того, не приветствовуется и инициатива в этом деле. Никто из ваших наставников не посмеет обратиться государю с подобным предложением. Если только Вы сами, причём дадите определённо понять, что Ваше желание никоим образом не порождено чьим-то советом.

— Не знал, что это настолько затруднительно. Видимо, придётся оставить эту мысль до поры. Впрочем, мы излишне задерживаемся. Поспешим. День ещё не перешёл за половину и можно успеть многое.

Палата, в которой лежал Мякишев, была рассчитана только на две койки. При желании можно было попробовать поставить ещё одну поперёк, но столь малое помещение для целого батальона несколько озадачило великого князя.

"Видимо, в случае поветрия больные просто оставляются в казармах" — подумалось ему.

Забинтованный Мякишев лежал на спине, и еле слышно постанывал.

— Как ты, голубчик? — шёпотом поинтересовался великий князь.

— Кто здесь? — Спросил больной. Фельдшер не церемонясь обмотал тряпками голову больного целиком, не заботясь о возможности того видеть происходящее вокруг.

— Тебя спрашивает Его Императорское Высочество! — объявил Юрьевич.

— Тише, — шикнул наследник. — Надеюсь, ты, Трофим, скоро поправишься.

— Не беспокойтесь, Ваше Императорское Высочество, — бодро заявил раненый, — на мне как на собаке всё заживает.

— Возможно. И фельдшер говорит, что ты ранен не опасно. Лицо обожжено, да щеку порвало. Я распорядился, по твоему выздоровлению выдать тебе пятьдесят рублей.

— Благодарствую.

— Ты поправляйся, братец. Красота для мужчины не главное. Жив и слава богу. Я знаю, ты не женат, хочешь невесту тебе подберу, — великий князь на секунду замялся, но вскоре подобрал слова, — а впрочем, ты и сам справишься. А я уж позабочусь из тебя завидного жениха сделать.

— Благодарствую, Ваше Императорское Высочество, да только, долго жил я без семьи, теперь уж не стоит и начинать. Молодую брать, жизнь ей ломать, вдову — чужих детей растить. Я уж лучше как раньше.

— Ну, бог с тобой. Хоть мне и не понять тебя.

На обратном пути во дворец, наследник был весьма задумчив. Размышления о пенсионном содержании отслуживших солдат терзали его. Он разрывался между желанием социальной защиты для обездоленных и ощущением не безграничности казны:

"Проблемы пенсионного фонда двадцать первого века встают в полный рост и здесь. И хоть империя и не обязалась быть социальным государством, однако не следует бросать отслуживших ей верой и правдой. Но и держать их на пансионе тоже не получится. Доходы казны весьма ограничены, а расходы... расходы бесконечны. Начнёшь платить нормальные пенсии, не хватит денег армию перевооружить, железные дороги и заводы построить... Богатеев обязать тоже не получится. Они потому и богатеи, что людей молодых и здоровых отжимают досуха и выбрасывают... Как там у Некрасова: " А по бокам-то всё косточки русские. Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?"... Всякое большое дело у нас, да и не только у нас, сопровождается бесчисленными человеческими жертвами. Английские рабочие тоже дохнут пачками. А ещё больше мрёт всяких бесчисленных индусов и негров... Отставных в империи конечно не оставляют без вспомосуществования. Но его не достаточно. Его всегда недостаточно... Я помню, как в двадцатом веке дяди в телевизоре с придыханием рассказывали о европейских пенсионерах, путешествующих по всему миру, пока отечественные бабушки просили милостыню у метро...

Нет, вообще нельзя так подходить. Мы божье тягло тащим. Каждый на своём месте. Каждый до последнего вздоха. Не может быть пенсий, а только перевод на другую, менее тяжкую работу. Любого пенсионера или инвалида надлежит пристроить к лямке, дабы он, как и прежде, тащил общее тягло. И это дело богоугодное, сделать так чтоб каждый в любом своём состоянии мог выбрать лямку по себе. Вот в этом должна заключаться социальная защита, в создании рабочих мест для всех. Для самых убогих в государстве должна найтись работа...

Впрочем, капитализм говорит нам о другом. Совершенно никакой необходимости нет в том, чтобы слепые клеили конверты. Специальная машина делает это быстрее и с меньшими затратами. Вообще любой труд инвалидов не выдерживает конкуренции с машинами. Никакой, кроме интеллектуального. Но на интеллектуальный труд даже в двадцать первом веке способны далеко не все.

Допусти, что Мякишев ослеп. Куда я его пристрою? К какому труду? Какой из него интеллектуал, конкурирующий со зрячими? Впрочем, есть у него то, что отсутствует у машины, да и у молодого и здорового парня. У него есть опыт. И слепого Мякишева я мог бы пристроить гардеробщиком в сельский воспитательный дом. Но не для того чтобы он пальто принимал, а для того чтобы он мог про жизнь поведать малым пацанам. Так сказать, пустить его по педагогической стезе.

Но это Мякишев, а детей-инвалидов куда? Со скалы сбрасывать? Где для них найти лямку. Что они могут? Конверты клеить? Так, конвертоклеятельный аппарат в разы полезнее будет. В сфере услуг их тоже не применишь. В чём их тягло? Может в том чтобы мы заботились о них и не чувствовали себя людьми с очерствевшей душой?.. Это надо бы с отцом Герасимом обсудить. Тогда, таким самое место при церкви. Ну так, опять всё сведётся к "подайте на храм". Кстати, начну дорогу строить, надо будет солдатами по побирушкам пройтись..."

С такими мыслями великий князь прибыл во дворец. Оставшийся день он решил посвятить созданию из дерева функционального макета паровоза. Он давно уже задумал сделать такую модель, и неоднократно тратил на неё время. Но дела и постоянные разъезды не давали закончить начатое. Сегодня, он решил завершить это дело. Однако, около пяти часов его оторвали от работы. Генерал-майор Ратьков прислал ординарца с просьбой этим же вечером навестить его в штабе бригады гвардейских инвалидных рот, командиром которой он состоял в настоящее время.

Около восьми великий князь, недоумевающий от необычности и неуместности приглашения, но, тем не менее, решивший уважить пожилого ветерана великой войны, вошёл в кабинет Ратькова, оставив сопровождающих в приёмной. Поздоровавшись, гостеприимный хозяин предложил наследнику престола расположиться на мягком диване не далеко от рабочего стала. Сам же Авраам Петрович присел рядом с диваном в неглубокое кресло. Он некоторое время молчал, видимо, не решаясь начать разговор. Вскоре взгляд его скользнул по пустому столику.

— Изволите ли чаю?

Получив согласие, Ратьков заметно оживился. Отдал распоряжения ординарцу. Но стоило ему вернуться к разговору с наследником, прежняя скованность вернулась. Он с заметным усилием подбирал слова:

— Ваше Императорское Высочество... прошу простить меня за это приглашение... которое могло показаться Вам весьма неучтивым. Крайние обстоятельства вынудили меня искать с Вами беседы в столь непривычных для нас обоих обстоятельствах...Начну с главного. Сегодня утром я был у государя. Учтя мой опыт бригадира гвардейских инвалидных рот и бывшего командира гвардейского гарнизонного батальона ... — Ратьков шумно выдохнул, скомкав вступление и официальное наименование подразделений. — Государь поручил мне создать бригаду гарнизонных рот в Великом княжестве Финляндском.

— И вы согласились? — не скрывая улыбки радости, вскочил с места великий князь.

— У нас, гатчинцев, так заведено. Если ты служишь, то ты служи, где государь тебя поставит, не выбирая. А если не в силах службу нести, уходи в отставку. Я же полагаю своей судьбой умереть, служа, — Ратьков улыбнулся, прикрыв веки. — Но это не всё. Памятуя о Вашем интересе к делам финляндским, государь поручил Вам быть шефом бригады, а мне надлежит стать Вашим наставником в деле учреждения воинских полков. Именно этим и объясняется моя неуверенность. Мне никогда ранее не доводилась быть наставником у молодого человека, превосходящего меня положением. И полагая, что обычный порядок тут не применим, я не нахожу способа устроить всё наилучшим образом.

— Я помогу Вам, — решительно заявил великий князь. — Государь по мудрости своей уже устроил всё наилучшим образом. Я столь рад его решению, что обещаю быть послушным воспитанником. Я никогда не посмею публично сомневаться в Ваших словах, от Вас же прошу не только научать меня, но и пробовать в деле мои идеи об устройстве бригады, которые я обязуюсь сообщать Вам исключительно наедине.

Ратьков усмехнулся, что заставило великого князя тут же искать спасения в словах:

— Если же мои новшества принесут беду, я лично буду перед государем с покаянной головой. Если же случится успех, это всецело Ваша заслуга...

— Опомнитесь! — Нахмурившись, хлопнул ладонью по столу старый генерал-майор, но тут же спохватился: — Прошу простить меня Ваше Императорское Высочество. Видите, мне крайне сложно соблюсти все тонкости нынешнего положения.

— Ну что Вы, Авраам Петрович, — улыбнулся наследник престола. — Знаете, Мария Фёдоровна однажды обмолвилась мне, что воспитатель моего отца генерал-лейтенант Ламздорф, назначал ему наказания розгами. Я не стремлюсь к тому, чтобы Вы приказывали пороть меня. Я лишь хочу указать на то, что по ребячеству своему я временами забываюсь, и хороший генеральский окрик принесёт одну лишь пользу. Главное, чтобы всё это не подвергалось широкой огласке, и даже будучи достаточно известно в свете не наносило ущерба чести. Я же лично не вижу ничего скверного в том, чтобы почитать как своего наставника седовласого генерала, ветерана великой войны. И прошу Вас, относитесь ко мне с той строгостью и доброжелательностью, с какой Вы относились бы к сыну.

— Ах, полно, — Ратьков махнул рукой и улыбнулся, — вижу в Вас хорошего ученика Михаила Михайловича. Я же много проще. Впрочем, как я говорил уже, выбора у меня нет. Государь попросил, и я не смею отказаться.

— Уверяю, Вы не пожалеете. Нас ждёт тяжёлый и интересный труд. В этой бригаде мы воплотим всё лучшее, она станет потешным полком для новой русской армии. Мы дадим ей лучшее оружие, мундиры... в ней будут служить лучшие во всей империи солдаты.

— Теперь я точно вижу, Вам по нраву идея государя.

— О, я нескромно предполагаю, что это моя идея, — улыбнулся великий князь. — И я рад, что государь согласился с моим мнением о том, что дела в княжестве идут не благополучно и первым делом к исправлению надлежит считать создание отдельных войск, для подавления возможных волнений. Оные, полагаю, непременно будут при изменении установлений в княжестве в пользу короны.

— Ну, что ж. Возможно. И с чего же надлежит начать?

— С чего... начать?.. — великий князь в задумчивости прошёлся по кабинету взад вперёд. Остановился перед окном. Некоторое время смотрел в него. — Начать надлежит с понимания целей, для которых государь дал нам это поручение. А их я вижу две. Создать в княжестве военную силу способную быстро погасить волнения, которые весьма возможны при реформах проводимых короной. И второе, научение наследника престола. Вы согласны со мной.

— Мне представляется это очевидным.

— Прекрасно, тогда, для достижения этих целей, нам предстоит решить ряд задач. Бригада при всей своей немногочисленности должна держать под рукой все земли княжества. Служба должна быть поставлена таким образом, чтобы в надёжности солдат и офицеров не возникало ни малейших сомнений. Бригада должна быть обучена воевать не только с войском противника, но и с бандитами. Офицеры и солдаты с одной стороны должны хорошо знать финляндскую землю и финляндцев, с другой они должны быть готовы уничтожать их во имя короны. Ну и наконец, для научения наследника надлежит изыскивать и применять самое лучшее оружие, изобрести наилучший устав и вообще сделать эту бригаду во всех смыслах образцовой. Лучше петровской гвардии.